Сзади раздался звериный рык. Собаки повскакивали и бросились наутек. В десятке метров от меня стояла кавказская овчарка, рядом с которой призрак замка Баскервилей показался бы болонкой.

— Опять Марта из вольера ушла! — воскликнул Никитич. Чудовище тяжелым галопом мимо нас помчалось за сенбернаром.

Приемами «борьбы с собакой, действующей в интересах террориста» Никитич владел виртуозно. Сложность состояла в том, чтобы не причинить Марте вреда: предстояло подсечь ее, прижать к земле и сомкнуть пасть, что он и проделал в считанные секунды.

— Как тебе не стыдно, — укоризненно выговаривал Никитич, уводя Марту домой. — Чего ты от Ангела хочешь? Нравится он тебе — так и скажи, зачем же вольер ломать?

Мне захотелось еще раз окунуться в бассейне, но Машка, Рита и Ангел угрожающе зарычали: гостям бродить по Эдему не полагалось.

Никитич вернулся минут через пять, когда мне почти удалось наладить контакт с одним из Веркиных щенков.

— Хороший зверь, — сказал я о Марте.

— Все они хорошие, — согласился Никитич. — Когда спят зубами к стенке. Живут себе, плодятся, добро стерегут, людей охраняют. Так и хочется погладить. А попробуй у них кость отнять — оттяпают руку ничтоже сумняшеся. Закон у них один: кто сильнее, тот и прав.

Борща я дожидаться не стал.

— Спасибо, Никитич, — не без сожаления встал из-за стола. — Времени у меня в обрез, нужно еще рекогносцировку на местности произвести. В ночное время.

Гуляев молча проводил меня до ворот.

— Вот что, — сказал он напоследок. — Я из криминальной автономной республики в составе Российской Федерации вышел. Но если что — давай знать, может, пригожусь.

Расстались мы по-доброму, его намек я понял: человек свое отработал и теперь хочет отдохнуть по-человечески — в собачьей стае.

Не нужно ему мешать.

Ночь надежно скрывала архитектурные изъяны Градинска. Разноцветная неоновая подсветка делала его похожим на тысячи других приморских городов, начиненных специфическим, далеко не во всем праведным контингентом. В том числе — на Рио, Пуэрто-Плато и Сан-Франциско. Но под покрывалом ночи, как сказал Кифа, «тишь да гладь да Божья благодать».

— Здесь обычно собираются шлюхи подороже, — кивнул мой одноклассник на пятачок у беззвездочной гостиницы «Парус». — Наркота перекочевывает из кармана в карман. За каждый прикинутой девочкой — широкоплечий мальчик, на каждого барыгу — по два.

Он сидел, развалившись и выставив в окошко локоть, изо всех сил изображая бывалого кэпа-полисмена, проевшего на уголовке зубы. По мне, так лучше бы он вообще молчал: от его комментария отдавало дешевым криминалом Росса Макдональда, описанного не в самые сытые времена. Шлюх я не видел, что ли? Или не знал, что стобаксовых потаскух пасут сутенеры, а торговцы наркотой не работают в одиночку?.. Нет, что ни говори, скучная у ментов работа.

«Четверка», я — «Центральная», проедьте по Кольцевому, сработала сигнализация в книжном».

«Центр», я — «Четвертый», вас понял, сворачиваю на Кочегарку».

Как же нужно любить литературу, чтобы в полночь забраться в книжный магазин! Ей-Богу, я бы этого книгомана отпустил.

У ресторана «Наполеон» в самом центре города намечалась разборка моряков с таксистами: двое рыбаков пытались запихнуть в машину улов — совершенно пьяную шлюху.

— Поехали, без нас разберутся, — лениво махнул рукой Кифа и щелкнул тумблером: — «Центральная», Гавриленко, я Кифарский, пошли к «Бонапарту» кого-нибудь, пусть проверят «волжанку-универсал» 16–24.

«Тебя понял, кэп. Ты где?»

— В …де, — выругался Кифа и положил микрофон на тангенту. — Махнем к Поздняковой? Она после спектакля поздно возвращается.

