— А вот какой! Возле юрты есть полузасохшая лиственница. Когда приедет Цыпунов, повесь на сучок что-нибудь белое. Ну хотя бы свою нижнюю рубашку. Постирай ее и раскинь. Мы за юртой все время наблюдать будем.

Васька угрюмо слушал, ежился и, как заведенный, кивал головой.

— Все понял, Вася? Повтори! — приказал Назарка.

Сыч покорно повторил сказанное «товарищем уполномоченным комиссаром», часто-часто заморгал.

— Довольно! Не кривляйся! — прикрикнул на него Фролов. — Тут тебе не театр! Смотри, если что! — он похлопал по кобуре нагана. — На месте прикончу!

Васька скрылся за деревьями. Треск валежника под сапогами некоторое время указывал направление, по которому он пробирался. Притихшие красноармейцы попрятались в густую тень. Назарка лежал на мягком пружинистом моховище и смотрел в голубое безбрежье. К нему подсел Фролов.

— Ну, будем считать, что с Цыпуновым покончено, — сказал он, разжевывая кислые лиственничные хвоинки. — Теперь ему, пожалуй, не вырваться!.. Что о будущем думаешь, Назарка, как жизнь свою построить мечтаешь?

Назарка долго молчал, не отрывая зачарованного взгляда от неба.

— Плохая у якутов была судьба. Трудно им жилось. Часто терпели они разные притеснения и обиды. Лишь о «сударских» у наших людей осталось доброе воспоминание, — медленно, раздумчиво говорил Назарка. — Теперь настали новые времена. Я хочу сделать много хорошего, полезного своему народу. А для этого нужно знать и уметь. Осенью попрошусь в Якутск, буду учиться. Потом вернусь в родной наслег.