Он стоял, высокий, стройный, и мне показалось, что он вот-вот бросится на меня, как летучая мышь- вампир. Хотя, может, он не был так уж враждебно настроен. Тут меня осенила страшная догадка. Моя рука сама взлетела и закрыла рот:

— О, Боже мой, я совсем забыла. Твоя девушка дома? Та, блондинка?

— Думаешь, если не объяснишь, я не пойму, о ком ты говоришь? Сколько у меня девушек, по-твоему? — спросил он с непроницаемым выражением лица. Я отпрянула, будто он мог меня ударить. Он никогда этого не делал, но отлично умел вызвать ощущение исходящей от него физической угрозы. С ним никто не рисковал вступать в драку.

Я изобразила гримасу «извините — не бейте».

— С блондинкой все кончено. Отношения не сложились. — Джек распахнул дверь, широким театральным жестом приглашая меня войти. Когда я проходила мимо него, он легонько прикоснулся к моей спине: — Мне очень жаль, что умерла бабушка Нелли.

— Спасибо, — пробормотала я. Его прихожая сильно отличалась от моей. Например, белый потолок был вдвое выше и украшен по углам декоративными алебастровыми завитушками. Забыла их название. Я рассматривала потолок, задрав голову, как Алиса в Стране чудес после того, как проглотила таблетку для уменьшения роста, и чуть не потеряла равновесие. Джек придержал меня, схватив за руку.

— Как у тебя красиво, Джек. Это японский стиль, да? И пол из темного дерева, и ставни из темного дерева, и мебели почти нет, так все просто, в стиле минимализма, — затараторила я.

Видимо, далеко в прошлом остались те дни, когда, по мнению Джека, для создания атмосферы романтического ужина достаточно было поставить на кухонный стол горшок с фикусом и включить настольную лампу, осветив наши бифштексы.

Джек подвел меня к мягкой софе, совсем не вписывающейся в стиль комнаты, зато уютной, как теплая ванна.

— Спасибо, — промямлила я и откашлялась. Я знала, что намерена сказать, и старалась говорить логично. — Я с бабушкой Нелли поссорилась много лет назад. Меня оскорбило ее отношение к папе… И я перестала бывать у нее, а она… знаешь, люди ее поколения считают, что первым извиниться должен тот, кто младше, и она ни разу не пришла ко мне повидаться. И вот, из-за нашего упрямства, мы так и не помирились, а теперь она умерла. И у меня осталось ощущение пустоты и вины перед ней.

Я умолкла. Джек кивнул, чтобы я продолжала.

— Похороны были сегодня, и мне было просто необходимо повидать тебя. Я… не хотела, чтобы у нас с тобой… получилось так же…

— Я, вообще-то, рассчитываю прожить еще лет десять-двадцать, — сказал Джек, и я почувствовала, что он нервничает. Его шутки всегда напоминали прыжок в воду.

— Знаешь, Джек, я ведь поняла, что ты ощутил, когда решил, что я тебя предала. Я ни о чем в жизни так не жалею, как о том случае. Но тогда я не могла выразить свои чувства словами. Не знаю почему. Когда ты поверил в самое худшее, я не знала, что делать, меня охватил ужас, у меня не нашлось слов. Надо было тебе признаться, что с момента нашего с тобой знакомства я ни разу не спала с Гаем. Но даже быть рядом с тобой мне было страшно, ведь ты изображал такое равнодушие и был так великолепен! И тот единственный раз, когда я поцеловала Гая, — это было ошибкой, нельзя было этого делать, я знаю, — но я сделала это только затем, чтобы не быть такой зависимой от тебя; я не могла поверить, что ты правда любишь меня, мне казалось, что я тебя недостойна. Я очень тебя любила, но не была уверена в твоем чувстве, пока не увидела твою реакцию тогда, на кухне, когда ты разбил бокал…

Джек закрыл глаза. Минуты через две наконец открыл их и сказал:

— Я должен был выслушать тебя. Но я просто был не в силах. Я ведь решил, что случилось самое худшее. Знаешь, я был тогда очень невысокого мнения о себе, я привык ждать только плохого. Могло казаться, что я уверен в себе, но любой тест показал бы, что это было далеко не так. В то время я только учился верить в себя. Когда ты сказала, что была у того парня, моя самоуверенность разлетелась, как одуванчик.

