Погреб чем-то походил на винный в Абрау-Дюрсо, только вместо бочек здесь стояли глубокие эмалированные чаны, наполненные ароматическими веществами. Запах стоял плотной стеной, погреб давно не проветривался.

Пуля с Гаврошем попятились и убежали наверх, отфыркиваясь и скуля.

Володя лежал на топчане, лицом вниз, свесив голову — будто нюхал что-то на цементном полу. Видимо, за шестнадцать часов в этой пыточной камере он нашел точку, где концентрация эфирных масел была наименее токсична. Он был без сознания, но дышал. Когда мы его вынесли наверх, даже попытался открыть глаза.

Мы раздели и положили его на теплую бетонную плиту на солнце, я направил на него струю из пожарного шланга.

— Ни… че… го… не ви… жу… — пошевелил Володя распухшими губами.

— Надо в больницу его, Никитич!

— Пить… Пить…

Воду организм его совершенно не принимал, как только Володя пытался сделать глоток, начинал задыхаться, тело содрогалось в конвульсивных приступах рвоты.

— Поехали!..

Я не мог понять, почему на территории никого нет, потом сообразил, что сегодня суббота.

— Он сказал, на территории двадцать человек? — спросил я у Никитича. — Зачем парфюмерному заводу взвод охраны?

— Смотри!! — В глубине между цехами промелькнула голубая машина.

— Кто это?! — крикнул я охраннику, которому не давали ступить шагу собачки. — В голубой тачке кто?!

— Миляев.

— Все-таки доехал твой технолог! — сказал Никитич. — Помоги…

Мы погрузили Сумарокова в кузов. Никитич вывел грузовик на территорию. Миллион алых роз в чанах, это серьезно — запах переходил в вонь, вонь — в смрад. Ожог слизистой, испорченные почки, потеря голоса, слепота…

— Вези, Никитич! Я тебя догоню! — крикнул я на бегу.

Пуля и Гаврош бежали рядом. Дорогу к цеху, возле которого стояла голубая лайба Миляева — а это был «ниссан», — мне загородил старый знакомец, которого начкар привел с собой из города. «Борз» я узнал раньше, чем его, поэтому выстрелить не дал. Четыре пули — во все конечности — на два шага, в общем, неплохой результат.

Наконец у меня появилось серьезное оружие. Обыскав раненого, я не нашел перевязочного пакета, поэтому забрал у него ВЧ-передатчик, рожок к «борзу» и оставил барахтаться на асфальте.

Если бы не собачки, склад готовой продукции, который я принял за цех, взлетел бы на воздух: за картонными коробками, мешками, бутылками с эфиром и маслом Миляева мне пришлось бы искать весь день. Собачки накрыли его, когда он минировал цистерну со спиртом.

Отправив его в глубокий нокаут, я прихватил взрывное устройство, надел на него наручники, позаимствованные у него же, и волоком потащил к голубому «ниссану». Пуля и Гаврош послушно уселись на заднее сиденье. Миляева я уложил на пол.

«Урал» Никитича я настиг уже у Верблюжьего Горба.

Я стоял в укрытии, за Верблюжьим Горбом, и ждал, пока очухается подвешенный за скованные руки к дереву Миляев.

Теперь у меня были надежные «борз», «ниссан» и «кенвуд», найденный в «бардачке» миляевского «ниссана».

Я связался с Иваном Ордынским.

— Нашли Сумарокова? — первым делом спросил он.

— Нашли, Ваня. Никитич его в больницу повез. Что там у тебя?

— Вначале они собрались в «Сфинксе»: Шорох, оба Ардатовых, Онуфриева и Кудряшов с телохранителем. Потом стали разъезжаться. «Мерседес» повез Онуфриеву в гавань, там она села на сухогруз «Михаил Беликов». Кудряшов вернулся в «Сфинкс», оттуда он и два Ардатовых на «волге» поехали на Майкопскую. Теперь все там, ворота закрыты.

Миляев дернулся, попытался подтянуться, но понял безнадежность своего положения и уставился на меня.

— Стой там, Иван. Я тут неподалеку, скоро у тебя буду, только Никитича дождусь.

Я сменил «кенвуд» на дистанционное управление миной, привязанной к животу Миляева.

— Миляев! У тебя широкий выбор. Ответишь на мои вопросы — я попрошу, чтобы тебе заменили «вышку» на «пятнашку». Нет — запущу тебя в космос. Считаю до одного и нажимаю кнопку.

