Уже много лет он носил эту фетровую шляпу с низкой, вдавленной тульей и волнистыми полями — это модное когда-то «сомбреро», которое, однако, повидало виды, пообтрепалось и под лентой потемнело от пота, и, надевая шляпу, Гроль каждый раз испытывал затруднения, потому что только после нескольких попыток, повертев ее так и этак, удавалось установить, где перед, да и тогда он не бывал вполне уверен, что не ошибся. Расстаться с ней у него не хватало духу: он был самым настоящим образом помешан на шляпах. Прежде он оставлял изношенные шляпы в железнодорожных вагонах, отрывая их от своего сердца столь грубым способом, но теперь он ездил только на машине и проклинал добросовестность шоферов, чьи напоминания: «Ваша шляпа, господин комиссар!» — словно приклеивали эту старую крышку к его голому черепу.

Из раздумья его вывело лишь выражение «Дерьмо липучее!», которое Грисбюль употреблял, когда возникала какая-нибудь неприятность. Гроль посмотрел на него.

Грисбюль стоял у стола, но трубку он уже положил. В его руке был клочок бумаги, испещренный заметками. Грисбюль глядел на него так, словно это не его собственный, а чужой почерк, который надо разобрать.

— Что бы это ни было, господин Грисбюль, — осторожно и сдержанно сказал Гроль, — я устал и пойду сейчас спать. Пусть воняет сколько угодно, завтра тоже будет день, и вонь не пройдет, поверьте старику!

— Возможно, — возразил Грисбюль и с подозрительным интересом уставился в свои записи, — но боюсь, что нам все-таки нужно взглянуть на него сегодня.

— На кого? — недоверчиво спросил Гроль.

— На убийцу, — ответил Грисбюль и дружелюбно посмотрел на комиссара.

— На убийцу? — удивленно спросил Гроль. — А что, разве мы его поймали? Ведь, собственно, наша обязанность — найти убийцу, — добавил он почти возмущенно.

— Я только что с ним беседовал, — объяснил Грисбюль, — он сам позвонил и заявил, что застрелил человека, сообщил, где и кого, и сказал, что ждет нас!

— К черту, — прорычал Гроль, но все же сделал несколько шагов от двери к столу. — Такого не бывает! Это же редкость! — Он подумал, покачал головой и решительно сказал: — Нет! Нас кто-то разыгрывает!

Грисбюль не обращал внимания на брюзжание Гроля; он знал эту привычку комиссара, помешавшую тому сделать карьеру, которой он, по сути, заслуживал. Молодой человек заглянул в свои записи и сказал без видимой связи:

— Но как нам сейчас добраться туда?

— Куда? — возмущенно спросил Гроль.

— В Бернек, — ответил Грисбюль. — Служебная машина в полночь — одна канитель. Придется уж вам довериться мне, господин комиссар!

Гроль посмотрел на молодого человека с притворным ужасом: он знал, конечно, что служебная машина в его распоряжении, но знал также, что Грисбюлю доставило бы искреннее удовольствие отвезти его туда на своем собственном, крикливо размалеванном драндулете, на котором тот ездил как самый настоящий лихач. И, будучи при своей мрачной профессии в глубине души озорным человеком, Гроль не испортил игры.

— Что ж, поедем, — сказал он и снова поправил свое сомбреро. — Впрочем, — заметил он, когда Грисбюль уже открыл было перед ним дверь, — нам надо уведомить местную полицию. Пусть направят группу и оцепят место преступления. А то ведь, бывало, и убитые исчезали, — сказал он устало.

Несколько минут спустя Грисбюль с прижатой к уху телефонной трубкой озадаченно поглядел на комиссара, прикрыл микрофон рукой и удивленно сказал:

— Они уже об этом распорядились, господин комиссар. Им тоже только что позвонили!

— Ишь ты, — ответил Гроль, — какой деловой убийца. Давайте-ка, взглянем на него, Грисбюль!

Во время этой поездки Гроль понял, как он постарел. Устал он страшно, не раз ловил себя на том, что задремывал. Однако чувствовал он себя хорошо; этот участок автострады, которая вела на север к Хофу, не был еще сплошной вереницей предупредительных огней и световых сигналов, здесь еще как-то ощущалась приятная уединенность среди лесов и холмов, и, хотя из-за продолжавшегося ливня видимость была скверная, Гроль хорошо ориентировался в этих суровых горных местах, изъезженных им за десятки лет службы вдоль и поперек.