Он встряхнул головой. Потом неожиданно поднялся с дивана и вышел из комнаты. Я не знала, что делать.

— Джек? — закричала я вслед ему. — Джек? С тобой все в порядке? Я хотела сказать тебе, что мне очень жаль, прости меня за все, что я сделала, ты для меня был всем, даже больше, чем всем, я ненавижу себя за то, что причинила боль… и тебе, и себе.

Ответа не было, мой голос звучал в белой пустоте. Затаив дыхание, я прокралась вдоль коридора. В конце его увидела открытую дверь в ванную: такие интерьеры можно увидеть только в журналах. Джек склонился над керамическим умывальником кремового цвета и дрожал всем телом, закрыв рукой глаза. Я с ужасом поняла, что он плачет.

— Малыш, — произнесла я неожиданно для самой себя. Я хотела дать задний ход, но не знала, что делать… Мне было так неловко, ведь я застала его в такой интимный момент. И тут вдруг я поняла, что мои отношения с Джейсоном — просто чушь, надо перестать морочить парню голову и разорвать помолвку, как только я его увижу.

— Джек, прошу, прости меня, — заговорила я. — Я сейчас уйду, я уйду совсем, я хочу сказать, что…

Не поднимая головы, он сделал непонятный жест рукой и проговорил сквозь стиснутые зубы:

— Погоди.

Кивнув, я поспешила назад, в прохладную белую гостиную. Я была так взволнована, что не могла усидеть на месте, так что прошлась до зеркала, прислоненного к стене, и заглянула в него. Оно было пыльное и в крапинках от старости. А ведь раньше Джек не интересовался антиквариатом. И вдруг я опомнилась — ведь прошло десять лет! Мне стало неловко за себя. Джек стал взрослым, разбирающимся в истинных ценностях человеком, а я так и осталась большеглазым ребенком, предпочитающим все новое и блестящее и отвергающим по-настоящему ценное. Внимательнее вглядевшись в свое отражение, я тихонько взвизгнула.

Из зеркала на меня смотрел клоун.

Красная губная помада размазалась вокруг рта. Боже, до чего смешное зрелище. Наверное, я была взволнована сильней, чем мне казалось. Я стала стирать помаду с лица тыльной стороной ладони. Почему Джек не сказал мне про мой вид?

Я вспомнила, как мы с ним, через пару месяцев после женитьбы, отправились в гости на чью-то свадьбу. С нами была Мартина. День был ужасно жарким, а на мне был жуткий «ансамбль», который отлично смотрелся бы только на тетке климактерического возраста. Он был сшит из искусственного шелка персикового цвета, как этот линялый оттенок обозвала продавщица в магазине.

Так как я никогда не умела одеваться женственно, каждая моя самостоятельная попытка в этом направлении проваливалась. Этим объяснялась покупка вещи, в которой я смотрелась, как мутант жука-пожарника. Как я уже говорила, в тот день была жуткая жара, и я была уверена, что мерзкая шершавая ткань моего чудесного «ансамбля» насквозь пропиталась потом и что у меня на заднице — большое влажное пятно.

— Джек, — спросила я, — у меня на спине есть пятно от пота?

Он осмотрел мою спину и сказал:

— Нет, дорогая, ты смотришься великолепно.

Но я заметила, как блеснули глаза Мартины. Мы дошли до церкви, там был туалет с большим зеркалом. Я посмотрела на свою спину и — о ужас! — увидела на одежде пятно размером с Уэльс! Я была готова накинуться на Джека, но тут меня осенило, что он соврал из любви ко мне. Я обмотала вокруг пояса подходящую по цвету шаль и прошествовала на свое место с высоко поднятой головой. А моя душа с тех пор немного оттаяла.

Стирая остатки своей клоунской помады с лица, я услышала шаги Джека. Я выпрямилась, когда он быстрыми шагами подошел и сказал: — Давай помогу.

Не помню, кто первый к кому прикоснулся, но я оказалась в его объятиях и почувствовала жаркий поцелуй. Мы неуклюже возились, отчаянно хватаясь друг за друга, я брякала пряжкой его пояса, как замком, и чувствовала, как дрожат его пальцы, когда он срывал с меня жакет и гладил мою спину и грудь.

— Боже мой, Ханна, — шептал он, — Боже мой! — Я встряхивала волосами, падала на него, мне хотелось, и плакать, и смеяться, только говорить я не могла.