— Amen… — вслед за ним повторяю я и проваливаюсь во тьму.

Вместе с сознанием приходит рассвет. Сквозь серую мглу возникают образы собак, обжигая меня болью. Неужели я такая же Нежить, как и они? Нет, только не это, Господи! Я встаю и подхожу к окну. Городок плотно покрыт утренним туманом. По щеке сбегает капля пота. Да, нелегко вчера пришлось… Опираюсь на стоящий рядом стол, на котором лежит Библия. Хорошая бумага, дорогой кожаный переплет. Я даже усмехаюсь, вспоминая строки из этого творения, полного ошибок и лжи. Тяжело стоять. Опускаюсь на стул и, подперев голову руками, вспоминаю вчерашний вечер. В доме тихо, словно он вымер. Это не так. Я знаю, что все хорошо. Сегодня хорошо. А завтра? А что меня ждет в конце? Где правда и где ложь? Где истина? Господи, я никогда не верил, что ты есть, но сейчас прошу тебя об одном — дай мне силы пройти весь скорбный путь с честью…

Спускаюсь в гостиную, где за столом в гордом одиночестве сидит Казимерас. Увидев меня, он улыбается и кивает на стул. Да, плотный завтрак сейчас просто необходим — слишком много энергии вчера потратил.

— Садись, сейчас тебе омлет приготовлю, — говорит Казимерас и поднимается из-за стола. — Хозяйки нет, она ушла на рынок. Сколько тебе яиц?

— С ветчиной?

— Да.

— Тогда бей десяток.

— А тебе плохо не будет? — интересуется святой отец.

— Не переживай и не жадничай, — отмахиваюсь я, усаживаясь за стол. — Главное, ветчины побольше. И кофе…

Через полчаса, отслужив в костеле утреннюю службу, домой возвращается наш спасенный. Чувствуется, что он немного не в себе. Увидев меня за столом, застывает на пороге, словно бедный родственник, который нечаянно попал на торжественный прием к брату-миллионеру. Спокойно здороваюсь и возвращаюсь к завтраку. Омлет хорош, ветчина отменная. Что еще нужно человеку утром? Поговорить? Говорить мне с ним не о чем. После того, что он видел вчера, ему остается только одно — окончательно уверовать в мое бесовское происхождение. Черт с ним, не собираюсь его разубеждать. Пусть верит во что хочет.

Вечером этого же дня раскладываю свои вещи на кровати и не спеша начинаю переодеваться. Слегка мешковатая одежда темно-серого цвета — идеальный вариант для таких прогулок. Обуваю крепкие трэковые ботинки с невысоким берцем и несколько раз топаю, проверяя правильность шнуровки. Пристегиваю тренчиком Глок, и он, с мягким щелчком, уходит в пластиковую кобуру. Магазины — в паучеры, Кимбер — в оперативную кобуру, под левую руку. Что еще? Стилет? В ножны, пристегнутые вдоль пояса на спине. Последней накидываю легкую куртку и бросаю взгляд на комнату, словно пытаюсь найти забытую вещь. На самом деле здесь осталось гораздо больше — мое безверие. Невелика потеря. Нет, не скажу, что меня так сильно приложило, чтобы все бросить и рвануть замаливать грехи, но что-то в душе шевельнулось. Пока еще непонятное, даже для меня самого… Застегиваю на запястье браслет, найденный на озере, забрасываю сумку на плечо. Пора… Выхожу из комнаты и, аккуратно прикрыв за собой дверь, спускаюсь в холл. Внизу, у лестницы, меня уже ждет Казимерас. Собранный, подтянутый. Боец…

— Я готов.

— С Богом, — Казимерас внимательно посмотрел мне в глаза и неожиданно улыбнулся. — Я рад, что ты понял. Спасибо тебе.

— Какую вещь, святой отец? — не понял я. — За что спасибо?

— Мне показалось, что ты молился у себя в комнате. Сидя за столом. Я проходил мимо твоей комнаты, но ты не услышал. Не ожидал от тебя такого поступка, но видит Бог, мне было радостно это видеть. Это лучше, чем отбивать поклоны перед алтарем, даже не думая о искуплении грехов. Разве я не прав? — спросил Казимерас.

— Правы, святой отец. Но я не знаю молитв, поэтому, просто просил силы, чтобы пройти этот путь до конца.

— Это самое верное, Александр, — кивнул Казимерас и повторил, — самое верное. За это и благодарю. Настоящая вера не в молитвах, а в душе. Можно задам один вопрос?

— Конечно.

— Почему это чувство посетило именно сегодня? Ведь ты уже сталкивался в подобным? Что послужило причиной?

Я покачал головой.

— Не знаю.

— Главное ты понял, — кивнул Казимерас, — не важно, почему. Будем ждать Баргестов?

