— Плыви к берегу! К берегу давай!

Кое-как огляделся, увидел берег и давай загребать. Чую — коченеет тело. Вот-вот судорогой всего сведет. Гребу, колочу руками и ногами. Ударился обо что-то рукой, ткнулся больно головой, чуть не захлебнулся. Пригляделся — затонувшая баржа, и сверху кто-то кинул канат, кричит: «Хватай, браток!» Уцепился я за канат мертвой хваткой. Двое матросов выволокли меня наверх. Я зубами стучу, сказать ничего не могу, только показываю в море, бормочу: «Там, там…» — а больше ничего. Ну, матросы, видать, привычные и без слов поняли.

На берегу подхватили меня под руки, втащили в какую-то землянку, сняли мокрую одежду, кинулись растирать сухой шинелью.

Тут втаскивают в землянку Леонова, за ним Пономарева и матроса-пулеметчика с катера. Принялись ребята и за них.

А Леонов чуть очухался, сразу рваться начал.

— Мешки там. Плавают. Я видел. Надо доставать, пока не потонули и не унесло.

— Какие еще к чертям мешки? — чертыхнулся моряк.

Тут и я спохватился.

— Братцы! — кричу. — Хлеб там. Продукты. Боеприпасы. В брезентовых мешках. Скорей!

Матросы быстро сообразили, в чем дело. Смотрю, капитан-лейтенант сразу вскочил, гаркнул:

— Аврал, братва! По кружке спирту! В воду марш!

И хлопцы как на пляж вылетели.

Глотнул и я обжигающей жидкости, похватал воздух ртом, выскочил по сходням на баржу и ухнул в воду.

Показалось, будто в кипяток. Но потом вздохнул, поплыл. Вижу — горбится что-то на воде. Подплыл — мешок. Схватил я его за гузырь и буксирую к барже. Тут матросы уже наготове, выхватили груз баграми и меня зовут.

— Нет, — говорю, — пока держусь!

Вижу — матросы два мешка буксируют. Приволок и я еще мешок и чувствую: все вокруг замельтешило, поплыло мимо. Втащили меня матросы в землянку (они ее кубриком называли), отдали двум хлопцам, орудовавшим в одних тельняшках, а сами опять на причал. Растерли меня опять ребята, и провалился я в темноту.

Проснулся, не пойму, где и что? На мне навалены шинель, бушлат, еще какая-то одежда. Повернул голову — вижу рядком на нарах Пономарев и Леонов под таким же ворохом одежек храпят вовсю.

Думал я рывком, по-молодецки вскочить, да не тут-то было. И не хотел, а застонал. Кто-то из моряков оглянулся, подошел.

— А ты молодец, брат! Да и кореши твои — геройские ребята. Пятнадцать мешков выловили.

— А остальные? Матрос развел руками.

— Больше не удалось. Фашист шестиствольным накрыл. Мы двух братишек потеряли… Да… А хлебушек подсушили чуток и отправили в части. Ребята едят, подшучивают: «Солоноват. Должно, от бабьих слез, что по нас проливают».

А я вспомнил девчат на геленджикском причале, что бегом носили мешки на катер, и… у самого слезы навернулись.

Такой-то он был, хлеб насущный у малоземедьцев.

…В одном из подвалов здания радиостанции собралось все наше руководство: Васев, Сескутов, Лапин, наши чекисты из партизанских отрядов. К тому времени на Малой земле было уже человек двадцать чекистов. Петр Иванович Васев начал без всяких предисловий:

— За истекшие три дня, как вам известно, обстановка на плацдарме изменилась: сюда высадились части 18-й армии, прибыл ее командующий генерал Леселидзе, член Военного совета генерал Колонин и начальник отдела контрразведки «Смерш» армии полковник Зарелуа.

Васев обвел нас взглядом, широким жестом провел ладонью по густой шевелюре на голове.

— Говорю вам об этом, чтоб вы оценили ответственность. Так вот, командующий приказал усилить оперативную и глубокую разведку, создать спецгруппы и провести серию боевых операций в ближайших тылах противника. Поэтому приказываю. Начальнику штаба товарищу Сескутову совместно с моим заместителем по разведке и связи товарищем Лапиным незамедлительно сформировать разведывательные, рейдовые группы из партизан, включить в них чекистов, прикомандированных к партизанским отрядам и к моему штабу, а также прибывших на плацдарм со специальным заданием. А теперь слово товарищу Лапину. Давай, Иван Никитич, комплектуй группы и отряды.

