Арнольд лишь вздохнул. За разговором они миновали стеклянные двери и теперь шли по тропинке, извивающейся через вскопанный участок. Здесь намечалось разбить сквер. Кругом лежали приготовленные плиты из красного песчаника, а кусты можжевельника и рододендрона с укутанными мешковиной корнями только и дожидались, когда их воткнут в землю.

— Кстати, поимейте в виду, — продолжал Крейцер, — что это может быть старая машина с новым кузовом. Такие случаи тоже выписывайте.

— Ладно, — сказал Арнольд, — поимею.

По его виду можно догадаться, что он не в восторге от полученного задания, и Крейцер, искоса взглянув на него, сразу это заметил.

— Если хотите, можем поменяться, — предложил он Арнольду, — тогда вам надо будет обойти все авторемонтные мастерские в Потсдаме и его окрестностях.

Арнольд замотал головой.

— Нет, спасибо. Лучше я пожелаю вам успеха.

— Очень любезно с вашей стороны. Если я до семнадцати часов не объявлюсь на работе, тогда увидимся завтра утром. Если же я что-то обнаружу, немедленно дам о себе знать. Итак, до встречи.

И они расстались, каждый всецело поглощенный предстоящей работой.

Назавтра в полдень Крейцер сидел в служебной машине рядом с шофером, опершись рукой о подлокотник, и мрачно потирал подбородок. В машине было тепло, и какая-то проволочка злобно гудела под приборным щитком.

Они находились на дороге, восточнее окружного центра, и ехали в направлении Клейнмахнова — лесного поселка в пригороде Берлина.

День, как и вся неделя, был солнечный, безоблачный, многоцветный. Шумными стаями собирались скворцы и, словно черные облака, взмывали в бледно-голубое небо. Когда шофер указал на них Крейцеру, тот пробормотал что-то невразумительное. В данный момент он не был расположен любоваться красотами осени и постигать тайны птичьих перелетов. Его одолевали другие заботы, а именно подавить в себе чувство досады и сосредоточить мысли на трех визитах, предстоящих ему в Клейнмахнове.

С той минуты, когда они вышли вчера из отдела научно-технической экспертизы, он решительно ничего не достиг. До девяти часов вечера он был в пути, обошел все мыслимые и немыслимые мастерские, спотыкался на задних дворах, карабкался по бесчисленным лестницам, стучал в десятки дверей, всюду задавал одни и те же утомительные вопросы, всюду ему в ответ либо отрицательно мотали головой, либо пожимали плечами. Никто из опрошенных не видел двухцветный «вартбург» с поврежденным передним крылом.

Сегодня утром он заглянул к себе уже в начале седьмого и пробежал глазами список, приготовленный для него Арнольдом. Предстояло осмотреть шестьдесят три «вартбурга» цвета антрацит — слоновая кость. Когда немного позже пришел Арнольд, они честно поделили список и отправились в путь.

Крейцер отстрадал уже девятнадцать визитов с результатом ноль целых ноль десятых. С ума можно сойти. Очередным в списке значился некий доктор Эгберт Николаи, проживающий в Клейнмахнове по адресу Шпанишервег, четырнадцать. Они миновали мост, поднялись на холм и долго плутали в лабиринте улиц, пока не нашли искомое.

Дом был большой, белый, с флигелем, с голубовато-серой, чуть скошенной крышей из шифера, с черными перекрытиями и деревянными ставнями. К боковой стене была пристроена труба из камня, труба сужалась кверху и была увенчана колпаком из листовой меди. Темно-зеленый, коротко подстриженный газон окружал дом и одинокий старый бук, ветви которого свисали до самой земли. Перед домом цвели розовые георгины и пламенели стрелы канны индийской. Чуть отступя от линии фасада, справа к дому был пристроен гараж. Размашистая дуга подъездной дорожки, выложенной плитами желтого песчаника, вела от ворот участка к воротам гаража. Створки деревянных ворот, окованных железом, были разведены.

