«Похоже, у жуликов был настоящий закупочный перечень, который возглавлял Вермеер, притом хороший Вермеер 1600-х годов — периода наивысшего расцвета его творчества», — комментирует Франклин Робинсон, эксперт по голландской живописи и директор Музея изобразительных искусств при школе дизайна на Род-Айленде. Улов составил как минимум $ 200 миллионов. Но отыскать не удалось ни одной вещи. В марте 1992 года ФБР настолько потеряло надежду, что поместило объявление в лондонской «Таймс», предлагая награду в 600 000 фунтов стерлингов за наводящую информацию, которая позволила бы арестовать похитителей, — что, как говорят, очень не понравилось Скотленд-Ярду.

В мае 1986 года из загородного дома в графстве Уиклоу в Ирландии было украдено 17 картин общей стоимостью 30 миллионов фунтов стерлингов, включая еще одного Вермеера («Женщина, пишущая письмо при служанке»), Гойю, Франса Гальса и Веласкеса. Они входили в большую коллекцию, подаренную Ирландии сэром Альфредом Бейтом.

Вскоре шесть картин было возвращено, но остальные одиннадцать так и не найдены до февраля 1990 года, когда в Турции при попытке продажи была обнаружена работа голландского мастера XVII века Габриэля Метцу. Мадам Грае и другие полицейские эксперты считают, что эта попытка продажи была вызвана стремлением добыть денег для «лояльных» добровольческих сил Ольстера — Ирландской анти-ИРА — полувоенной организации.

В июле 1990 года в один из будних дней, вскоре после того, как Лувр открылся, неизвестный грабитель перешагнул канат ограждения перед картиной Ренуара «Портрет женщины» и быстрыми взмахами бритвы вырезал картину из рамы. Шедевр был подключен к охранной сигнализации, но, как позднее объяснил Жак Саллуа, глава Министерства музеев во французской правительстве, вор действовал «с крайним проворством». На этой же неделе и тем же методом кто-то украл «Портрет Моналюччии» Эбера из небольшого музея Эбера и пейзаж Поля Ею из музея Карнавале. Министерство музеев оперативно распорядилось закрыть музей Эбера и еще четыре маленьких музея для индивидуальных посетителей: в будущем разрешено посещать их только группами в сопровождении гида.

Возможно, по численности группа Элизабет Грае невелика, но она играет роль обратно пропорциональную своим небольшим размерам.

«В среднем в год выдается около 200 извещений на розыск произведений искусства, — делится она. — Я это делаю не по своему желанию. Предполагается, чтобы НЦБ сначала делали запрос, а я ввела за правило выдавать извещение, даже если НЦБ не обратились ко мне. Мы понимаем, что страны-члены платят взносы и имеют право на помощь и оперативную информацию. Но в прошлом году я поняла, что мы публикуем извещения и обращаемся за международной помощью и в тех случаях, когда это не всегда оправдано.

И вот сейчас я выработала новые критерии. Во-первых, кража должна иметь международный характер. Иногда это трудно установить. Безусловно, если украдены Рембрандт или Вермеер, то кража автоматически приобретает международный резонанс из-за мастерства художника. Но в других случаях может не быть столь явной связи. И НЦБ должны производить свою собственную оценку. Они знают содержание своих уголовных дел, а я — нет.

Второй критерий — произведение действительно должно быть шедевром. Я уже не выдаю извещений на ювелирные изделия — кроме исключительных случаев, — потому что не считаю большинство из них произведениями искусства». (И тут она показала мне извещение по одному из таких «исключений». Это был крест, вырезанный из цельного изумруда, с тремя бриллиантами на каждом из четырех концов, укрепленный на крестовине желтого золота. Когда-то он принадлежал королеве Испании Изабелле II. Его украли в поезде, следовавшем из Женевы в Париж в ноябре 1989 года, а извещение запросило французское НЦБ.)

Мое третье требование — должна быть фотография. Бесполезно рассылать извещение, имея под рукой одно лишь описание. Я поражаюсь, как много украдено шедевров — и нет ни одной приличной фотографии.

И наконец, украденный предмет должен иметь действительно значительную ценность. Иногда бывает трудно определить цену, особенно если имеешь дело с предметами религиозных культов, но мне очень хотелось бы, если это вообще возможно, чтобы НЦБ сами определяли цену».

