— Ну да ладно, — махнул он рукой. — Терпели и ещё чуток потерпим. Главное, что с амазонками дело стронулось. Старшим поставим Пахома Гурского. Он хоть парень и молодой, да хваткий. Пусть растёт. Нечего ему больше делать в десятниках. Дадим полусотника и пусть старается. Справится с амазонками и с горцами, дадим сотника и отправим на самостоятельный маршрут по равнине. Съедят — сам дурак.

— А здесь тогда ещё кого из ребят на шерстяной обоз поставим. Надо выращивать свои кадры. Не вечно же нам с вами самим по этой равнине бегать. Надо дать дорогу молодёжи, — пафосно воскликнул Сидор, высоко подымая кружку.

— Ага, — ядовито ухмыльнулся Димон. — Кажется не только я соскучился по своим девочкам. Кажется кто-то ещё домой хочет, — громко, во весь голос расхохотался Димон.

Одинокая, глубоко несчастная согбенная человеческая фигура, одиноко сидящая посреди страшного пожарища, не вызывала в душе Сидора ни малейшего сочувствия. Внутри его глухо ворочалась рвущаяся наружу бешеная злость.

— Это, я так понимаю, и должен был быть наш фургон? Ты же говорил, что они не горят?

Едва сдерживаясь чтоб не сорваться, Сидор, поджав губы, с нескрываемым отвращением смотрел на пепелище бывшей мастерской мастера и, двигаясь по кругу, неспешно обходил остов какой-то полуобгоревшей конструкции, флегматично рассуждая сам с собой.

— Неужто это и должен был быть твой последний шедевр? Тот, на который мы тебе отвалили кучу денег вперёд? Наш броневик?

— Не!

Неслышно подошедший сзади Димон, небрежно поворошил носком сапога по кучке дымящейся золы, оставшейся от сгоревшего тента возле колеса. Рывком сорвав с высоких полуобгоревших дуг фургона едва тлеющую, не до конца погашенную тряпку, совсем недавно ещё бывшую парусиновым тентом, он брезгливо отбросил её в сторону, тщательно придавив сапогом ещё тлеющие огоньки на ткани.

— Это, я так понимаю, должен был быть наш улучшенной конструкции грузовой фургон, за который мы, кстати, тебе деньги заплатили вперёд? А где броневик? Где наша тачанка? Где всё?

Повернувшись в сторону мастера, безмолвной тенью отца Гамлета стоящего на краю пепелища, он, зло прищурив усталые, слезящиеся от попавшего в них дыма красные глаза, мрачно поинтересовался.

— Чё молчишь, урод? — Димон бросил на него ещё один косой, враждебный взгляд.

Деньги вперёд брал? Брал! — кивнул он головой. — Нахрена?

Тебе говорили охрану усилить? Говорили. А ты что? Что ты ответил?

Димон чуть склонив голову к плечу, с преувеличенно заботливым видом посмотрел на молчаливого мастера.

— Что это не наше дело? Что мы параноики? И что деньги тебе нужны для расширения, а не на какую-то там дурацкую охрану. Да ещё каких-то рабов! Чего, мол, их охранять, да кому они нужны. Иначе, мол, не успеешь с нашим заказом? Даже с нашими рабочими?

— Ну и где те рабочие? Где те рабочие, которых мы тебе под видом рабов оставили?

Димон, едва сдерживая клокочущее внутри бешенство, перевёл злой взгляд в дальний угол двора, на торчащие в разные стороны обгорелые брёвна сгоревшей там казармы для рабов. Остов её до сих пор ещё курился слабым дымком на противоположном краю большой, выгоревшей дочиста усадьбы.

— Тебе, скотина, говорили не держать людей в клетке за железными решётками? А ты что сделал, тварь?

Димон замолчал, пережидая спазм, перехвативший ему горло.

— Даже пепла не осталось…

Казалось, он сейчас с кулаками набросится на сжавшегося до невозможности, убитого горем мастера.

— Я… Я всё потерял, — чуть ли не плача, неожиданно всхлипнул он. — Я за одну эту ночь потерял всё что имел. А ты о каких-то…

— Что? — медленно повернулся к нему Сидор. — Что ты сказал, тварь?

О каких-то? — тихо, явственно скрипнув зубами, с трудом выдохнул он из себя воздух. — Ах ты с…а!

Тебе сказали не запирать, да ещё в амбаре с такими толстыми стенами, — тихим, дрожащим от едва сдерживаемого бешенства голосом процедил сквозь зубы Сидор. Наклонившись к окончательно сдувшемуся мастеру, он тихо спросил. — Тебе говорили, что тебя наверняка попытаются поджечь твои "добрые" и "милые" соседи?