— Задавай, — прохрипел он.

— Где скрывается Коноплев?

— Не знаю.

— Где миллион долларов, который вы украли в результате комбинации с киднеппингом?

— Не знаю.

— Так. Еще одно «не знаю» — и ты скажешь: «Поехали!»

— Я выполнял то, что мне приказывал Коноплев.

— Что именно?

— Убрал Кубацкого. Потом увел погоню на «опеле» с пустым чемоданом.

— А в «волге» кто был?

— Ардатов.

— И как я раньше не догадался!.. Ладно, поехали…

— Э-э!

— Да нет, не в том смысле… Онуфриева знала обо всем?

— Конечно знала.

— А он, Онуфриев?

— Думаю, знал. Но не то чтобы… Догадывался. Потому и хипиш устроил вокруг миллиона, в ментовку позвонил. Осточертела ему такая жизнь… с Дядей Витей.

— Ты пацана морфием колол?

— Да никто его не колол! Она ему сама таблетку дала, он спал, когда мы пришли.

— За что Кубацкого убили?

— Он ее шантажировал, грозился рассказать мужу, что они с Кудряшовым… Деньги из нее тянул. А в тот день пришел к ней и стал требовать двадцать пять процентов.

— Чего вы от Сумарокова-то хотели?

— Чтобы дело о киднеппинге закрыл. — Кто?

— Яковенко.

— Дело выкрал Васин? — Он.

— Сколько человек на охране виллы Кудряшова?

— Человек десять-двенадцать.

— Как вооружены?

— Автоматы «борз», «Калашников»… Гранаты есть.

Я подошел к нему и снял ремень со взрывным устройством. Никитич не возвращался. Я снова связался с Ордынским.

— Преследую Коноплева, товарищ майор! — прокричал он в трубку. — Уходит! По городу уходит!..

— Где? — вскочил я за руль, забыв о подвешенном Миляеве.

— Сейчас на набережной! «Урал» за ним гонится!..

Я выскочил на дорогу и помчал к набережной. Собачки дышали мне в затылок, лаяли на крутых поворотах. — Откуда он взялся, Иван?

— На Майкопской вдруг стрельба поднялась — кто и в кого стрелял, не скажу, не знаю… А после красный «мерс» из ворот вылетает, а за рулем Коноплев. Может, он их там перебил?

— Иван, где ты сейчас?.. Иван!.. Ордынский не отвечал.

Я увидел его сразу — внизу за парапетом, недалеко от того места, где мы купались с покойным теперь моим одноклассником Толей Кифарским. Перевернутая «синяя птица» дымилась, угрожая взорваться. Я выхватил из нее Ордынского за пять секунд до взрыва; взрыв оказался на близком расстоянии — мне обожгло лицо и руки, взрывной волной отшвырнуло в море, да вдобавок еще чуть не накрыл обломок, упавший с неба.

— Иван! — Я положил Ордынского на песок. На набережной было столпотворение, к нам со всех сторон бежали водители. — Живой?..

— В колесо выстрелил, гад… — сказал он и попытался улыбнуться. — Когда переворачивался, головой сильно ударился… Вы езжайте, товарищ майор… он на «урале» «мерса» нипочем не достанет, вся надежда теперь…

И все-таки Коноплева взял не я.

И даже не Никитич.

Взял его капитан милиции Жигарин. Догнал на ардатовской «волге», когда бандит, врезавшись на повороте в магазин «Мода» и бросив в витрине красный шестисотый «мерседес» на всеобщее обозрение, пытался взять в заложницы двух женщин.

Я ничего этого не видел. Когда я подъехал, Жигарин уже сидел на Коноплеве, оглушенном рукояткой пистолета. Вдвоем мы затолкали его в «ниссан».

— Ты войну на Майкопской начал? — спросил я у Жигарина.

— Я. Один из охранников уголовное дело о киднеппинге нашел, которое мне Кудряшов сжечь приказал.

— На хрена ты мне телефон в номере испортил?

— Да он у тебя прослушивался с первого дня. Дядя Витя знал о тебе больше, чем ты сам о себе.

— А легенда твоя почему рухнула?

— Логов продал, сволочь. Пришлось дать согласие на сотрудничество. Но я знал, что Кудряшов следит за каждым моим шагом. Четыре месяца ни к чему и ни к кому не подпускал, при себе держал, проверку за проверкой устраивал. К тому же связь была у Логова.