Жан Непот опережал свое время. Еще в июне 1972 года он внедрил систему ежегодных извещений «Двенадцать наиболее ценных из разыскиваемых шедевров» в дополнение к обычным индивидуальным извещениям. Это издание осуществлялось независимо от НЦБ. Произведения искусства в число этих двенадцати отбирались Подразделением по розыску пропавших шедевров из материалов, которые уже были разосланы в отдельных извещениях.[99] Но у этих бюллетеней тот недостаток, что их нельзя вывешивать как плакат у полицейских участков или в других местах, так как описание пропавших предметов всегда давалось на обратной стороне бумаги. Вскоре после того, как мадам Грае приступила к исполнению своих обязанностей в 1987 году, она изменила формат, сведя его к простому плакату, который печатался два раза в год и назывался просто «Самые ценные из разыскиваемых шедевров».

И какой успех имели эти извещения и плакаты? «Если б я знала! — отвечает она. — НЦБ Интерпола не всегда сообщают нам, когда отыскивается какой-нибудь шедевр. Каждый год мы организуем подготовительные курсы для новичков из НЦБ и всегда говорим: «Пожалуйста, сообщайте нам», — но они не делают этого».

Она вручила мне плакат за декабрь 1988 года и показала на один из предметов — рисунок по дереву, выполненный Фра Анжелико. Его украли из нью-йоркской галереи в феврале того же года. «Впервые я узнала о том, что он возвращен, — говорит мадам Грае, — из одного американского журнала. Мне пришлось послать запрос в Интерпол-Вашингтон, чтобы получить официальное подтверждение».

Надо сказать, что общественность не питает больших иллюзий в отношении эффективности усилий полиции в розыске украденных шедевров. Британский журнал «Собиратель древностей» в сентябре 1991 года писал, что шанс на возвращение украденных произведений искусства не превышает 3 процентов. Международный фонд исследований искусств (ИФАР) в Нью-Йорке, единственное в США место, где накапливаются данные по Штатам о пропажах шедевров, приводит цифру в 10 процентов. Так же считает и Гордон Хенли, британский полисмен, возглавляющий Группу по преступлениям общего характера в Лионе, но собственные оценки мадам Грае ближе к тем, что даны в «Собирателе древностей»: «Я бы сказала, что наш коэффициент удачи составляет около 5 процентов».

Из двенадцати украденных предметов, перечисленных в первом выпуске за июнь 1972 года, официально был разыскан лишь'один — портрет работы Тулуз-Лотрека «Марсель» из музея Альби на юго-западе Франции. Его похитили в декабре 1968 года из Музея современного искусства в Киото, когда экспозиция временно находилась в Японии. Неофициально сообщалось (в лондонской «Таймс» в мае 1991 года), что бесценная работа Караваджо «Рождение Св. Лоренцо», также входившая в этот первый список и украденная из церкви Сан Лоренцо в Палермо в октябре 1969 года, никогда не покидала остров, как это вначале предполагалось, и все это время использовалась «семьями» местной мафии как средство залога в их сделках с наркотиками.

Но, несмотря на всю эту удручающую статистику, я хочу поведать одну оптимистическую историю, создающую, правда, двойственное впечатление.

В октябре 1984 года, когда муниципальный музей в Семюран-Осуа в Бургундии был закрыт на выходные дни, в него проникли воры и унесли пять картин Камиля Коро, одного из ведущих французских мастеров ландшафта XIX века.

Интерпол выдал индивидуальное извещение на продажу произведений искусства, а французская полиция занялась поисками любых возможных зацепок. И действительно, ей удалбсь решить проблему, к собственному удовлетворению, хотя улик, достаточных для ареста, собрать не удалось. Полиция была уверена, что тут орудовала «Банда обервильцев» — группа мошенников из пригорода Парижа, прославившихся тем, что соглашались на любое грязное дело, будь то вооруженный налет, ограбление банка или кража шедевра. Кто были их клиентами? Да никто иной, как «Якудза», японская организованная преступность. У нее тоже имелись свои «клиенты»: супербогатые японские промышленники, которым хотелось, чтобы Коро украшал стены их жилищ, а не какой-нибудь тихий провинциальный французский музей.