Тайга внезапно расступилась, и взору открылся продолговатый алас. На противоположном конце у лесистого мыска виднелась засыпанная по плоскую крышу снегом одинокая юрта. Из трубы вяло курился дымок. Растянувшись реденькой цепочкой, к ней медленно приближались головные дозоры. Левее на ровной белизне усеченными пирамидами выделялись стога. Не трудно было определить, что отсюда возят сено. От стогов тянулись глубокие борозды, запорошенные сенной трухой.

— Здесь и остановимся!

Замерзшие красноармейцы обрадовались и принялись усиленно погонять лошадей. Поворот дороги на некоторое время скрыл манящую теплом юрту. Но по тому, как весело бежал от дозора посыльный без винтовки, бойцы поняли, что вокруг спокойно, врага нет.

Назарка услышал яростный лай Пранчика и сразу догадался, что к ним кто-то пожаловал. Он накинул на плечи отцовскую шубу и выскочил во двор. Увидев вооруженных людей, Назарка удивленно разинул рот. Второй уже отряд посещал их жилище, стоявшее в стороне от большой дороги. Правда, ходили слухи, что у них останавливались красные, но Назарка на эти пересуды не обратил даже внимания. И у этих на шапках выделялись большие пятиконечные звезды.

— Разве красный поможет бедному! — сказал он своему другу Таппыю, повстречавшись с ним как-то на озере у проруби.

Тот подумал и согласился с таким веским доводом:

— Однако, нет.

Назарка поспешно забежал обратно в юрту, вытащил из сундучка подаренную звезду, пристроил ее к воротнику и степенно, как подобает уважающему себя хозяину, направился встречать подъезжающих. Красноармейцы, поглядывая на паренька в непомерно длинной шубе, вываливались из саней и взапуски носились по двору, чтобы хоть немного отогреть закоченевшие ноги.

Назарке показалось, что с отрядом произошла какая-то неприятность, и он решил повременить с расспросами. А уж не в обычае ли якута прежде всего узнать последние новости! Однако на этот раз Назарка рассудил иначе: раз люди приехали, значит, у них есть дело и они сами скажут об этом.

Разглядев на воротнике подростка звезду, командир отряда изумленно поднял брови. В голове шевельнулась нехорошая мысль: «Может, наших где близко в засаду заманили!»

Он подошел к Назарке, потрогал пальцем звезду и спросил:

— Откуда это у тебя, догор[36]?

— Подарили! — гордо ответил тот.

— Кто?

— Такие же, как вы, приезжали. Чай пить у нас останавливались. Соседи болтали, будто красные то были. Врут только! Им, однако, завидно, что у нас гостевали, а не у них.

Красноармейцы, притопывая ногами, слушали объяснения паренька.

— Похоже, гороховские к ним заезжали, — определил командир, — они этими местами выходили.

— В юрту идите! — скрывая под напускной суровостью радость встречи с людьми, пригласил Назарка. — Шибко, поди, замерзли. Лютует нынче зима!

Отец при встрече с незнакомцами никогда не выказывал ни радости, ни огорчения, ни удивления. Это не в правилах охотника. Он был всегда сурово сдержан, немногословен. А Назарка во всем подражал отцу. Бойцы заулыбались, охотно последовали совету маленького хозяина небольшой, покосившейся юрты.

— Какой оголец! — одобрительно хмыкнул высокий рябой красноармеец.

— Молодец! — согласно кивнул его товарищ.

Назарке нравилось разговаривать с приехавшими о серьезном, тем более что слушали его внимательно. Во время беседы он хмурил брови, морщил лоб и незаметно поглаживал пальцами подбородок.

— Чье это сено? — показал командир на разворошенный стог.

— Павла.

— Какого Павла?

— Тойон, сын Уйбаана, — терпеливо объяснял Назарка. — Весной сюда коров пригонят. Хотон дальше, на другом аласе. Там озеро хорошее. Сейчас сено к зимнику возят, кормов что-то шибко много сейчас брать стали...

— Лошадей кормить вволю и с собой взять сколько надо! — распорядился командир.

Уловив недоуменный взгляд Назарки, он заговорщицки подмигнул ему и пояснил:

— Не беспокойся. У нас с тойонами давние счеты. Скоро и с твоим Павлом сполна рассчитаемся, в долгу не будем.

