— Я здесь останусь, а ты пройди немного дальше, — приказал он, — там затаись!

Человек пониже понимающе кивнул и, огибая лиственницы, направился вперед.

— Подожди! — негромко окликнул его Павел. — Смотри, не прокарауль!.. Спирт больше не пей!

Низкий прошел до места, где дорога поднималась на пригорок. Потоптавшись, он исчез за лесинами, точно растаял в сумеречном мраке.

Наступила какая-то особенная, до звона в ушах, напряженная тишина. Долго ни один звук не нарушал безмолвия леса, только изредка потрескивали от мороза деревья. Но это было так привычно, что просто не замечалось. Нет-нет да и сорвется с невидимой ветки ком, мягко прошуршит по сучьям и плюхнется в снег. Зеленоватая под луной, в воздухе искрилась кухта.

По дороге, около которой залегли двое, вскоре послышалось фырканье бегущей лошади, и Павел сразу определил, что она устала.

— Мой тунгус никогда не ошибается! — пробормотал он, снял шапку и рукавицы.

Когда показалось смутное очертание саней-розвальней, Павел плавно поднял винчестер.

Лошадь добежала до места, где сходились дороги, с храпом потянула ноздрями воздух и зафыркала. Из-за ближнего дерева длинным язычком сверкнул огонь, грохнул выстрел. Лошадь упала. Сухо треснула сломанная оглобля. Из саней выскочил человек. На несколько секунд он в растерянности остановился, пытаясь угадать, откуда выстрелили. Но этого было достаточно.

Бах!.. Бах!.. — снова раскатисто пронеслось над тайгой. Человек упал, сделал попытку подняться, наступая коленками на доху, но новый выстрел подсек его, и он опрокинулся на спину.

Павел выскочил на дорогу.

— Готово! — обрадованно крикнул он.

Низкий, ломая кусты, бегом припустил к нему. Человек был мертв. Его торопливо принялись обыскивать. Павел распахнул тулуп, расстегнул черную хромовую тужурку, обшарил карманы. Никакого пакета не было. Лишь несколько бумажек, видимо мандаты. Тогда они, мешая друг другу, раздели убитого, перетрясли и перещупали одежду. Пусто.

— В санях ищи! — приказал Павел.

Сам же несколькими взмахами ножа вспорол хомут, чересседельник.

— Как у тебя там? — осведомился Цыпунов, распрямившись.

— Винтовка. Больше ничего.

— Лучше копайся!

— И так стараюсь, Павел Иванович!

Пальцы на морозе закоченели. Цыпунов засунул руки за голенища торбасов.

— Однако, не того скараулили, — осторожно высказал свое предположение Васька Сыч.

Убедившись, что это действительно так, Павел ругнулся. Неужели красные перехитрили? Он подобрал маузер и перекинул ремень через плечо. Затем подхватил за ноги раздетый до нижнего белья труп и оттащил его в сторону. Через колею протянулась темная стежка крови.

— Маузер! — восхищенно произнес Васька и с мольбой попросил: — Павел Иванович, подарите! И за эту милость услужу чем-нибудь...

Павел щелкнул ногтями по деревянной отполированной кобуре и молча протянул Сычу. Отдал он ему и кожаную тужурку.

— Жизни не хватит рассчитаться со мной! — усмехнувшись, заметил Цыпунов и жестко добавил: — Помни, слово мое для тебя закон!.. Не того выследили мои молодцы. Наверное, ревкомовский из города.

Судьба свела Павла Цыпунова с Васькой Сычом при необычных и довольно трагичных обстоятельствах. Осенью белоповстанческие отряды Артомонова и Эверова захватили на Муе пароход и баржу с товарами, принадлежащими советским торгующим организациям. Проведав об этом, Цыпунов с группой приближенных поспешил на Мую, чтобы успеть урвать кое-что для себя. Особенно важно было запастись боеприпасами — порохом, пистонами, свинцом. Тут-то и случилось его знакомство с адъютантом, вестовым, денщиком штабс-капитана Артомонова Васькой, по прозвищу Сыч.

...Изрядно выпивший, Васька слонялся по Муе. В деревеньке было пусто. Молодые женщины и девки попрятались в окрестной тайге. Охотиться не за кем. Артомонов, Эверов и Цыпунов занимались дележом добычи. Делать было абсолютно нечего. Пошатываясь и самозабвенно высвистывая какой-то мотивчик, Васька брел сам не зная куда.