У графенверского поворота автострада была перекрыта; Грисбюль с недовольным видом спустился по восемьдесят пятой, а потом стал снова подниматься на вторую.

— Молодым людям неймется, — сказал с тоской Гроль, — они готовы прямо-таки проглотить автостраду! Ночью во весь дух по второй, через Байрейт до самого Бернека… Только вот этот отрезок вдоль Пегница… — Он покосился на спидометр, широко улыбнулся и добавил: — Нет, быстрее шестидесяти тут никак не получится!

В этот момент Грисбюль снова достиг автострады, взял так, что только покрышки завизжали, крутой подъем с жутковато блеснувшими предупредительными огнями, обошел три громыхавших друг за другом грузовика и, с явным удовольствием увидев, что стрелка спидометра перемахнула за сотню, сказал испуганному комиссару:

— А на другой дороге потеряли бы час!

Гроль ничего не сказал, пытаясь успокоиться, и, только когда к нему вернулась невозмутимость, а фары грузовиков, как скромно потупленные глаза, потонули в пелене дождя, возразил:

— Ну а что вы выиграли, не потеряв этот час?

Но Грисбюль и не подумал пускаться в философские объяснения: он никак не хотел, чтобы их обогнал черный «мерседес», бесшумно приближавшийся сзади к его яркой тарахтелке. На спуске Грисбюлю действительно удалось выжать из нее невероятную скорость, но на подъеме он проиграл состязание и задние колеса «мерседеса» презрительно обдали его ветровое стекло мутной грязью.

Тихо, но яростно выругавшись, Грисбюль включил «дворники».

Гроль ухмыльнулся и сказал:

— Престиж! Партия, пожалуй, проиграна!

Это было за десять километров до поворота на Бад Бернек.

На повороте Грисбюль снова улыбнулся: когда он плавно подрулил к бензоколонке, там стоял этот «мерседес». Мотор его был выключен, дверца водителя открыта.

Заправщик в синем комбинезоне выжидательно, с любопытством и чуть насмешливо глядел на автомобилиста; видны были только его ноги, потому что тот судорожно искал что-то в машине.

Грисбюль погудел.

Незнакомец выбрался из машины и, пристально взглянув на подъехавших, скрылся в ней снова. Гроль запомнил жидкие рыжие волосы, растрепавшиеся на ветру, узкое лицо и тонкие губы.

Грисбюль вылез и, разминая затекшие ноги, подошел к «мерседесу».

— В чем дело? — спросил он.

— Господин ищет деньги, — насмешливо ответил заправщик. — Веселенькая машинка, — заметил он, кивнув на пестрый драндулет Грисбюля.

Грисбюль улыбнулся и прищурился.

— Держу пари, — сказал он, — что вы чуть ли не всех автомобилистов считаете немножко сумасшедшими! — Он многозначительно кивнул на рыжеволосого, который все еще, как утка, рылся в своей машине, и прибавил: — Не только меня!

Заправщик потянул себя за мочку уха и ответил дипломатично:

— Как сказать… — Скучное ночное дежурство делало его разговорчивым. — Да, иной раз только головой покачаешь. Вот сегодня явился один из моих клиентов, он всегда ездит в Бернек, и устроил целую сцену только из-за того, что он где-то посеял пробку от бака, а я обратил на это его внимание. Делов-то всего на десять пфеннигов. — он потер руки: было прохладно. — Ну правда, никто не станет требовать сдачу с полтинника, и многие на этом наживаются. Свистнуть такую пробку недолго, но ее действительно не было.

Грисбюлю наскучило столь обстоятельное объяснение. Но он кивнул в знак согласия. В этот момент Гроль нажал на сигнал. Рыжеволосый снова испуганно вылез из своего «мерседеса».

Грисбюль сказал:

— Подайте в сторону, ради бога, и не загораживайте колонку! Нам надо как можно скорее в Бернек!

Рыжие волосы вздыбились на ветру.

— В Бернек? Мне тоже туда! — сказал незнакомец.

К удивлению Грисбюля, оказалось, что Гроль знает Бернек как свои пять пальцев. Промолчав весь остаток дороги, он перед самым въездом в городок сказал: