Я не собиралась пропускать эту реплику мимо ушей и ответила: — И мне тоже.

Мы с Гаем тоже получали друг ох друга то, чего хотели. Наша связь была тонкой, как паутинка, несмотря на то, что мы симпатизировали друг другу. В мире полно людей, которым симпатизируешь и на которых тратишь уйму времени. Их количество надо урезать. Нас с Гаем сближало обоюдное желание потрахаться время от времени. Однажды, когда мы развлекались в его гостиной, он поинтересовался:

— Что будешь делать, если сейчас войдет моя подружка?

Мне это понравилось! Что буду делать я?

Так что, встретив в кино Джека через несколько месяцев, я не считала, что должна выяснять отношения с кем-то из них. Когда парень тебя куда-то ведет (в смысле, пообедать), должна ты рассказывать ему обо всех, с кем ходишь на обед? По-моему, правильный ответ будет: «Нет». Я не считала своим долгом отчитываться перед Джеком за все мелкие нарушения морали. Как бы то ни было, Гай исчез, и я решила, что он готовится к новой роли.

Мы с Джеком продолжали встречаться. Но ничто, кроме секса, нас не связывало. У меня не было привычки оставлять вечер субботы для встречи с ним. Если в четверг мы не договаривались на ближайший уик-энд, я считала себя свободной на все выходные. Что не мешало мне самой договариваться с кем угодно и о чем угодно еще с утра среды. Так что когда вдруг, как с неба свалившись, позвонил Гай, источая обаяние и желая отвести меня вечером на комедию, я подумала: «А почему бы и нет?» Если попросите меня объяснить, почему я так решила, я укажу самый банальный повод: Гай только что промелькнул на телеэкране, произнеся две строчки текста в сериале «Улица Коронации», и стал почти знаменитым.

Но это не единственное, почему я согласилась увидеться с ним. Честно говоря, главной причиной был Джек. Из-за него все остальные мужчины перестали для меня существовать. Это я считала слабостью, а ощущать себя слабой я ненавижу. Возможно, именно поэтому я возненавидела и Джека. Находясь с ним рядом, я все время испытывала болезненную неуверенность в себе. Я притворялась крутой, но понимала, что Джек главный и знает об этом. Если бы меня тогда спросили, кто создал Луну и звезды, я, наверное, ответила бы, что Джек. Соглашаясь на встречу с Гаем, я пыталась обрести уверенность в себе. В то время эти мотивы были не ясны мне самой, и я потеряла контроль над ситуацией.

Припарковавшись возле дома Гая, я позвонила ему, и он пригласил меня войти, посмотреть запись его передачи. Я быстро согласилась, хотя и подозревала, конечно, что «посмотреть запись передачи» — это он так называет «поваляться». Но Гай так мило гордился этой передачей, которая длилась целых две минуты! Так что я наговорила ему кучу комплиментов. И позволила поцеловать себя в ухо.

— Останься, — шепнул он.

— Не могу, — ответила я.

В глубине своего подлого сердца я просто побоялась, что Джек позвонит в три часа ночи. Иногда он так делал. А потом я сделала еще одну мерзость — добавила:

— Если хочешь, поехали ко мне.

— Да нет, спасибо, не хочу тебя беспокоить, — ответил он.

Я поехала домой одна. Хотя дом — это слишком громкое слово для моей тогдашней обители: одна комната, вмещающая только меня и кровать, крепящуюся на день к стене. Было часа два ночи. Припарковавшись на улице возле окружной дороги — там, где я жила, места для парковки не было, — я потопала к своему кварталу. И услышала за собой шаги. Меня особенно напугало то, что преследователь не посчитал нужным перейти на другую сторону улицы. Видимо, ему плевать было на возможность обнаружения. Это плохой знак. Я побежала и — теперь уже совсем испугавшись — заорала: «Помогите, помогите, пожар, по-ж-а-а-р!» Потому что глупо кричать: «Насилуют!» или «Убивают!» Добрых самаритян сейчас днем с огнем не сыщешь, реагируют только на крики «Пожар!»

— Черт, да заткнись ты, Ханна, это я, Джек!

Я остановилась и обернулась в сторону голоса, совершенно ошарашенная. В окнах появились неясные силуэты соседей. Я махнула им рукой — мол, отбой, возвращайтесь в постели.

