Хейвен вернулась. Она обвела взглядом знакомую маленькую комнату. Серебристые облака парили над высоким потолочным окном, под которым стояла неприбранная кровать. На краю туалетного столика стояла свеча. Она словно бы ожидала слабых лучей солнца, чтобы окончательно погаснуть. Взгляд Хейвен возвратился к зеркалу, стоявшему перед ней. Она распрямила локон светлых волос и заправила за ухо. В зеркале отражалась не она, но это лицо ей было знакомо так же хорошо, как собственное. Большие карие глаза, подведенные краской для век. Улыбающиеся губы в форме лука Купидона. В который раз она увидела, как тонкая рука с гранатовым перстнем разглаживает ткань платья, расшитого золотом. Хейвен почувствовала, как кончики ее пальцев прикасаются к тонкому шелку.

Девушка в зеркале ждала. Стрелки часов на каминной полке замерли на без пяти шесть. Время текло мучительно медленно.

За стенами дома завывал осенний ветер. Стонали деревья в парке, который, как знала Хейвен, находился в соседнем квартале. Потрескивающий в камине огонь прогонял осенний холод. Но девушке не нужно было тепло огня.

Она услышала стук женских каблучков по булыжной мостовой. С трепещущим сердцем она пробежала по дощатому полу к окну, стараясь, чтобы каблуки ее шлепанцев не провалились в щели между половицами. Раздвинув бархатные шторы, она выглянула в окно. По тихому узкому переулку рука об руку прошли две женщины в шубах. Такие шляпы и туфли не носили уже почти сто лет. Женщины прошли мимо дома. Девушка вздохнула с облегчением, когда они наконец скрылись из виду. Меньше всего ей хотелось, чтобы к ней явилась мать — сегодня, когда им предстояло впервые остаться наедине.

Она бросила взгляд на скелет строящегося вдалеке небоскреба и снова быстро посмотрела вниз. В переулке появился темный силуэт. От волнения девушка начала дышать чаще. Мужчина остановился около двери ее дома и, почти незаметно повернув голову вправо и влево, проверил, нет ли кого-нибудь на улице. Она услышала, как поворачивается ключ в замке. На лестнице, ведущей на верхний этаж, зазвучали тяжелые шаги.

Через мгновение он переступил порог ее комнаты. Пальто он перебросил через руку, в другой руке держал шляпу. Его темно-рыжие волосы были взъерошены, зеленые глаза сверкали. Краешки рукавов старомодного твидового пиджака слегка обтрепались. Она встретила его в дверях и обвила руками его шею. Он уронил пальто на пол и прикоснулся к ее спине холодными пальцами. А потом его влажные губы встретились с ее губами. Она прижалась к нему, чувствуя, как согревается его тело под слоями хлопка и шерсти.

— Я ждала тебя целую вечность, — проговорила она.

— Теперь я здесь, — прошептал он, проводя руками по ее телу.

— Этан, — пробормотала она.

Внезапно комната озарилась ослепительной вспышкой.

Хейвен Мур стояла на табуретке перед открытым окном и всеми силами старалась не вертеться. Всю зиму в ней нарастало странное волнение, а как только начало теплеть, она совсем перестала спать и не находила себе покоя. Ей ужасно трудно было усидеть на одном месте. Казалось, каждая клеточка в ее теле танцует.

За высокими горами, кольцом окружавшими Сноуп-Сити, что-то ожидало ее, и волнение стало почти нестерпимым. Хейвен хотелось выпрыгнуть в окно. Почему-то она была уверена, что ветер понесет ее над верхушками деревьев и опустит на землю именно там, где ей нужно оказаться. На месте ее держала только рука Бью, сжимавшая подол платья, которое он шил.

— Хейвен, иди сюда и найди пульт!

Визгливый голос бабушки вывел Хейвен из раздумий. Она вздрогнула и неловко спрыгнула с табуретки.

— Черт побери, Хейвен! С каких пор ты стала такой неуклюжей?

Хейвен услышала звон упавшей на пол иглы и увидела, что Бью сунул в рот уколотый палец.

— Ах, бедняжка. — Хейвен погладила растрепанные светлые волосы Бью. — Я сейчас вернусь. Имоджин вечно садится на пульт. Наверняка он у нее под задницей.

