— Я, малый, в науке и сам не очень-то силен. Ну да ладно, как сумею, так и растолкую. — Дядя Гоша потер пальцем переносицу и сморщил лоб, точно мыслить ему стало больно. — Земля постоянно мерзлая бывает только у нас, на Севере. Такое я слышал от сведущих людей. В других краях до самого конца своего она теплая. Копать ее легко, да и машины всякие к этой цели человек приспособил.
— А где конец, дядя Гоша? — не унимался Назарка.
Черные глаза его, вправленные в продолговатые прорези век, так и сверкали. Где же тогда обитают злые чудовища абаассы? Если их нет, то все же где конец? И что там есть?
— На какой глубине конец земли — не знаю, Назарка! — прикинув в уме, признался Тепляков. — Пожалуй, далековато... Никакого подземного мира нет, и злых духов нет! Это я тебе скажу точно. Шаманы все навыдумывали темных людей охмурять да обманывать! — решительно переменил он тему беседы, чтобы самому окончательно не запутаться в своих суждениях. — Я, дорогой мой, молодым с пяток лет в шахте горбатился, в забое, и хоть бы раз самый распоганый чертенок морду свою рогатую выставил для обозрения... Этой нечисти вообще в природе не существует!
— Уголь... камень, он шибко нужен людям? — не отставал Назарка.
— Нужен, малый, нужен! — Теплякову нравилась любознательность паренька, и он терпеливо, как умел, отвечал на его бесконечные вопросы. — Уголь тот хорошо горит и дает много жару. Самое лучшее топливо для машин, для паровозов, например, или для заводов.
Назарка слушал затаив дыхание и зачарованно смотрел на огонь. Прогорая, поленья оседали, превращались в грудки раскаленных углей. По ним, пританцовывая, метались синие трепещущие язычки. Беспокойные косички пламени укорачивались и прятались в очаге.
— Вот так-то, Назарка! Выучишься грамоте, про все на свете знать будешь. Великое дело — знания! Ученых людей мир уважает, — вздохнув, заметил Тепляков и взглянул на часы. — Ого! Пора караулы менять!.. Подъем!
Красноармейцы ушли. Назарка расшуровал камелек и прилег на орон, пристроив под голову шапку, надетую на кулак. Веселый розовощекий старик-шалун Бырджа Бытык вновь завел свою лихую разудалую пляску. Не отрываясь, Назарка смотрел на огонь, и в воображении его рисовалась дорога, та самая, что пролегла от уйбаановской усадьбы к городу. Только колеи у нее были не мягкие, выбитые в грунте колесами повозок, а из железа, из которого кузнецы мастерят ножи, косы-горбуши и прочие необходимые в хозяйстве изделия. И пролегла та тимир[42]-дорога далеко-далеко, прямо к Москве, где дома друг на друга поставлены и где живет защитник хамначитов Ленин — Светлый Человек.
По железной колее шибко катит паровоз, удивительно похожий на дом, который построил себе Павел. И ставни, и крыльцо — в точности такие же. Только под домом колес — как ног у многоножки. Из трубы дымище, перевитый крупными искрами, валит, будто лесной пожар разбушевался. За паровозом юрты со всего наслега привязаны. Колеса под ними точь-в-точь как у павловской телеги — с железными обручами...
Странно! Назарка каким-то образом вдруг очутился у машины, представляющей собой дивное сочетание печки и камелька. Он швырял в разверстую огнедышащую пасть уголь-камень, ничем не отличающийся от булыжин, которых полно по берегам большой реки.
Паровоз с грохотом и скрежетом мчал через тайгу. Деревья за окном слились в сплошной неровный частокол. Вот и Москва. В самом деле, дома здесь диковинные. Юрты друг на друга приделаны, а трубы сбоку торчат, кривые, словно сучья у засохшей лиственницы.
«Тебе кого, Назарка?» — спросил человек, как две капли воды похожий на комиссара Чухломина. «Ленина — Светлого Человека повидать надо бы, — степенно ответил Назарка. — Далеко приехал, из тайги. Дело есть».