— Ну, ты и псих, Джек. Что ты…

В одной руке у него была бутылка шампанского, в другой — растрепанный букет душистого горошка. Я люблю душистый горошек. Его цветы чудно пахнут и в два раза крепче роз. Душистый горошек дарит человек, обдумавший свой выбор. Я об этом говорила Джеку несколько недель назад. Сердце у меня бешено забилось, щеки раскраснелись. Я была благодарна темноте.

Он кивнул головой в сторону окружной, туда, где Муниципальный совет посадил траву и пару кустов:

— Я там тебя ждал. Кажется, задремал под кустом. Ты где была?

— В гостях. Но я уже вернулась. — Я дотронулась до его лица: — Погляди на себя. У тебя мох в волосах.

Он схватил меня, и чуть было не задушил в пламенных объятиях.

Поднимаясь по лестнице, я убеждала себя, что не сделала ничего дурного. Ну, просто ничего. Но ведь могла. Я могла приехать домой вместе с Гаем. И тогда это был бы конец. Я чувствовала себя как человек, опоздавший на самолет, который потом разбился. Меня трясло. С тех пор я никогда не звонила Гаю, и он мне не звонил, так что я успокоилась. Но откуда мне было знать, что Джек решится на такой вот романтический поступок именно той ночью! Это ведь было совсем не в его характере.

Но наши отношения с того дня изменились. Большинство людей живут в своих закрытых мирках. Я как-то проехала сто сорок три мили, следя за человеком, который и в ус не дул. Он ни разу не взглянул в зеркало заднего вида. У людей слишком много забот в голове, чтобы замечать происходящее вокруг. Поэтому случается столько автомобильных аварий. И все же эволюция грамотно распорядилась имеющимся в ее расположении скудным материалом. Когда мы, ведя расследование, влезаем в чью-то жизнь, мы избегаем встречаться взглядом с объектом наблюдения. Мы смотрим на его галстук, куда угодно. Потому что если встретиться взглядом с человеком, он навсегда запомнит твое лицо. Даже если он не очень умен, его мозг все равно запустит какую-то программу и внесет тебя в память. А тебе, когда столкнешься с ним, на улице спустя несколько дней, вовсе ни к чему быть узнанной.

Когда Джек был рядом со мной, мне всегда казалось, что он витает в облаках, что его мысли где-то далеко. Меня это нервировало, но и успокаивало в то же время. Не люблю, когда меня преследуют вниманием, от этого я начинаю чувствовать себя неуверенно, задыхаюсь, как говорится. Что бы там ни занимало мысли Джека, не позволяя его душе полностью слиться с моей, даже когда физически он был рядом, — я была этому благодарна. Есть мужчины, которые стремятся полностью завладеть душой и мыслями своих женщин. С Джеком я могла быть спокойна: мой мужчина не был таким.

И все же в ту ночь, когда я вернулась от Гая, инстинкт шепнул Джеку, что что-то не так. Он это почувствовал, несмотря на углубленность в себя. Ничего особенного не было в моем позднем возвращении домой или в том, что я уклонилась от ответа. Но Джек, казалось, уловил перемену шестым чувством.

Впервые, я ощутила, что его мысли не блуждают где-то далеко. Он вел себя, как влюбленный мужчина, понявший, что может потерять возлюбленную. Он стал напористым и страстным. Как в рассказах о жгучей южной любви. Мне это не понравилось.

Еще одно из запоздало оцененных изречений моей бабушки Нелли: «Будь осторожна в своих желаниях». Но мне было девятнадцать — возраст отрицания и стремления к независимости. И, не прибегая к такой прогрессивной форме общения, как слова, я дала Джеку понять, что предпочитаю его прежнюю отстраненную манеру поведения.

Он тут же сменил тактику. А я убедила себя в том, что поступила правильно. Не хватало еще, чтобы он получил право что-то от меня требовать! Это было против моих правил. Мне удобнее было думать, что я для него — приятное времяпрепровождение, и только. Как и он для меня. Я, конечно, понимала, что при более или менее постоянных отношениях один партнер вправе ждать от другого поддержки и заботы. Но приятнее их оказывать, зная, что это твой подарок, а не обязанность. Доброта сходит на нет, превращаясь в долг. Ведь есть разница — хорошо тебе с человеком, или вы обязаны быть вдвоем. Джек с легкостью вернулся к своей саркастической манере общения. Вот почему я так удивилась, когда через пять месяцев, на Рождество, он предложил мне выйти за него.