Партизаны называли Лапина «наш начальник контрразведки».

До 1941 года Иван Никитович, окончивший в 1932 году Саратовский зооветеринарный институт, работал старшим зоотехником в колхозах и совхозах Краснодарского края.

С началом войны — надел красноармейскую форму. В марте 1942 года Лапин становится курсантом школы НКВД СССР, а с 20 сентября того же года командует разведывательной группой в составе энской стрелковой дивизии и принимает непосредственное участие в разгроме 3-й румынской горно-стрелковой дивизии. До середины октября во главе своей группы неоднократно ходил в разведку по тылам врага. Противнику был нанесен ощутимый урон, добыты ценные разведданные.

18 октября 1942 года Лапин прикомандировывается к партизанскому отряду «За Родину». Здесь участвует в смелых рейдах по тылам врага, совместно с разведчиками 81-й бригады морской пехоты проводит дерзкую операцию по разгрому фашистского штаба интендантской службы в станице Нижнебаканской, а с 6 декабря — он уже заместитель командира по разведке и связи в группе партизанских отрядов Новороссийского куста.

Здесь по плану, утвержденному руководством УНКВД по Краснодарскому краю, на Лапина возлагается персональная ответственность за организацию оперативной работы через партизанские отряды, вывод групп и лиц призывного контингента с территории временно оккупированных районов на Черноморском побережье и другие задания.

Задача формулировалась просто, но выполнение ее — дело далеко не простое. Лапину приходилось подготавливать уже имеющихся в отрядах верных людей, отбирать из числа лучшей части партизан смелых и решительных бойцов, тщательно их инструктировать, учить методам конспирации и другим формам работы, ставить задачи по установлению мест расположения лагерей военнопленных красноармейцев и организации работы среди них, по определению мест перехода линии фронта и пунктов сбора переправленных на нашу сторону, по отработке взаимодействия с особыми отделами армейских частей и множество других на первый взгляд простых, но на практике невероятно сложных, ответственных и скрупулезных дел. И, как сказано в характеристике, подписанной Васевым и Сескутовым, боевой командир Лапин с ними успешно справлялся.

…Лапин подошел к столу, привычным движением больших пальцев поправил ладно сидящую гимнастерку под ремнем.

— Значит, так, товарищи…

И пошел конкретный разговор: кто куда, кто с кем, цель, время, ответственный, командир, кому докладывать об исполнении. Себя Лапин тоже включил в качестве разведчика в рейдовую партизанскую группу, в которую вошли отряды «Норд-ост» и «За Родину». И я был включен в эту группу.

Перед нами стояла задача скрытно пересечь линию вражеской обороны, выйти в Мокрую щель, понаблюдать, не накапливаются ли в том районе резервы противника, во что бы то ни стало добыть языка и вернуться на свою сторону.

Перед рассветом мы вышли в армейские тылы врага и расположились на северных склонах Мокрой щели. Лапин с партизанами ушел на разведку. Начало уже светать, когда появились разведчики. Лапин сообщил, что в глубине щели разместилось не меньше роты гитлеровцев. Похоже, накапливаются тайно для внезапного удара по плацдарму. Можно было осторожно обойти это подразделение и двигаться дальше, в глубь вражеского тыла, но командиры, накрывшись плащ-палаткой и при свете карманного фонарика изучив карту, усмотрели немалую опасность готовящегося удара. Дело в том, что он был нацелен на тот участок, где мы пересекли линию обороны. А там, к сожалению, не было и наших войск. Вернее, были отдельные узлы обороны, если так можно назвать поредевший в боях взвод морской пехоты, растянутый группами по два-три человека на участке до километра шириной.

Партизаны решили атаковать противника, опрокинуть и рассеять. Расчет строился на внезапности атаки, на эффекте окружения и, конечно же, превосходстве боевого духа, ярости и свирепой ненависти партизан к захватчикам.