С некоторой тревогой мы ожидали нового шифра, объявленного 1 апреля вместе с новыми позывными. Однако к вечеру того же дня он был уже раскрыт. Система новых позывных также была вскоре раскрыта.
Известный интерес для нас представляла радиосвязь между итальянской главной квартирой в Удине и отдельным корпусом в Валлоне, хотя ею сравнительно мало пользовались благодаря исправности подводного кабеля между Корфу и Италией. Тем не менее, преодолев первоначальные затруднения, наши мощные станции Сараево, Петервардейн, Мостар, Каттаро и Скутари добыли ряд важных сведений, передача которых продолжалась по шифру «Cifrario rosso». Кроме того, станции Скутари было передано все, относившееся к шифрам итальянского флота. В кратчайший срок она использовала эти материалы и оказала поддержку морской станции из Пола. В самой Албании итальянцы пользовались шифром «Менгарини», ключ которого был мною приобретен еще в мирное время. Это сослужило хорошую службу нашей радиостанции в Скутари и германскому дешифровальному отделу в Ускюбе.
Глава 24. Диверсии
Во время подготовки большой наступательной операции наша авиация произвела значительное число бомбардировок, а наша агентура выполнила диверсионные акты, имея главным объектом гидроэлектростанции, игравшие особо крупную роль в Италии в связи с недостатком угля. В виде реванша итальянцы произвели воздушную бомбардировку Лайбаха.
В дальнейшем нападения, направленные к расстройству работы гидроэлектростанций, усилились, благодаря новому германскому изобретению в области подрывного дела. Достаточно было сбросить в водопроводный канал подводные трубки в форме палочек, как последние под определенным давлением воды взрывались и, разрушая водопроводные трубы, надолго выводили станцию из строя. Взрывы, произведенные одновременно [143] в разных пунктах, могли нанести очень крупный ущерб. Разведотдел юго-западного фронта решил сочетать эти нападение с разрушением мостов через Пиаве, что должно было затруднить переброску войск с Изонцо на тирольский фронт. К осуществлению этих нападений были привлечены добровольцы из солдат и наиболее надежные агенты. К несчастью, их инструктировали всех вместе, т. е. допустили ту же ошибку, что и полк. Батюшин в Варшаве.
Лица, отобранные для подрывных актов, были направлены через Швейцарию, причем они были сгруппированы по двое. В Лозанне один из них, итальянский дезертир Стампи, давно уже работавший у нас агентом против Италии, неожиданно заявил своему спутнику, что у него нет охоты заниматься этим делом, и сдал свой чемодан с подрывными средствам на хранение на вокзале. Спутник его вполне резонно сообразил, что Стампи выдал весь план итальянскому консулу в Лозанне, и вернулся назад, не выполнив задачи. Однако было уже поздно предупредить остальных.
Другая пара состояла из талантливого разведчика Ларезе, блестяще выполнившего ранее ряд труднейших заданий, и некоего Маддалена, к которому Ларезе питал большое доверие. Маддалена на территории Швейцарии сохранял вид воодушевленного сторонника, с радостью извещая об удавшемся разрушении динамитного завода в Ченжио и предостерегая Ларезе от Стампи, когда узнал о предательстве последнего.
У Ларезе произошла задержка с паспортом, и Маддалена выехал в Италию раньше. Оттуда он вскоре вернулся и сообщил о произведенных им повреждениях двух мостов через Пиаве. Итальянские газеты это подтвердили, действуя согласно указаниям итальянского генштаба, с которым Маддалена успел договориться относительно захвата агентов-подрывников. Дабы ослабить осторожность Ларезе, он очень пренебрежительно отозвался об итальянской охране. Очевидно, он был шпионом-двойником, сумевшим ловко нас обмануть. В начале мая Ларезе и Маддалена выехали в Италию, причем Ларезе отправился в Терки для диверсионного нападения на расположенный там крупнейший военный завод Италии. Произведя, по своему обыкновению, тщательную подготовку, он уже собирался опустить мину в воду, но в этот момент был арестован и предан военному суду в Лишне. Его участь разделили генуэзец Данте Пегаадано и триестинец Ренато Гатти, участвовавшие в разрушении динамитного завода Ченжио и в поджоге Генуэзского порта. Одновременно судился и Джузеппе Нумон, против которого не было никаких улик. С изумительным [144] спокойствием Ларезе заявил председателю военного суда подполк. Де-Чезаре:
«Вы осудите меня на смерть, и это будет справедливо, но для меня это ничего не значит».
