— Видите ли, лейтенант, — сказал Лабрада наконец, — не знаю, что там вам наговорили... Недели три-четыре назад я действительно повздорил с Эрасмо... Он меня оскорбил. Но речь шла о служебных вопросах, и дальше этого не пошло.
Роман усмехнулся, поднялся со своего места, словно эта игра начала ему надоедать, и сказал с расстановкой:
— Постарайтесь меня правильно понять, Лабрада. Хищение нескольких деталей со склада — мелкое воровство, и только. Убийство же — дело очень серьезное.
Кабада взглянул на начальника отдела кадров. Бусинки пота выступили на лбу Сиро Лабрады, хотя в кабинет тянуло холодом от неплотно прикрытого окна.
— Не станете же вы утверждать, — впервые Лабрада стал запинаться, — что я убил... Вы же... Это абсурд, лейтенант, бессмыслица какая-то.
Роман в последний раз затянулся и сунул окурок в пепельницу. Потом нагнулся, выдвинул ящик стола, достал оттуда папку и начал перелистывать подшитые в ней бумаги, затем снова сел в кресло и произнес, не глядя на Лабраду:
— Вы знаете, что убит Тео Гомес?
Наверное, Лабрада вздохнул с облегчением, когда лейтенант переменил тему.
— Да, конечно, — ответил он. — Мы узнали об этом сегодня на базе. — И, помолчав, пробормотал: — Никогда бы не подумал...
— Чего не подумали бы? — полюбопытствовал Роман.
— Что он может быть причастен к убийству Суаснабара и... — Лабрада опять запнулся. — Только не спрашивайте, откуда я это знаю. Я ничего не знаю, но это и дураку ясно.
— Не думайте, Лабрада, что все так просто, — возразил лейтенант. — Но я хочу спросить вас не об этом. Я хочу, чтобы вы мне ответили, в каких отношениях вы были с Тео Гомесом.
— В нормальных, как с любым шофером автобазы.
— Других отношений между вами не было? Личных, я имею в виду.
Лабрада удивленно посмотрел на лейтенанта.
— Нет, личных не было, ни в малой степени.
Роман вынул из раскрытой папки бумажку и протянул Лабраде.
— Это ваш телефон. Домашний, не так ли?
Тот смотрел на Романа, словно не улавливал смысла его слов.
— Да-да, конечно.
— В таком случае, Лабрада, трудно, очень трудно, поверить в то, что между вами и Тео не было никаких отношений, кроме служебных. Ведь этот номер мы нашли в бумажнике, который был при нем, когда его убили... Единственный номер телефона, обнаруженный у Тео, оказался вашим номером.
Лабрада нервно улыбнулся, словно не понимал, почему Роман придает такое серьезное значение сущим пустякам.
— Лейтенант, — сказал он, — мой телефон знали наши сотрудники. Они звонили мне домой, когда это было необходимо. Я сам давал многим свой телефон.
— Речь идет не о многих, — решительно сказал Роман, — а только о Тео Гомесе. Вы давали ему свой телефон? Он должен был вам зачем-то звонить?
— Я... — Лабрада уставился в стену, пытаясь припомнить. — Нет, я не помню, давал ли ему свой телефон, но он мог узнать его у любого на автобазе.
— Означает ли это, что Тео Гомес никогда раньше не звонил вам домой?
— Конечно, — заверил Лабрада. — Он никогда мне не звонил.
Начальник отдела кадров закурил новую сигарету. Губы его слегка дрожали. Роман подождал, пока он не вдохнет с жадностью табачный дым, и произнес, отчеканивая каждое слово:
— Мне необходимо знать, Лабрада, где вы находились вчера вечером с восьми до одиннадцати часов. Я должен это знать совершенно точно.
Кабада тоже закурил. Да, кадровик не на шутку нервничал, но и он, Кабада, с нетерпением ждал его ответа.
— Вчера вечером? Я был на концерте симфонического оркестра в театре Амадео Рольдана. — Он остановился, уставившись перед собой, словно старался вспомнить все по порядку. — Дайте подумать... Так, в «Кармело» я пришел до восьми и поужинал там. В театр входил уже после половины девятого, ровно в девять начался концерт.
— С кем вы были на этом концерте? — спросил Роман.
— Я был один. — Лабрада нервно затянулся.
