— Не надо, — ответил вдруг Бердашкевич, не поднимая головы.

— Будете говорить?

— Да. Коноплев.

— Расскажите подробнее, что было в тот вечер.

— Ничего… я не знаю… я не участвовал! Коноплев позвонил и попросил взять «москвич» в мастерской. Я отвез его на Флотскую, спустился на Металлистов и ждал. Потом пришел этот Франк.

— Его не было с вами до этого?

— Нет, не было.

— А винтовка при нем была?

— Не было, точно.

Мы с Володей переглянулись. Эх, говорил же я: возьми роту солдат, прочеши кустарник! Как знать, может быть, «СВД» была спрятана в условленном месте, откуда ее и забрал потом Гайдуков?..

— Фамилия Гайдуков вам о чем-нибудь говорит?

— Говорит. Но я его не знаю. Седьмого числа Коноплев велел съездить в поселок Южный с Кубацким, а тот искал Гайдукова.

— Зачем?

— Не знаю. Они меня не посвящали, а я не интересовался.

— Почему?

— Ну…

— А все-таки? Чувствовали, что дело нечисто, а, Бердашкевич? Слышали запах криминала?

Бердашкевич кивнул и закрыл глаза. Губы его задрожали.

— Куда вы отправились после того, как забрали Коноплева на Флотской?

— Домой. Доехал до Якорной, а там Коноплев пересел за руль, а меня отпустил.

— В котором часу это было?

— Не знаю… может, около часа… домой я пришел в половине второго.

— Забаров и Бубенец в это время где находились?

— Я таких не знаю.

— Сколько вам заплатили?

— Нисколько. Обещал пять «косых», если я пригоню тачку на ствол «Южной». Сказали, толкнуть… продать, мол, хотят, покупатель имеется. Из Краснодара.

— Кто вам это сказал?

— Коноплев.

— Точно?

— Точно.

— Ай-яй-яй, Бердашкевич. А в прошлый раз вы говорили, что машину пригнать вам приказал Франк.

Бердашкевич снова замолчал.

— Так кто вам пообещал заплатить пять тысяч?

Мне нравилось, как работал Володя — быстро, четко, лаконично, по прямой вел к развязке, словно долго репетировал перед этим. Когда не давал продохнуть, когда выдерживал длинные паузы — театр одного актера, да и только! Много тянул на себя протокол, черт бы его побрал! Если бы не формальности, этих вопросов можно было бы избежать: верблюду ясно, что автомобиль приказал пригнать Коноплев, а никакой не Франк. Просто до сих пор фамилия Коноплева не фигурировала, и Бердаш решил валить все на мертвого Франка, а когда стало ясно, что Коноплева взяли (не зря же Володя залепил ему про «очную ставку»), он понял, что обещанных денег ему не видать, как свободы в ближайшем обозримом будущем, молчать не имело смысла.

— Коноплев. Он меня на работу взять пообещал. А двадцать восьмого мы с приятелем выпили, ну и… сел я в этот «москвич». Шел сильный дождь, не успел затормозить — врезался в тумбу на набережной. Не сильно разбил, но чинить все равно не на что — я же до этого год почти не работал, ни гроша за душой. Ну, Коноплев на этом и сыграл, сказал, что за свой счет починит, а мне придется отработать… Вот и отработал…

— С кем, кроме тех, кого сегодня назвали, вы еще знакомы по делу о киднеппинге?

— Ни с кем. Не знаю я никого… Ну, там, у ствола, видел Онуфриева, жену его… Там все в масках были, кроме меня и Франка, мы позже подъехали. Не знаю я, меня надули, сволочи, сказали, тачку продать…

— Это я уже слышал.

— Да честное слово, гражданин следователь! Шоферил я — и все, больше ничего не делал!..

— Только креститься не надо, Бердашкевич. Поехал туда, не знаю куда, привез не знаю что… Вы ни в чем не виноваты, вас Франчевский с Коноплевым заставили…

— Франчевский ствол у моего живота держал, сказал: «Гони, вздумаешь юлить — пристрелю!» Что я должен был…

— Хватит, Бердашкевич, — скривившись, махнул рукой Сумароков. — Распишитесь в протоколе… — В камеру вошел конвойный. — Уведите его, прапорщик.

Мы остались вдвоем.

— Что тебя связывает с Коноплевым, Володя? — спросил я. Он глубоко вздохнул, размял в пальцах сигарету и жадно затянулся дымом.

