— Надолго ли? — хмуро бросил Димон. — Тихо, пока погань всякая зубастая не пронюхала что здесь шляются огромные неохраняемые табуны. А потом…

— Даже хотя бы и пока, — рассердился Сидор на его непонятливость. — Нам главное сейчас выиграть время, пока не разберёмся со всеми своими проблемами.

И не забывай, что за все эти земли мы ничего никому платить не должны, не обязаны и не будем. В отличие от земель вокруг города, — перебил его, не слушая Сидор. — И эта тыща золотых, про которую я тебе говорил, вся полностью уйдёт на оплату работ по геодезической съёмке наших земель.

Раз уж взялись дело делать, то будем его делать так как надо, а не абы как.

Как раз и геодезист городской недавно подъехал, когда тебя не было. Дела свои в городе закончил, вот в наше отсутствие, пока мы по Приморью шляться будем, картографированием окрестностей и займётся. Заодно и трассу под дорогу вдоль гор отсюда и до перевала снимет. А то мы тыкаемся в окрестности, как щенки носом в лужу, толком не зная, что и как, где тут что есть.

А оформление самих бумаг в Совете, уже в окончательной, юридической форме, нам вообще не будет стоить ни гроша. До них наконец-то дошло, чем мы тут занимаемся и они с такой радостью ухватились за возможность официального расширения подвластных городу земель, что только в попу меня не расцеловали. А ты говоришь, деньги им платить, — насмешливо глянул он на него. — Никаких налогов! Никаких плат за оформление, Димон! Ничего! Даже поземельные планы никому не дадим. Хрен им. Надо им, так пусть платят.

— И надолго? — с откровенной насмешкой на лице полюбопытствовал Димон. — Надолго никаких налогов, спрашиваю?

— Нет, не было и не будет! — внезапно раздражаясь, грубо отрезал Сидор. Видимо он понимал, что такое шаткое, ненормальное положение просуществует совсем недолго и от этого пришёл лишь ещё в большее раздражение. — Не забывай, что у нас ко всему прочему крепость эта имеет ещё и статус пограничной. Что полностью освобождает от любых налогов.

Кроме как от таможенных сборов с торговли, в своё положенное время, конечно, — тут же неохотно уточнил он. — Но это уже другая песня. Да и если будут те налоги, то не ранее чем через год. Если будут вообще. А это совсем другое дело. Уже легче.

— Сидор!

Высунувшаяся из люка в полу площадки голова вернувшегося караульного прервала затянувшийся разговор.

Извини что прерываю, но там внизу тебя ящеры спрашивают, — виновато посмотрев на него, часовой выбрался на площадку. — Хотели узнать будут ли они сегодня с тобой заниматься разметкой и уточнением пастбищ, или могут сосредоточиться на крепости?

— Солнце только встало, никто даже не позавтракал, а они уже о делах, — сердито проворчал Сидор. — Пять минут не могли подождать.

Бросив напоследок ещё один прощальный, полный сожаления взгляд на только-только встающее над горами холодное, осеннее солнце и на открывающуюся с высоты башни дивную красоту окружающих пейзажей, он осторожно двинулся по шатким ступеням вниз.

Тепло было лишь возле распахнутого настежь для быстрого прогрева комнаты зева небольшой, раскалённой докрасна буржуйки. Уже через пару шагов от неё по спинам тесно сгрудившихся возле буржуйки троих нынешних хозяев этой старой, разрушенной крепости начинали ходить стылые, отдающие уже зимней морозной стужей сквозняки. И собравшиеся в комнате невольно жались поближе к теплу.

Выданная Сидору с Димоном во временное пользование, печка весело постреливала на старый деревянный пол алыми, горящими угольками. В сгустившихся в комнате сумерках вылетающие из широко зева печки маленькие красные угольки смотрелись бы безумно красиво, если бы не падали на трухлявые доски гнилого пола и потом долго бы не тлели, не затухая, а медленно прожигая старую, насквозь прогнившую древесину.

"Удивительно, как пожара до сих пор не устроили, — лениво думал Сидор. — Ещё страньше, что до сих пор межэтажные перекрытия под нами не прогорели насквозь. Топим целыми днями, да ещё такими-то сырыми дровами. Скоро точно новые дырки для сквозняков будут".