— Нет, — отвечаю я, — они больше не придут.

— Ты так в этом уверен? — интересуется ксендз.

— Я просто знаю. Где твой коллега?

— Он опять ушел. К соседке, которая хворает, — улыбается Казимерас. — Просил передать, что будет молиться за тебя.

— Ну, раз так, значит, пора…

До хутора добираемся без приключений. Перед тем, как въехать в лес, я немного шаманю над фарами машины. Отключаю все, кроме противотуманных, которые заклеиваю прозрачной синей пленкой. Светят плохо, но зато безопасно. Машину, не доезжая до опушки леса, загнали в густые кусты орешника. Перед нами небольшое поле, а за ним усадьба. Я выбираю небольшой дуб и осторожно забираюсь повыше, усевшись на одну из веток. Прекрасный открывается вид, век бы здесь сидел, словно Соловей-разбойник из сказки. Усадьба… Высокий, около двух метров, глухой забор окружает двор, захватывая кусок сада. Рядом с въездом — будка охранников. С наружной стороны, слева от ворот, камера видеонаблюдения. Если камеры есть и на территории, то совсем плохо. Вот еще одна, висит на фасаде дома, перекрывая хорошо освещенный парадный вход. Задний двор погружен во тьму, даже маленьких фонарей нет. Надеюсь, и камер тоже… Слева от дома — площадка, где сейчас стоит пять машин. Твою мать, сколько же народа в доме? Потрепанная Ауди на краю площадки, скорее всего, транспорт обслуги. Четыре… Хозяйская и три экипажа прибывших на сходку гостей? В лучшем случае внутри семь-восемь человек… Снаружи двое. Десять. Многовато для двоих, но для начала было бы неплохо просто посмотреть; может, там все чинно и благородно?

После визуального наблюдения мы разделились. Казимерас остался у кромки леса, а я неторопливо, словно сытый волк, потрусил в сторону хутора. Подбираюсь к усадьбе — и перстень дает о себе знать ощутимым теплом. Да, рядом Нежить, я не ошибся…

Добравшись до забора, приседаю в тени. Слышно, как рядом со мной, по ту сторону забора, проходит охранник. По краю забора скользнул луч фонарика. Ничего не скажешь, хорошо твари устроились — охрана по периметру бродит. Пусть их всего двое, считая того, что сидит у ворот, но все равно — обычные хутора так не охраняют. Дилетанты, но, чтобы поднять шум, хватит и таких. Если… Если не убрать их по-тихому. Внутри кольнуло — это обычные люди; но я гоню эту мысль прочь, словно переступаю порог, за которым нет ничего, кроме цели. Делать нечего; не тот расклад, нет у меня другого выхода.

Жду несколько минут, короткий рывок, и перелетаю через забор. Мягко приземляюсь на той стороне, быстрый взгляд вокруг — тихо. Прекрасно. Теперь, прячась в тени забора, идем в противоположном направлении от ворот. Охранник прогуливается не спеша, обходя периметр по часовой стрелке, причем, как мне кажется, за весь вечер ни разу не сменил направления. Придурок. За домом прячусь в тень, прижавшись вплотную к стене одного из сараев. Чтобы обойти периметр по кругу, у охранника уходит около пяти минут. Через несколько минут по забору мелькнул длинный росчерк света. Идет… Поравнялся со мной, остановился и опять осветил забор. Ну правильно — зачем оглядываться и саму территорию осматривать, если здесь ходишь ты, весь из себя такой большой и грозный? У тебя даже дубинка есть, вон, висит на поясе. Делаю несколько осторожных шагов, сближаясь с ним, стараясь попасть в такт движению. Главное — не смотреть! Не смотреть прямо в спину — почувствует. Еще шаг… В этом деле самое главное — чтобы между первым контактом и смертью не было промежутка. Захват! Удар! Охранник дергается, но я держу крепко — не вырвешься. Несколько секунд — и тело обмякло. На мгновение замираю, словно ожидая окрика, яркого света — всего, чего угодно, что после убийства человека разом поставит точку. Нет, тихо… Даже ветер стих. Спасибо и на этом… Убираю в заросли сирени внезапно потяжелевшее тело… Вот здесь и лежи, тебе все равно без разницы… Теперь охранник на воротах. С ним получилось еще легче. Мордоворот сидел в небольшой будке, лицом к воротам, и лениво листал журнал с обнаженной дивой на обложке. Да здравствует сексуальная революция, мать вашу так! Выстрел, даже приглушенный, звучит неожиданно громко. Есть! Охранник вздрагивает и заваливается на стол. Оглядываюсь — тихо… Ну и слава Богу. Беру фонарик и трижды мигаю им в сторону леса. Вижу обратный отблеск. Пошла жара!