В сторонке стоял высокий, кряжистый красноармеец и пытливо вглядывался в лицо подростка, словно припоминая что-то. Потом шагнул к нему и, все еще не веря, произнес:

— Никак Назарка?

Назарка вскинул на бойца глаза, присмотрелся и вдруг всплеснул руками.

— О! — удивленно воскликнул он. — Тарас!

Боец подхватил паренька под локти и легко подкинул. Назарка доверчиво приник щекой к его шершавому полушубку, пропахшему дымом костров. Этого человека он всегда вспоминал с каким-то особенно теплым чувством. Еще бы! Ведь он один посмел заступиться за Назарку! Он ощупывал заиндевелую шапку бойца, пятиконечную звезду, намертво пришитую к козырьку, заглядывал в голубые глаза, осторожно трогал усы, будто никак не мог увериться, что перед ним живой, настоящий Тарас.

— Правду говорят: гора с горой не сходится только! — заметил Тарас. Неожиданная встреча взволновала и его.

— Пойдем, пойдем! — Назарка потянул Тараса за рукав. — Большим гостем у меня будешь!

Боец улыбнулся, положил руку на плечо подростка и послушно зашагал к юрте.

— Вот ведь в какое время повстречались! — приговаривал он. — А помнишь, как хозяин уздечкой вразумлял тебя? Такое, брат, не забывается!.. Кончилась ихняя власть!

Красноармейцы набились в юрту, составили по стенам винтовки, развесили подсумки. Большинство стеснилось у буйствующего камелька, отогревая закоченевшие пальцы. Теснота была страшная, ороны сплошь завалены одеждой. Перед очагом образовалась гирлянда из шапок и рукавиц. Часть людей вынуждена была расположиться в пустующем хотоне. Все же не на морозе, не на пронизывающем хиусе.

— Ну, Назар Степанович, теперь рассказывай! — заговорил командир отряда Пешкин, когда четыре котла чаю унесли пустыми и со стола смели крошки. Некоторые якутские слова он произносил неправильно, и Назарка невольно улыбался.

— Чего рассказывать? — не понял он и вопросительно глянул на Тараса.

— Как живете?

— Раньше худо было. Отец уже на озера хотел укочевать. Теперь Павел вместо старого тойона Уйбаана. Он добрее огонера, продукты нам давал, мануфактуру, мне ружье подарил. Не просили — сам привез. Корову обещал, долги не спрашивает.

— Так, так. А где же отец?

— Сейчас он против красных воюет. Вы ведь знаете, к нам в тайгу идут красные. Лес хотят спалить, юрты отнять, — заученно перечислял Назарка. — Просто напасть!

У него было такое выражение лица, точно какая-то беда с ним уже приключилась.

— Да-а, — протянул Пешкин, и брови его сдвинулись к переносью, — тойоны не дремали. Нас так уже успели разрисовать, что дальше некуда... Серьезнее, товарищи! — остановил он засмеявшихся было красноармейцев. Смех утих.

— Почему засмеялись? Разве я неправду сказал? — обиженно спросил Назарка.

— Ну и нагородил, — произнес Тарас. — Ведь мы те...

Но, поймав предупредительный знак Пешкина, осекся на полуслове и сделал вид, что его одолел кашель.

— Чего вы? — повернулся к нему Назарка.

Тарас замялся, подыскивая в уме, что ему ответить.

— Понимаешь, мы это уже слышали... Никак не пойму, что за человек догонял меня, когда я возвращался с переговоров. И свои же подстрелили... Контра агитирует!

— Про красных любой якут знает! — подтвердил Назарка и вздохнул.

Красноармейцы сразу смолкли, насупились, наступила длительная тишина.

Бойцы крепко спали, набросав на земляной пол толстым слоем сено, расстелив поверх него шинели и полушубки, положив головы друг на друга. Затухающий камелек иногда выхватывал из сумрака углов разметавшихся в живописном беспорядке людей. Лишь Пешкин еще сидел за столом, освещенный хилым светом огарка. Он неторопливо заносил в блокнот события минувшего дня. Окончив писать, командир задумался, упершись взглядом в тусклую, оплывшую пластину льда в окне. Свеча рассеяла по ней мерцающие точечки.