Ты чем слушал, придурок?

— Я, я…, - мастер запнулся, растерянно, не зная, что ответить и лишь молча хлопал глазами.

— Головка от х…я!

Димон коротко выругался, кулаком со всей силы вбивая свою ненависть в сморщенное, жалкое, в грязных разводах лицо мастера.

— Ну, всё, — флегматично бросил он, заметив что-то за спиной валяющегося в грязи мастера. — Вот и наши ящеры. Сейчас они с тебя за своих спросят, — равнодушно заметил он.

Ну что, пошли? — Димон мрачно посмотрел на Сидора, глядящего в ту же сторону. — Нам с того, что от этой твари после останется, даже аванса больше не вернуть, — обречённо махнул он рукой.

— Я, я, я…,

Обернувшись и заметив мрачных, направляющихся в его сторону ящеров из обоза, мастер неожиданно мелко затрясся и часто, часто затараторил, пытаясь спасти свою никчёмную, не стоящую теперь ни ломаной медяшки жалкую шкуру.

— Я отработаю, — неожиданно прорвало его.

На карачках торопливо засеменив по грязной луже к Сидору, он мёртвой хваткой вцепился в его рукав.

Глядя ему в глаза умоляющим, собачьим взглядом, в последней отчаянной попытке спасти свою никчёмную, неудавшуюся жизнь, которая сейчас медленно сокращалась, с каждым шагом, приближающихся к их группе молчаливых ящеров, он диким голосом завопил:

— Я отработаю! Я всё отработаю! — визжал он, с ужасом глядя на приближающуюся смерть.

— Да пошел ты, — брезгливо поморщившись, Сидор с трудом оторвал от рукава пальцы судорожно вцепившегося в него мастера. — Фу-у, — брезгливо отпихнул он ногой в сторону совсем от ужаса потерявшего голову мастера.

Несколько мгновений он молча, брезгливо смотрел на валяющегося в грязи убитого горем мастера. Среди гари в воздухе отчётливо запахло мочой и свежим дерьмом.

— Ну? — мрачно спросил он подошедшего Вана. — Хоть похоронить собрали что?

— Не-а! — флегматично отозвался тот, не сводя с обгадившегося от страха мастера своего угрюмого, мрачного взгляда.

Повернувшись к ним, Ван с сожалением кивком головы указал на мастера.

— Совсем дурной человек, — осуждающе покачал он головой. — Энтузиаст. Даже для своих детей хлеба не покупал, всё на свою фанеру тратил. Видели бы вы, ребята, его семью…. Тощие!….

Ван, совершенно расстроенный Ван, ящер, которого вообще мало чем можно было прошибить, настолько он был безжалостен и к себе, и к другим, особенно если дело касалось интересов его клана, с жалостью смотрел на сидящего перед ним на земле жалкого, сгорбившегося от горя мастера.

— Мало того, что он ребят наших постоянно забывал кормить, через раз давая пустую баланду, так он ещё и свою семью чуть голодом не заморил.

Если бы их наши же ребята не подкармливали, то они бы наверняка от голода померли.

— Не понял? — Сидор недоумённо переглянулся с Димоном.

Как тебя понимать? Причём здесь ПИТАНИЕ? Они же сгорели!

— Сгорели не они, — с грустной, издевательски постной физиономией уточнил Ван. — Сгорели алкаш сторож и ещё какая-то пьянь, что у него тут обычно там и ночевала, а ребята наши все как один живы и даже здоровы, что вообще-то удивительно при таком характере работы на этого чокнутого изобретателя. Только подкоптились немного на тушении пожара, да отощали за время работы до невозможности.

— Видать, стремятся быть похожими на своего Главу Клана, — насмешливо кивнул он на худого, измождённого Димона, который никак всё не мог поправиться и вернуть былые формы, хоть чувствовал себя давно уже отлично.

Этот ваш блаженный энтузиаст-изобретатель был настолько увлечён своим изобретением, что забывал давать деньги на семью, спуская всё, что добывал, на свои опыты и на материалы.

Ну, нашим и приходилось подкармливать его жену с детишками, — пояснил ящер недоумённо глядящим на него ребятам. — Да ещё и при пожаре их из горящего дома вытащили, когда этот идиот бросился спасать свои деревяшки, а семью оставил гореть в занявшейся избе. Пока он пытался спасти своё никому не нужное барахло, у него семья чуть не сгорела. Если бы не мои ребята…., - Ван осуждающе покачал головой.