Роман хотел что-то спросить, но в этот момент зазвонил телефон. Лейтенант снял трубку.

— Слушаю, — произнес он официальным тоном и тут же узнал голос Кабады.

— Записывайте, лейтенант: Эмилио Дукесне Руис, он же Мильито, он же Аспирин. Белый, тридцать два года, уроженец Гуанахая. Три судимости: одна за курение марихуаны, другая за спекуляцию и третья за грабеж со взломом. Фотография соответствует фотороботу.

— Прекрасно, Кабада, — похвалил Роман и повторил данные Сьерре.

— Хочу размножить его фотографию и сразу же привезти ее вам, — сказал Кабада.

— Хорошо, привози фото и после этого можешь отдыхать. Жду.

Роман повесил трубку и поднял глаза на Сьерру.

— Его чуть не убил сегодня этот Двадцатка. — Он встал и, приподняв фуражку, пригладил волосы. — Распорядись, чтобы снимки этого типа раздали патрулям. Копий фоторобота сделали достаточно?

— Тощий заказал двадцать не то тридцать штук. Они уже готовы.

— На первое время хватит, — заметил Роман. — Потом заменим фоторобот настоящим снимком, но пусть они начинают поиски уже сейчас. Предупреди, что он вооружен, так что нужно соблюдать осторожность. Надо постараться захватить его живым, чего бы это ни стоило. Особо подчеркни, Сьерра: чего бы это ни стоило.

Сьерра направился к выходу и уже подошел к двери, как вдруг, прежде чем сержант успел взяться за ручку, она открылась, и на пороге возникла фигура совсем юного солдата.

— Извините, — смутился он, увидев Сьерру так близко от себя. — Внизу какая-то женщина просит пропустить ее к лейтенанту.

— Кто она? — спросил Роман со своего места.

— Не говорит. Утверждает, что ей надо лично поговорить с вами, — отчеканил юноша, — и по срочному делу.

— Пригласи ее, — сдвинув брови, буркнул Роман.

И в тот же миг, едва не столкнувшись с сержантом, на пороге появилась женщина. Красавицей ее при всем желании трудно было назвать. Правда, ее черные глаза были очень выразительны, и волосы, такие же темные и блестящие, тоже хороши, но портили лицо слишком толстые губы, чересчур маленький нос и вытянутый овал. Нет, эта женщина решительно не смогла бы победить на конкурсе красоты, к тому же и весила она явно больше нормы. И все же была она в высшей степени аппетитна, вызывающе привлекательна.

Вряд ли ей было больше двадцати четырех лет, хотя не слишком опытного наблюдателя могло сбить с толку ее накрашенное лицо, из-за чего она выглядела на два-три года старше. На ней был синий свитер в обтяжку и короткая юбка того же цвета, но гораздо более темная, на добрую пядь не закрывавшая колен. Смуглостью она напоминала арабских женщин, и еще такими темными иногда бывают скрипки.

— Садитесь, — пригласил Роман, указывая ей на стул рядом со своим столом. Женщина прошла вперед и села улыбаясь.

— Слушаю вас, — вежливо сказал лейтенант.

Женщина немного нервничала, но особого смущения не испытывала, хотя руки у нее и дрожали слегка, на что обратил внимание Роман, когда она вынула пачку «Дорадос» и закурила. Пожалуй, это был единственный признак того, что она волнуется.

— Я пришла к вам из-за одного моего знакомого, — сказала она, выпуская дым изо рта. — Он сидит у вас под арестом.

— А, так вы Рейна, — сразу сообразил Роман.

Женщина улыбнулась. Видно было, что она удивлена и польщена одновременно.

— Да, это я, к вашим услугам. Так меня называют, хотя это не настоящее мое имя. По-настоящему меня зовут Каридад. Каридад Бетанкур Гонсалес. — Она помолчала. — Понимаете, мне сказали, что этот мой знакомый, Фело, арестован, что его обвиняют в чем-то и все упирается в то, где он был позавчера ночью...

Улыбка исчезла с ее лица. Роман хотел было задать вопрос, по возможности облегчающий ей признание, но она сама докончила:

— Он был со мной. Мне вся эта история, как вы понимаете, выходит боком, признаваться в таких вещах не очень-то приятно, но, когда такое дело, ничего другого не остается. — Она отвела глаза. — Мы всю ночь были вместе.