Несмотря на выходной, отведенный мне для акклиматизации, я чувствовал себя трутнем. Злобный пчелиный рой, всполошивший министерское начальство, явно улетел с моим приездом. А может, роя никакого и не было — просто мирные пчелки собирали мед, изредка по ошибке залетая в чужие ульи; это наводило ужас на сонливых провинциалов и казалось обыденным мне, привыкшему к экстремальным ситуациям. Спокойствие города, отражавшееся на похмельной физиономии Кифы, было подозрительным.

— Устал? — посмотрел я на него. — Могу отвезти тебя домой.

— Что толку от такой езды?

— А какой от нее должен быть толк?

— Тебе виднее. Может, ты надеешься своего этого… как, кстати, его зовут?.. Уголовничка этого с кокаином?..

— Северов. По кличке Рапан.

— Да, Рапана этого по пути встретить?

Я и сам не знал, с чего начать, но не признаваться же в этом Кифе. Завтра я собирался побывать в картотеке и выдернуть оттуда всех, кто в последнее время засветился на наркотиках. А сегодня просто катался по тихому, некогда безобидному Градинску. Впрочем, для меня он таким и остался.

«Внимание всем! На углу Портовой и Ткаченко четверо неизвестных загружают в багажник мешки, анонимный абонент предполагает — трупы. Кто находится в районе…»

— Я поблизости! — крикнул я в микрофон, не дослушав оперативного дежурного. — «Центральная», я — «Десятый», подъезжаю по Ткаченко к месту происшествия!

— Ты что?! — выпучил глаза Кифа. — На хрена это нам надо?

Честно говоря, я это сделал с единственной целью: разогнать сон, начинавший смыкать ресницы.

— Ну, должен же быть от нашей езды какой-то толк, ты сам только что сказал, — развернул я «ниссан» на сто восемьдесят: улицу Капитана Ткаченко мы проехали только что, до Портовой оставалось полкилометра.

Кифа ругался на чем свет стоит. Сплюнув в окошко, стал суетливо вставлять обойму в «Макаров». Я выключил свет и сбросил газ. В плохо освещенном проеме между двумя стандартными блочными девятиэтажками действительно стояла белая «шестерка», возле нее копошились люди. Протянув без света как можно дальше, метров за пятьдесят я врубил дальний свет, противотуманки и сирену одновременно, выжал педаль до отказа: внезапность в таких ситуациях — главное слагаемое успеха.

Ослепленные, оглушенные, люди застыли в оцепенении, затем запрыгнули в машину и рванули с места. Один из них не успел сесть, уцепился за дверцу, водитель на секунду остановился, и этой секунды мне было вполне достаточно.

— Стоять! — затормозив в сантиметре от капота «шестерки», бросился я к ним.

Выдернуть водителя из салона было делом плевым. В горячке он попытался вырваться, но я использовал направление его рывка против него и припечатал к асфальту спиной грузное двухметроворостое тело. Тот, что сидел справа от него, побежал, но я выстрелил, стараясь, чтобы он поближе расслышал жужжание пули, и заставил его лечь на асфальт. Двое других вышли из машины, соревнуясь, кто выше поднимет руки.

Когда все четверо, широко расставив ноги, прижались щеками к капоту «шестерки», из «ниссана» выскочил Кифарский и, размахивая пистолетом, прокричал:

— Ни с места! Буду стрелять!

— Патроны пожалей, — посоветовал я ему негромко. — И осмотри багажник.

Из карманов пассажиров я извлек гранату «Ф-1», револьвер «дог», два газовых баллончика «Кобра» (один почти пустой, другой нераспломбированный, с предохранительной мембраной), три ножа, документы — водительское удостоверение на фамилию Нечаева и два удостоверения сотрудников ЧОП [2] «Зодиак» Забарова и Бубенца. У четвертого документов не было, зато была татуировка, бумажник со ста двадцатью тысячами рублей и миниатюрный «вальтер» за ремешком на голени.

Из багажника мы с Кифарским вытащили два окровавленных, шевелящихся мешка — по одному избитому мужчине в каждом. Руки их были заведены за спину и скованы «браслетами», рты залеплены пластырем. Похоже, они находились под воздействием какого-то сильного наркотика.

— Вы кто такие? — потрепал я их поочередно по щекам, но один не открыл глаз вообще, а другой, вперив в меня мутный, бессмысленный взгляд, что-то нечленораздельно промычал.