— Прошлое связывает. Когда-то Никитич спецотряд организовал, наподобие «Альфы». Я тогда работал в милиции, после армии, а Коноплев — в КГБ. Мы с ним приятельствовали даже. Он меня в рукопашном натаскивал, стрелять учил «по-македонски». А то и просто за рюмочкой чая иногда… Он учился в школе контрразведки и у Никитича самым лучшим был. Очень опасный малый… После того как нас расформировали, я уехал в Питер учиться, а он, видишь, частную охранную фирму организовал.

Я рассказал ему о вчерашней слежке за Коноплевым, о встрече в кафе «Сфинкс» и о рации «кенвуд». О блокноте тоже рассказал, умолчал лишь о Жигарине: на это разрешения мне никто не давал.

— Ничего странного. Шорохов держит казино в ресторане Дяди Вити. Не хило?

— Ну, это я знаю.

— А то, что на каждый легальный доллар ставок идет семь долларов в нелегальной сфере, ты знаешь? Тридцать миллиардов в год приносит оргпреступности игорный бизнес. Так что когда речь идет о казино — речь идет о преступниках. Арестовывать их только за это не полагается, но в уме держать надо. Дядя Витя Кудряшов — акционер онуфриевского «Мака», у него в ликеро-водочном производстве тридцать процентов акций. А Коноплев… Помимо того, что он обеспечивает охрану всех их объектов, готовит им телохра нителей, облагает данью конкурентов, он бывший гэбэшник и очень много знает. Теперь, когда мы его прижали, он поставит в известность не только своих боссов, но и команду головорезов, так что готовься.

— Как же они с Шорохом убили телохранителя своего компаньона и похитили его жену с ребенком?

Сумароков тяжко вздохнул:

— Кончай, Веня! И ты знаешь, и я знаю, что никто там никого не похищал, все действовали по хорошо продуманному плану. Причем не так скоропостижно, как это пытаются представить в газетах, а ЕГО продуманному заранее, задолго до того, во всех деталях. Зайчевский встал у них на пути — или много запросил, или пытался шантажировать, — и его устранили.

— А Ардатовы?

— Кафе «Сфинкс» работает от ресторана «Наполеон», младший Ардатов — фигура подставная. Возможно, он действительно задолжал Зайчевскому, и Забаров с Бубенцом именем уже покойного «авторитета» пытались с него скачать двадцать пять кусков. Не в этом дело, Веня, и даже не в пропавшем миллионе. Голову рубить нужно! От этого миллиона никто не потерял: банк «Восток» купил за миллион цех водочной разливки, под который брал деньги Онуфриев, член правления банка. Все повязаны, круговая порука: Онуфриев, Ардатов, Дядя Витя, Шорохов, их покрывает милиция, думаю, запачкан и мэр. А нам сдают всякую шваль типа Бердашкевича да Забарова с Бубенцом. А тех, кто может дать серьезные показания, просто убирают, как убрали Губарского, Зайчевского, Гайдукова, Кубацкого.

— Давай ордер на арест Коноплева, — потребовал я. — А то я его сам возьму, без ордера.

— Зачем же без ордера, Веня. Ордер Колченогов мне еще утром выписал. — Он деловито, спокойно, как делал это всегда, расстегнул на папке «молнию», достал ордер и положил передо мной.

— Чего же ты тянул? Он помолчал.

— Коноплев против своих показаний не даст. Он замешан в двух убийствах — Зайца и Кубацкого — как минимум. Брать его, конечно, нужно.

Я догадывался о причине его настроения.

Фотографии размером с блокнот сообразительный Максимов сунул мне украдкой и улыбнулся в ответ на благодарность.

— Грядут большие перестановки кадров, жопой чувствую. Я был не столь дальновиден, но разочаровывать его не стал.

Положив на стол перед начальником УУР ордер на арест Коноплева, я попросил группу захвата во главе с капитаном Кифарским. Иевлев долго жевал ус, потом посоветовал прихватить десяток ребят из регионального управления:

— Пойми, майор, мне людей жалко. Я Коноплева знаю. От очередного устрашения мне захотелось съездить за этим крутоверченным самому — всем им в назидание. Я не Кифа, перед васиными выделываться не стану, но таких коноплевых я пачками брал; они под моими пулями «летку-еньку» танцевали, припевая: «Дяденька, не стреляй!»