Повел тот человек Назарку по густотравному аласу. Навстречу им идет мужчина. Глаза у него большие, добрые. Лицо белое, улыбка хорошая. Посмотришь на него — и сам невольно улыбнешься. Одет тот человек в гимнастерку и брюки-галифе. Назарка сразу догадался, что перед ним Ленин — Светлый Человек. Только Назарка почему-то предполагал, что он ростом должен быть бы повыше и в плечах покрепче. «Я к тебе, Ленин — Светлый Человек, на чудо-паровозе из Якутского края, из самой тайги приехал, — с почтительным поклоном произнес Назарка. — Почему так долго к нашему народу не идешь? Худо живут хамначиты. Тебя ждать устали. Когда придешь, большой ысыах устроим». — «Некогда мне, Назарка. Дела всякого больно уж много! — ответил Светлый Человек и с улыбкой погладил его по голове. Странно, Назарка не почувствовал прикосновения руки. — Верных своих людей на выручку вам я послал. Разве не помогают они якутам прогнать объевшихся и заплывших жиром?»
«Здорово помогают! — уточнил Назарка. — Богатеи красных страсть как ненавидят. Войной против них пошли... Я тоже красноармейцем стал, и отец мой с красными ушел». — «Молодцы! — похвалил Ленин. — Завоевывайте счастье своему народу!»
В юрту с шумом ввалились сменившиеся караульные. Дрова в камельке прогорели. Ярко алела груда углей.
— Жмет морозец, язви его в печенку!.. Наш-то дневальный того... — заметил Костя Люн, кивнув в сторону спящего. Он скинул рукавицы и принялся кочегарить в очаге.
Отогревшись, бойцы завалились спать. Немного погодя пришли Фролов и Тепляков. Свертывая папиросу, отделенный качнул головой и с теплинкой в голосе сказал:
— До чего же любознательный парнишка! Все-то ему растолкуй, объясни, что, как, почему, отчего?
Упершись локтями в колени, Фролов задумчиво покуривал, тоненькой струйкой пуская дым к потолку. Отсветы пламени отражались в его глазах капельками расплавленного металла. Рыжеватая щетина густо обметала щеки.
— Верно, славный хлопчик. И мне он нравится, — улыбнувшись, произнес взводный. Помолчал и заговорил о другом: — Сейчас мы совет держали у комиссара. Неважное положеньице у нас. Очень неважное! Беляки прочно оседлали все подступы к городу. Ни туда, ни сюда. Ни сена, ни дров не подвезешь... А у нас силенок... Поподробнее разузнать бы про белых. — Фролов старательно притушил окурок, расстегнул на гимнастерке верхнюю пуговицу и мизинцем почесал рубец на шее, образовавшийся от тугого воротника. — Думка у меня: если Назарку заслать к ним? Как полагаешь, отделенный?
— Назарку? — Тепляков повел глазами на безмятежно посапывающего парнишку и пожал плечами. — В голову далее не приходило.
— Он малый хваткий, понятливый. И с бандитами у него свои счеты, особенно с Цыпуновым. Ублюдок! Да за такое... — Фролов замолчал, сурово вздохнул и продолжал:— В прошлый раз разведка на засаду наткнулась. Благо, не всех положили. А на войне не знать о неприятеле — сам понимаешь...
— Назарка! — негромко окликнул Тепляков и потряс его за плечо.
Назарка вскочил, непонимающе уставился на командиров, озаренных багровым жаром углей. Сообразив, что допустил нарушение, застыдился, низко опустил голову.
— В Москве был, Ленина — Светлого Человека видел, говорил с ним, — шепотом поведал он.
— Вот оно что!
Тепляков привлек паренька к себе, заглянул в глаза. Фролов кинул в очаг пару поленьев. Дядя Гоша пододвинулся и усадил Назарку рядом с собой.
— Назарка, мальчик мой, — проникновенно заговорил он. — Когда ты просился в Красную Армию, сказал, что Павел Цыпунов и прочие беляки твои кровные враги. Так ведь?
Лицо Назарки посуровело. Брови дрогнули и сошлись вплотную к переносице.
— Я убью Павла! — угрюмо произнес он.
— Мы тебе поручим особое задание...
Тепляков медленно, взвешивая каждое слово, объяснил Назарке, что он должен будет делать в стане врагов, как вести себя, за кого выдавать. Назарка слушал, не прерывая, и плавно покачивал разлохматившейся головой. Все, что наказывал дядя Гоша, прочно улеглось в его памяти.
— Прогулка опасная и рискованная, — заключил Тепляков. — Пойдешь, не побоишься?..
— Пойду! — твердо произнес Назарка, встал и начал одеваться.