Прокурор Майорано дал при этом не особенно лестную оценку итальянской контрразведке:
«В Италии следует отметить два периода борьбы со шпионажем. В начале войны по всему Адриатическому побережью прошла волна массовых доносов и подозрений. Особенно преследовались священники и монахи. Достаточно было зажечь свет в каком-нибудь монастыре, чтобы его сочли за сигнализацию противнику. Был начат целый ряд процессов против монахов, но все они закончились признанием полной их невиновности. После этого периода величайшей недоверчивости шали в другую крайность. Лишь благодаря счастливому случаю (правильнее, благодаря Маддалене. — Авт.), нашим властям попалась в руки сеть организованного шпионажа».
Ларезе был расстрелян; другие подсудимые были присуждены к вечной каторге. Итальянские газеты, уделявшие много места сенсационному процессу, не могли отрицать героического спокойствия, которое Ларезе сохранил до последней минуты жизни. Примененные им мины они называли «чудом техники», но, разумеется, пользовались случаем упрекнуть Австрию в варварстве за нападение на заводы.
Как бы то ни было, из-за неосторожности нашей разведывательной службы мы, потеряли в лице Лареэе одного из своих способнейших работников.
Глава 25. Пятое сражение на Изонцо в марте 1916 г.
13 марта 1916 г. началось долгожданное пятое сражение на Иэонцо. Снова оно не дало итальянцам успеха. Тем не менее, наше наступление было значительно задержано. Мы рассчитывали на мягкую зиму, упуская из виду, что при такой зиме в Тироле наибольший снегопад обычно бывает в конце зимы. Действительно, негостеприимные торы, через которые должны были наступать 3-я и 11-я армии, оставались до середины мая непроходимыми.
Таким образом, почти два месяца обе армии находились в южном Тироле, где вместе с ними расположился и штаб юго-западного фронта. Все это нельзя было скрыть от населения. [145]
В глубоком тылу неизбежно должны были заметить эшелоны, направлявшиеся в Тироль. Кроме того, несмотря на заградительный кордон у перевала Бреннер, из южного Тироля ежедневно отправлялись больные, которые должны были освободить места в лазаретах для приема ожидавшихся раненых. В связи с этим распространялись слухи о предстоявшем большом наступлении. Даже день, первоначально намеченный для начала наступления, — 1 апреля, был известен.
Если при наличии всего указанного итальянская агентурная разведка все-таки не дала своему командованию нужных данных, то это говорит не в ее пользу. Кадорна, по его словам, лишь 22 марта получил первые сведения о концентрации войск в Трентано. Он, однако, не верил в возможность наступления крупными силами через торы. Возможно, что его скептицизм основывался отчасти на том, что в течение долгого времени на этом участке ничего не происходило. Это ведь ввело в заблуждение и общественное мнение Австро-Венгрии. Среди населения существовало мнение, что командование решило отменить план вследствие измены офицеров и произвести длительную перегруппировку. Командование вынуждено было энергично противодействовать распространению слухов, в котором участвовали сами офицеры, применяя к сплетникам суровые наказания.
Кадорна также был введен в заблуждение тем, что разведывательные поиски итальянцев у Рива и Сугана обнаружили лишь те части, которые там стояли раньше. Но все же итальянцы перебросили некоторые свои части с Изонцо в 1-го армию, против которой был направлен наш главный удар. На тирольский фронт прибыли также отдельные бригады из вновь сформированных полков.