Роман закурил.

— С десяти вечера и до пяти утра, не так ли?

Она кивнула.

— Хорошо, проведем еще одну проверку, и тогда все. Подождите, пожалуйста, в коридоре несколько минут.

Женщина снова улыбнулась и вышла из кабинета, осторожно прикрыв за собой дверь.

Мильито припал губами к теплой шее женщины.

— Дай мне закрыть дверь, — прошептала она улыбаясь и попыталась отстранить его.

Но он еще крепче стиснул ее в объятиях, ища ее губы. Она со смехом откинула голову.

— Дай же мне закрыть дверь, — повторила она.

Он отпустил ее и, словно сразу потеряв к ней всякий интерес, плюхнулся на кровать. Женщина пошла к двери, застегивая на ходу халат, и закрыла ее на щеколду. Потом повернулась к Мильито, который лежал уставившись в потолок.

— Сними туфли, милый, а то испачкаешь простыню, — произнесла она вроде бы ласково, и все же в ее голосе прозвучал упрек.

Закинув руки за голову, Мильито, казалось, не слышал. Все так же глядя в потолок, он отрывисто произнес:

— Свари мне кофе.

На мгновение женщина посерьезнела, но тут же опять улыбнулась, обнажив свои крепкие крупные зубы. Она застегнула последнюю пуговицу на халате, который расстегнул Мильито, едва вошел. Как только она открыла, он, не говоря ни слова, притянул ее к себе и стал целовать так же жадно и неистово, как в самом начале их связи, продолжавшейся уже почти десять месяцев. Она не сопротивлялась. Мильито нравился ей, по-настоящему нравился, и, пока он расстегивал пуговицы на ее халате и осыпал ее поцелуями, она забыла все упреки, которые готовилась ему высказать: вот уже две недели, как он не показывался, и она ничего не знала о нем.

А сейчас он развалился на кровати, словно она ему уже давно надоела. Женщина подошла к Мильито и стала стаскивать с него туфли.

— В этом доме стираю я, мой дорогой.

Она сняла мокасины и поставила рядом с кроватью. От его ног пахло потом, но ей нравился любой запах, исходивший от него. Главное, чтоб это был его запах.

Она выпрямилась, откинула курчавую прядь со лба и, подбоченясь, произнесла вызывающим и в то же время насмешливым голосом:

— Что за новости, черт возьми! Являешься, накидываешься на меня с поцелуйчиками, а потом вдруг — раз, и на боковую!

Мильито бросил на нее косой взгляд, и улыбка сразу исчезла с ее лица. Он вновь уставился в облупившийся потолок, а она, пожав плечами, отошла в угол комнаты, где на небольшом столике стояла керосиновая плита, и принялась готовить кофе.

Судя по лицу, женщина была лет на десять старше Мильито. Наверное, в молодости лицо это было если не красивым, то довольно приятным, но появившиеся морщины делали еще более резкими грубоватые от природы черты. Небольшие глаза смотрели устало; толстые губы утратили былую свежесть. Это было лицо женщины под сорок пять, которой пришлось немало потрудиться на своем веку или немало пережить. А возможно, хлебнуть того и другого. Но тело ее оставалось удивительно юным: грудь была по-прежнему упругой, живот — гладким и шелковистым, ноги все так же стройны: ни синих прожилок, ни вздувшихся вен.

Она залила кофе водой, поставила кипятить на горелку и снова подошла к кровати. Мильито лежал в той же позе и курил, все так же пристально рассматривая потолок.

Женщина подождала, когда он на нее взглянет, и вдруг сказала:

— Может, я тебе больше не нравлюсь?

Он не ответил.

Тогда она медленно расстегнула халат и сбросила его на пол.

— Эмилито, — шепнула она.

Он швырнул сигарету на пол и рывком опрокинул ее на кровать.

Кофе на плите закипал.

Вошедший мужчина был высок и худ, белокож и темноволос. Ему было немногим больше тридцати, но он заметно сутулился. Медленно переступив порог кабинета, он остановился, но не произнес ни слова. Лицо его было серьезным.

— Подождите минуту, — сказал Сьерра и вышел.

Роман поглядывал на него из-за стола, но высокий сутулый мужчина упорно не смотрел в его сторону и все так же стоял скрестив руки на груди.