— Может быть, сходить за ломиком? — предложил Бью.

Он выпрямился во весь свой шестифутовый рост и одарил Хейвен веселой ухмылкой. Она показала на потолок. Бью, похоже, забыл о том, что буквально в нескольких дюймах над его головой вращается вентилятор.

— Тише ты! — сдавленно смеясь, проговорила Хейвен, распахнув дверь спальни. — Хочешь, чтобы тебя выгнали и больше никогда не пускали?

Босые ступни Хейвен застучали по половицам. Ей нравилось бегать вот так — тяжело, совсем не по-дамски. Когда Хейвен промчалась по лестнице, из кухни в коридор вышла ее мать. Вытирая руки фартуком, она укоризненно покачала головой и показала Хейвен четыре пальца, облепленных бисквитным тестом. Хейвен перешла с бега на шаг и стала ступать легче. Подшучивать над бабушкой было весело, но следовало остепениться. Четыре месяца образцового поведения — не такая уж большая цена за свободу. В сентябре она станет студенткой института технологии моды в Нью-Йорке — за горами, в шестистах милях от Восточного Теннесси.

Шторы в гостиной были плотно закрыты. В сумраке даже цветастые обои казались серыми. Имоджин Снайвли сидела в кресле с шелковой обивкой. Спину она держала прямо, а ноги скрестила в лодыжках. Она недавно вернулась из парикмахерской, и ее серебряные седины были уложены в высокую прическу. Хейвен остановилась на пороге и обвела комнату взглядом — все ли на своих местах. Старуху многое могло возмутить. Засушенный цветок, засунутый в букет из летних роз, спущенная петля на чулке. Хейвен заметила мазок, оставленный ею на зеркале над камином — идеальный отпечаток большого пальца в правом нижнем углу — и негромко рассмеялась. Такая у них была игра, и сегодня Хейвен вырвалась вперед.

— Что смешного? — сахарным голоском осведомилась бабушка Хейвен. Таким голосом она говорила всегда, пытаясь заманить жертву в западню.

— Ничего, мэм.

— Этот мальчишка еще здесь?

— Бью, — поправила ее Хейвен.

— Прошу прощения?

Хрупкая рука бабушки потянулась к очкам, лежавшим на столике рядом с креслом.

— Его зовут Бью.

— Я знаю, как его зовут… — Надев очки, Имоджин смерила внучку взглядом. — Хейвен, что это на тебе, хотела бы я знать?

Хейвен, одетая в черное платье с низким вырезом, медленно повернулась на месте.

— Нравится моя обновка? Я вот думаю: не пойти ли в нем завтра в церковь?

Имоджин Снайвли от возмущения выпучила глаза.

— Ни одна из моих бабушек не предстала бы перед Господом с оголенной…

— Не падай в обморок, Имоджин. Я шучу. Мы шьем это платье для Бетани Грин. — Хейвен вздохнула и сунула руку под подушку, на которой восседала хрупкая старушка. Выудив из-под подушки пульт, Хейвен включила телевизор. — Тебе какой канал?

— Вот чертовка! — процедила сквозь зубы Имоджин. — Включи пятичасовые новости.

Хейвен нажала несколько кнопок на пульте, и на экране появился ведущий известного шоу, где обсуждались последние сплетни.

— Пожалуй, с новостями ты немного поторопилась, — сказала Хейвен. — Посмотришь это пока?

— И когда только передачи стали такие мерзкие? — проворчала ее бабушка. — Ну ладно, если больше смотреть нечего, включи хотя бы звук.

Хейвен нажала кнопку. По низу экрана поползла полоска уровня громкости.

«…девятнадцатилетний плейбой вернулся в Нью-Йорк вчера поздно вечером, всего за несколько часов до похорон отца. Несмотря на то что в последние годы их отношения были напряженными, осведомленные источники сообщили нам о том, что…»

Хейвен не могла оторвать глаз от экрана. Загорелый, красивый молодой человек выскользнул из черного «Мерседеса». Вспышки фотокамер озарили лобовое стекло машины. На миг молодой человек задержал взгляд на папарацци. Его лицо было мрачным, непроницаемым, но вдруг уголки его губ тронула усмешка.