— И не встретили там друзей, знакомых? Если вы постоянно ходите на концерты симфонической музыки, вы наверняка знакомы с такими же, как вы, любителями.
— Нет, я не встретил там знакомых. Я не так часто хожу на концерты, лейтенант. Музыку я люблю и посещаю концерты, когда удается, но к числу завсегдатаев не принадлежу. Тем не менее могу сказать, какая была программа...
Роман пристально смотрел на него.
— Играли увертюру к «Оберону» и «Героическую» Бетховена, Третью симфонию...
— Этого недостаточно, — прервал его Роман, — недостаточно, чтобы доказать, что вы там были. А доказать это очень важно, поскольку Тео Гомеса застрелили между восемью и десятью вечера.
Лабрада хотел что-то возразить, но лишь устало махнул рукой. Он понимал: от него ждут не простых заверений.
— Я был в театре имени Рольдана, лейтенант, — жалобно произнес он, — на самом деле был. — И вдруг оживился: — Один человек... Да, тот человек видел меня... Он сидел передо мной. Очень странный человек. На шее у него, почти на затылке, фурункул... Такой неприятный фурункул... Он все время оборачивался и смотрел назад, словно ждал кого-то. Или боялся, что его кто-то увидит.
— Вы знаете его имя? Можете его найти? — спросил Роман.
— Нет, — ответил Лабрада. — В перерыве он подошел ко мне. Я стоял в вестибюле. Он попросил прикурить, и мы обменялись несколькими фразами. Он все так же озирался по сторонам, будто за ним следили.
Сьерра сделал жест, словно хотел сказать: «Это не доказательство», не ускользнувший от Лабрады, который впервые за время их разговора утратил хладнокровие.
— Да, я знаю, это ничего не доказывает, — запальчиво, с отчаянием в голосе произнес он. — Но это так, действительно так. Разве всегда можно доказать, что ты гулял именно по этой улице и заходил именно в это место? Хотя на самом деле так оно и было!
— Вы знакомы с человеком по кличке Ястреб? — спросил Роман. — Еще его называют Двадцатка, настоящее имя Хосе Анхель Чакон.
— Нет, — твердо ответил Лабрада. — Не представляю, кто это.
— Вы уверены? — настаивал Роман. — И Мильито Дукесне вы тоже не знаете?
По лицу Лабрады было видно, что эти имена ему ничего не говорят.
— Впервые слышу об этих людях.
— И никогда их не видели? — спросил лейтенант. — Подумайте хорошенько.
Начальник отдела кадров сосредоточенно разглядывал фотографии.
— Лабрада, — Роман понизил голос и постарался придать ему большую убедительность, — скажите мне все, что вы знаете о Тео Гомесе, это для вашего же блага.
— Ничего особенного о нем я не знаю, — не задумываясь, ответил тот. — Уверяю вас, все, что я о нем знал, я уже сказал.
— С кем дружил Тео на работе? С кем поддерживал отношения?
Лабрада ненадолго задумался.
— И об этом я мало что знаю. Тео был не слишком общительным. — Он потушил сигарету. — Я не замечал, чтобы он с кем-нибудь дружил. Иногда... я видел его с Маркосом Очоа, это наш старый шофер, живет на Инфанте. Потом встречал его с Абреу, шофером, который все обнаружил, помните?
Роман кивнул.
— Несколько дней назад я видел его с Карлосом Кинтаной, механиком, который пришел на базу примерно в одно время с Тео.
Роман встал.
— Я вынужден вас задержать, Лабрада.
Тот хотел что-то сказать, но Роман не дал.
— Продолжим наш разговор завтра. Может, к тому времени у вас прояснится память.
Четверг,
21 декабря 1973 года
0 часов 55 минут
Роман кивнул часовому у ворот военного госпиталя. Тот козырнул в ответ. Обогнув обширный парк, разбитый перед главным корпусом, лейтенант подрулил к приемному покою.
Перед входом в здание стояло много машин: санитарные, джипы, такси. Роман захлопнул дверцу «фольксвагена» и, взбежав по ступенькам, очутился в вестибюле, заполненном людьми. Он взглянул на часы, понял, что уже глубокая ночь, но тут же подумал, что в этих стенах ночь и день ничем не отличаются друг от друга. Никогда не ослабляется напряженный рабочий ритм, подчиненный жизни и смерти.