Одно мгновение Крейцер разглядывал дом и сад, потом наискось, через газон, направился к гаражу. В полумраке гаража тускло поблескивал «вартбург» — антрацит со слоновой костью. Машина стояла багажником к дверям. Крейцер по стеночке протиснулся вперед и провел рукой по левому крылу. После яркого солнца глаза его еще не успели освоиться с темнотой. Ликующая радость охватила Крейцера — пальцы его нащупали шероховатое, неровное место. Он наклонил голову и принюхался. Запах свежей краски ударил в нос. Одновременно он заметил, что у молдинга, который начинался как раз под фарой, не хватает куска. Он глубоко вздохнул, постоял немного и вышел из гаража.

Он прошел вдоль террасы, обрамленной шпалерами ползучих роз с тяжелыми рубиново-красными цветами. Поднявшись по пологим ступеням, увидел у дверей латунную пластину с надписью «Доктор медицины Эгберт Николаи» и чуть пониже — белую пластиковую дощечку, на которой были указаны приемные часы.

Крейцер позвонил. Через некоторое время дверь чуть приоткрылась, и в образовавшуюся щель выглянула голова пожилой женщины. Женщина смерила Крейцера недоверчивым взглядом.

— Я хотел бы повидать доктора Николаи.

— Прием сегодня с пяти. — Палец указал на доску с расписанием, и дверь начала затворяться.

— Минуточку, — сказал Крейцер. — Я хотел бы поговорить с доктором по личному вопросу.

— Господин доктор отдыхает, — проворчала старуха, — я не могу его беспокоить. Приходите тогда вечером, после приема.

Крейцер достал свое служебное удостоверение и протянул его женщине.

— Что вы мне показываете? Я все равно без очков не могу читать.

— Уголовная полиция.

Дверь захлопнулась, но мгновенно отворилась снова, на сей раз гораздо шире.

— Как вы сказали? Уголовная полиция? — Кончик носа вдруг побелел, глаза округлились. — Входите. Я посмотрю, не проснулся ли он.

Крейцер вошел. Они проследовали по широкому коридору, где чувствовался слабый больничный запах, мимо двух белых дверей с матовыми стеклами. В конце коридора старуха раздвинула створки двери на шарнирах, и они очутились в просторном холле, откуда лестница вела на второй этаж. Крейцеру указали мягкий стул, он сел, за его спиной хлопнула дверь, потом воцарилась тишина.

Покачав головой, он огляделся. Паркетный пол был застелен мохнатым ковром песочного цвета, стены обшиты полированной лиственницей, половину комнаты опоясывала полка, на которой в продуманном беспорядке стояли и лежали книги, вазы, пластинки, журналы и пропасть всяческих художественных поделок. В углу перед окном стоял черный блютнеровский рояль. Крышка рояля была поднята, на пюпитре лежали раскрытые ноты.

Через некоторое время отворилась закругленная сверху дверь, проем которой был обведен рамкой из красных кирпичей с белыми швами, и в комнату вошел крупный, дородный мужчина лет пятидесяти с небольшим. Через разрумянившееся во сне лицо от мочки левого уха до подбородка протянулся грубый шрам, прямой, как от сабельного удара. Мужчина вышел без пиджака, уже подходя к посетителю, он застегнул воротничок и поправил галстук. Из-под мохнатых бровей неприветливо глянули на Крейцера темные глаза. У доктора явно было прескверное настроение, и он не давал себе ни малейшего труда скрыть это.

Крейцер встал.

— Господин доктор Николаи?

Николаи кивнул и подошел к камину, перед которым разместилась широкая низкая тахта и несколько старомодных кресел, обтянутых пестрой ситцевой вощанкой. Доктор опустился на тахту и шумно вздохнул.

— Оставьте ваши извинения и сразу же переходите, к делу, — буркнул он, — послеобеденный отдых мне совершенно необходим.

Крейцеру стоило труда сохранять спокойствие. Он назвал себя, а затем сказал:

— Я попросил бы вас ответить на некоторые вопросы. Николаи смотрел на Крейцера неподвижным взором и никак не отозвался на его слова.

— У вашего «вартбурга» есть вмятина на левом переднем крыле, — начал Крейцер. — Как она появилась?

Николаи нахмурил лоб.

— А вы откуда знаете?

— Я видел.

— Вы, кажется, без разрешения побывали у меня в гараже? — спросил доктор с напускным спокойствием.