— А вы не знаете никого из ближайшего окружения доктора, кто мог бы воспользоваться его машиной? — спросил он наконец.

Она наклонила голову, протянула не глядя руку к эмалевой шкатулке на столе, достала оттуда сигарету и сунула себе в рот. Крейцер привстал, вытащил из кармана спички и дал ей огня. Она кивком поблагодарила его и сказала:

— Да нет, никого не знаю. Но ведь кто-то наверняка ею пользовался. Во всяком случае, не мой муж. Он врач, и он ни за что не оставит раненого без помощи. Я скорее предположила бы другое: какие-то подростки угнали машину и совершили наезд. Ведь сплошь и рядом приходится слышать о таких случаях.

— Вы правы, — согласился Крейцер, — но мне ни разу не приходилось слышать, чтобы подобные личности вернули машину туда, откуда угнали. Это и рискованно и вообще затруднительно. А в нашем случае создается впечатление, будто преступник хотел по возможности скрыть происшествие. Из чего можно сделать вывод, что он принадлежит к тому кругу лиц, который имеет отношение к доктору. В противном случае ему было бы совершенно безразлично, где и когда найдут машину.

— Очень тонкое наблюдение, — сказала она, проталкивая между губами струйку дыма. — Надеюсь, вы добьетесь успеха с этой теорией.

Крейцер отпил глоток сока.

— Мы сделаем все, что в наших силах, — сказал он. — Да, кстати, известно ли вам, что несчастный случай произошел возле Филиппсталя, другими словами, на том шоссе, которое ведет к Вильгельмсхорсту?

— Не знала! — Она испуганно поглядела на него и медленно откинула голову на высоко поднятую спинку шезлонга. Рука ее непроизвольно стиснула отвороты блузки. Потом, опустив длинные ресницы, она сказала шепотом: — Не понимаю, что вы хотите этим сказать?

Крейцер упорно смотрел на мореные половицы между своими ботинками. Ах так, значит, об этом Николаи не сказал ей ни слова. И хорошо сделал, едва ли его жена до сих пор пребывает в счастливом неведении…

— Разве для вас что-нибудь связано с названием Вильгельмсхорст? — осторожно начал он.

Она выпрямилась и взглянула на него.

— Извините, ради бога, — сказала она по-прежнему ровным голосом. — Мне вдруг стало дурно. Со мной это бывает, виновата моя болезнь. А теперь к вашему вопросу: — Нет, Вильгельмсхорст не вызывает у меня никаких ассоциаций.

Она загасила недокуренную сигарету и допила сок.

Крейцер чувствовал, что она не совсем откровенна, однако решил примириться с этим и не терзать ее мучительными и унизительными расспросами. А имя приятельницы доктора он может узнать и от него самого.

— Да это, собственно, и не играет особой роли, — сказал он после недолгого молчания и поднялся со своего места.

Она улыбнулась признательно, явно прочитав его мысли.

Перед домом остановилась машина, хлопнули дверцы, донесся голос чем-то возмущенного Николаи, по лестница загромыхали шаги, потом они раздались в коридоре, дверь рывком распахнули, и в комнату ворвался сам доктор. У него было багровое лицо, глаза из-под кустистых бровей так и сверкали от злости. Разъяренным быком кинулся он на Крейцера.

— Зарубите себе на носу, — заревел он, — что я не потерплю вашего наглого вынюхивания! Хотите что-то узнать — обращайтесь ко мне, а клинику и мою жену оставьте в покое.

За спиной у Николаи возникло сконфуженное лицо Арнольда, тот смущенно пожимал плечами. Николаи повернулся к нему.

— Этот мальчишка вступает в разговоры с моим персоналом и подкапывается под мой авторитет. А когда я требую объяснений, он нагло заявляет, что собирался, видите ли, проверить мое алиби.

Крейцер резко перебил его:

— Этот «мальчишка» — младший лейтенант полиции Арнольд, и он действовал по моему заданию. За последние несколько часов мы пришли к выводу, что не можем до конца снять подозрение с вас, и поэтому приняли решение начать официальное расследование.