Вскоре внимание его привлекло освещенное окно. Сыч машинально повернул к дому, стоявшему на отлете. В сенцах он нащупал шероховатую скобу и потянул на себя дверь. В горенке за столом тесно сгрудились несколько эверовских добровольцев. Раскрасневшиеся лица их блестели от пота. На столе горкой возвышались царские пяти- и десятирублевки, смятые ассигнации.

Васька громко поздоровался, но на него никто даже не оглянулся.

— Девятнадцать!.. — выкрикнул банкомет и показал девятку червей.

— Карта — не лошадь: к утру повезет! — криво усмехнувшись, заметил проигравший, извлекая из кармана пригоршню золотых.

Васька несколько минут заинтересованно наблюдал за игрой. Затем решительно шагнул к столу, протянул руку и коротко потребовал:

— Дай мне!

— Расчет на месте! — произнес кто-то, и Васька в ответ мотнул головой.

Банковал высокий здоровый детина по кличке Дацан. Васька кое-что слышал про этого человека. Говорили, что он носил на прииски спирт и даже ограбил кассу, взяв больше пуда благородного металла. Дацан известен был своим необузданным нравом, и его побаивались.

Увидев протянутую руку, банкомет искоса, недобро посмотрел на Сыча и спрятал в отросших усах ухмылку. Ходила молва, будто Васька не только исполнял холуйские обязанности при Артамонове, но и заменял тому жену. Таких Дацан презирал и ненавидел. Помедлив, он молча подал Сычу карту и незаметно подмигнул товарищам.

Васька мельком глянул на карту и небрежным жестом прикрыл ею деньги.

— На все! — процедил он.

Присутствующие затаили дыхание. Банкомет было заколебался, но потом тряхнул раскосмаченными кудрями.

— У нас рассчитываются сразу. Закон! — глухо предупредил Дацан и рывком выдернул карту.

К десятке привалила десятка. Тайно радуясь своему везению, Сыч потеснил игроков, сел на скамью и сказал банкомету:

— Набирай себе!

Тот вскрыл даму, шестерку... Потом девятку. Пытливо посматривая на Ваську, задержал над колодой руку.

— Остановлюсь! — решил он. — Восемнадцать!

— Мало каши ел! — хохотнул Васька. — Здесь все двадцать.

Он бесцеремонно загреб выигрыш, снял шапку и ссыпал в нее монеты. Кредитки засунул за обшлаг рукава. Дацан побледнел и прикусил губу.

Когда по кругу очередь опять дошла до него, Васька сорвал второй крупный куш. Взбешенный Дацан удвоил ставку. Игроки дышали, как запаленные лошади.

Раззадорившийся Васька снова ударил по банку — и проиграл. Немного погодя шапка его опустела. Сыч полез в карман, с шиком выкинул несколько бумажек. И опять неудача. А игра уже целиком захватила его. Вскоре у артомоновского адъютанта не осталось ни копейки, а на раздаче ему выпал трефовый туз. Заколебавшись, Сыч, как завороженный, смотрел на тускло поблескивающее золото — определенно счастье опять привалило к нему.

Сосед справа перебрал очки и, бормоча проклятия, вышвырнул деньги. Наступил Васькин черед.

«А, была не была!» — холодея, подумал он и кинул карту на банк.

К тузу пришел король. Мало. Стараясь быть невозмутимым, Сыч попросил еще карту. Пиковая восьмерка, похоже, злорадно ухмыльнулась. У Васьки закружилась голова. Он вяло разложил взятку.

«Попрошу у штабс-капитана», — подумал он, чувствуя гулкое биение в висках.

— Лишнее прихватил! — захихикал кто-то.

Дацан, указательным пальцем передвигая монеты, сосчитал банк.

— Двести семьдесят целковых, — устало сказал он и продвинул к Ваське мокрую ладонь.

— Братцы! — забормотал Сыч. — Дома гроши забыл. Думал, с собой, а они во френче. Сейчас сбегаю, принесу.

— Рассчитывайся!

— Понимаешь, оставил! — объяснял Васька, боясь встретиться с Дацаном взглядом. — Я мигом обернусь. Тут недалече. Если не веришь, со мной кого-нибудь отправь. Честное слово!

— Расчет! — понижая голос, повторил Дацан. — С банка брал, не оправдывался...

— Сейчас будет!

Васька вскочил, перенес левую ногу через скамью. Но Дацан опередил его. Сдвинув стол, он прыжком очутился на середине комнатки и выдернул из-за голенища кинжал. Свет лампы, отразившись, сверкнул на отполированном с загнутым кончиком клинке. У Васьки зарябило в глазах. Редкие оспины на лице его стали будто наклеенные. Он стоял точно парализованный и всхлипывающе всасывал носом воздух.