Было странно интересно смотреть на далеко в сторону постреливающие горящими угольками сосновые поленья.

За последнюю пару недель он устал настолько, что у него не было даже сил остановить собственное опасное развлечение, грозящее пожаром. Видимо, он подспудно не верил в саму возможность пожара, на деле ни разу с ним не сталкиваясь. Потому сейчас так тупо и сидел, с равнодушно-усталым видом глядя, как алые угольки медленно прожигают верхние доски пола, постепенно потом тая в глубине гнилого деревянного перекрытия.

Отсырели, — безразлично констатировал он. К чему относилось его замечание, уточнять не стал.

Что? — повернулся к нему Димон.

Отсырели половые доски, говорю. Гнильё. Потому и не загораются, — устало и равнодушно пояснил Сидор.

Неказистую эту, пожароопасную печурку они с Димоном буквально только вчера чуть ли не зубами выцарапали у прижимистого коменданта, и теперь лишь она спасала их от холода в продуваемой насквозь комнате. И всё равно, в борьбе за тепло помогала плохо.

Сидор устало зевнул. Вот уж не думал он, что собственноручно назначенный им новый комендант окажется таким жмотом, и столь нужную им печурку из него придётся выбивать чуть ли не со скандалом. Они у него, видите ли, все по счёту и давно уже распределены по дальним зимовьям.

"Вот же назначил на свою голову куркуля, — устало и равнодушно подумал он. — Ладно бы ничего не было, а то ведь весь склад забит новенькими печками для будущих зимовьёв пастухов. Чуть ли не девяносто процентов из запланированного жилья ещё не готово, а он всё одно жмётся, бережёт непонятно для чего. Куркуль".

Хотелось тепла. Сидору с Димоном порядком уже надело мёрзнуть в холодной, продуваемой всеми ветрами комнате на втором этаже, и он прекрасно понимал, что вернее всего было бы убраться оттуда куда-нибудь в тёплые, сухие подвалы ближайшей башни, благо, их здесь пока хватало, не все ещё были заняты. Или даже в подвал этого же дома, где нет этих проклятых, холодных сквозняков. Но, уж больно вид из окна второго этажа этого полуразрушенного дома им с Димоном нравился. Да и сам дом был какой-то удивительно уютный, и в нём хотелось жить, даже не смотря на состояние разрухи в котором пребывал. И они, посовещавшись между собой, решили пока не бросать его, заняв лично под себя, под свой штаб, во временное, так сказать, пользование. А потом или починят, или подберут себе что-нибудь получше. Благо домов-то в крепости, как и тёплых уютных подвалов пока ещё хватало, пусть и разрушенных.

Потому они первоначально и расположились, несмотря на сквозняки, в самой просторной и красивой комнате этого дома, тем более что там, в единственном во всём доме месте были более-менее сохранившиеся полы с потолками. И лишь её хоть как-то можно было приспособить под временное жильё.

Хотя, в подвале было бы, безусловно, теплее.

Но! Приходилось теперь держать марку. А заодно и мёрзнуть.

И хоть до них обоих после первой же ночёвки дошло, какую они совершили фатальную глупость, но дальше уже собственный гонор и нежелание в этом признаваться помешало перебраться в другое, более комфортное место.

Благо теперь, после установке в комнате пусть даже такой маленькой, куцей буржуйки, тепла оказалось достаточно, чтобы обеспечить им маломальский комфорт.

Так что, уже теперь, выбор комнаты оказался не столь глуп, а весьма даже удачен. И если бы не полное отсутствие окон и дверей, сгнившие рамы которых давно сгорели в топке, то жить здесь было можно, хоть, правда, и недолго, только до первых настоящих морозов.

К тому же отсутствие толчеи и лишних ушей, присущей любой казарме, как-то способствовало более плодотворной, а главное, более спокойной работе по подготовке обоза для зимнего перехода через горы. Не говоря уж про то, что допускать чужие уши, того же Бугуруслана до того, о чём отчитался только что Димон, не стоило.