— Чихал я на ваши расследования! — кричал Николаи. — У себя в клинике я хозяин и… — Он не докончил, потому что взгляд его упал на жену, которая с мольбой смотрела на него и едва заметно качала головой. Он сглотнул раз, другой, ослабил узел галстука и продолжал уже более спокойно: — Давайте лучше перейдем ко мне. Я хотел бы, чтобы по меньшей мере моя жена была бы избавлена от этой глупости. — Он повернулся и вышел.

Крейцер за руку попрощался с госпожой Николаи. Умоляюще глядя на него, она шепнула:

— Ради бога, не сердитесь, он вовсе так не думает, просто он совершенно измучен.

Кабинет доктора оказался небольшой, скупо обставленной комнатой в нижнем этаже: письменный стол перед окном, кресло, белый металлический шкаф со стеклянными дверцами, в шкафу книги по медицине и многотомный словарь Майера, обтянутая клеенкой кушетка и три белых деревянных стула. Больше в комнате ничего не было, только над письменным столом висел еще иллюстрированный календарь, а над стульями — три цветные гравюры времен Питера Растрепы, изображавшие, как лукавый доктор исцеляет симулянта, который приходит к нему на костылях, но, завидев зубодерные щипцы, удирает со всех ног.

Доктор пропустил вперед Арнольда и Крейцера, захлопнул за собой дверь, подошел к столу и так грузно плюхнулся в свое кресло, что оно заскрипело. Некоторое время он молча и злобно созерцал письменный прибор из полированного гранита, потом вдруг взревел:

— Я жду извинений! Или вы думаете, что я потерплю такую наглость?

— Для допроса мы можем пригласить вас к себе, — спокойно ответил Крейцер.

Николаи даже задохнулся.

— Но я… мне… права гражданина, — прохрипел он, в бессильной злобе сжимая кулаки.

Крейцер холодно улыбнулся.

— Без сомнения, наш долг — защищать права граждан. Однако из этого не следует, что любой гражданин может нас оскорблять и водить за нос. Уважение должно быть взаимным.

Николаи подпер голову кулаком.

— Какого черта вы вынюхиваете что-то у меня за спиной? Это непорядочно с вашей стороны.

— А обманывать нас порядочно? — парировал Крейцер.

Николаи покраснел, приподнялся и со вздохом сел снова.

— Я не знаю за собой никакой вины, — устало сказал он.

— У вас есть приятельница в Вильгельмсхорсте?

Николаи снова взвился.

— Откуда вы это раскопали? Неужели моя жена…

Крейцер отрицательно помотал головой.

— Ваша жена ничего мне не говорила.

— Ну слава богу! Только я не понимаю, как вы так быстро до этого добрались. Никто ничего не знает…

— Как зовут вашу знакомую?

— Вас не касается. Это мое личное дело.

— Заблуждаетесь. Мы спрашиваем не из пустого любопытства. Дорога из Клейнмахнова на Вильгельмсхорст про ходит как раз через Филиппсталь, и вы это знаете. Не по тому ли вы и умолчали об этом знакомстве?

— Нет, черт подери. Я умолчал потому, что не имею никакого отношения к вашему случаю, и потому, что хоте избавить как мою семью, так и эту девушку от ненужных разговоров.

— И совершенно напрасно. У нас не принято предавать огласке сведения, сообщенные нам в конфиденциальном порядке. Но если вы не говорите правды, мы вынуждены отыскивать другие источники информации, а это для вас чревато известными неприятностями. В общем, попробуйте подойти к делу разумно и трезво. Совершено преступление, и мы должны его раскрыть. Подозрение падает на вас. Поскольку вы утверждаете, что невиновны, было бы всего лучше, если бы вы оказали нам поддержку, чтобы как можно скорее разоблачить преступника и снять подозрение с вас. Поймите же наконец, что это в ваших интересах.

— Конечно, конечно… я не идиот, но…

— Тогда назовите имя своей знакомой.

— Я не могу, она так же не имеет никакого отношения к происшествию, как и я, мне не хотелось бы ее компрометировать.

— Она что, замужем?

Николаи мрачно молчал.

— Ну ладно, — сказал Крейцер. — Товарищ Арнольд, доложите, пожалуйста, что вам удалось выяснить в больнице.

— Я выяснил, что с двадцати часов до двадцати двух никто не видел доктора Николаи. А в двадцать два пятнадцать его видели в хирургическом отделении.