Зрентша была изумительно красивой, зелено-голубой планетой. Прохладные айсберги не обмораживали, а нежно холодили кожу, розы мягко покалывали шелковистыми шипами, свирепые тигры шершаво лизали руки. Мы и наши предки наслаждались этой идиллией. Она казалась нам игрой, веселым ласковым сном. Но пришел властолюбец и сел над этими счастливейшими людьми. Он смеялся над слепой Вечностью. Люди стали холодными, розы в кровь раздирали руки, тигры полюбили кровавое мясо. И зрентшианцы вдруг поняли, что их спасение во власти, что она поможет им оседлать Вечность. Кто не понял этой истины, исчезли, и о них забыли. Кто понял, стали рваться к власти. Планета стала мала для них. Великие властолюбцы совершили миллионы открытий. Они построили космические корабли и разлетелись по всей Вселенной. Они хотели завладеть Временем, а стали его слугами. И, словно цепные псы, они. служат хозяину до сих пор. И как только кто-нибудь из них забывает об этой службе, Время отнимает у него самое дорогое — Вечность, и он исчезает.
Зрентшианцы открыли и построили многие миры. Они могли принести счастье Вселенной. Но вместо того они принесли жажду власти, и Вселенная взорвалась войнами, мором и катастрофами. Все беды приходят от властолюбцев, все войны разжигаются людьми, пытающимися обхитрить старуху Вечность. Ведь для этого необязательно быть зрентшианцем. Необязательно быть телепатом, уметь левитировать или замедлять время. Можно быть обыкновенным человеком: атлантом, альзилом, эмнаитом, землянином и победить Вечность. Можно жить мгновение, но оставить свое имя на скрижалях истории, и Вечность почтительно склонится перед этой вонючей бумажкой.
Зрентшианцы не есть абсолютное зло. Они — дети своего мира. Они мягкие, добрые люди. Их беда лишь в одном — они оседлали Вечность и любыми способами пытаются удержаться в седле. Они менее жестоки, чем все окружающие, они знают, что Вечность отрицает жестокость. Если они и прибегают к насилию и злу, то лишь в безвыходной ситуации и во имя Вечности. Им не позволено то, что позволено другим. Иначе они могут вывалиться из седла. Как Арий.
— Кто он, кстати, такой? — спросил внимательно, зачарованно слушавший Русий. Музыка слов Командора раздвинула границы сознания и унесла его куда-то вдаль. Лишь знакомое, ненавистное имя вернуло атланта в реальность:
— Кто он? Он зрентшианец. Он мой брат.
— Старший или младший?
— Почему тебя это интересует? Ты, верно, пытаешься понять, почему он имел такую необъяснимую власть надо мной. Мне трудно ответить на вопрос, касающийся возраста зрентшианца. Мы не обращаем пристального внимания на прошедшее. Мы живем будущим. Он очень стар. Был. Я даже не могу сказать приблизительно, сколько ему лет. Мне кажется, он жил вечно. По крайней мере, я помнил его всегда. Он старше Атлантиды… — Русий удивленно присвистнул — Он побывал на тысячах планет и сменил тысячи шкур. Он был грильбером, гломбом, улаквариатикусом, желтым драконом, шершебером, акваклопусом, эмнаитом и многими другими. Он становился тем, что давало ему власть. Властью он жил миллиарды лет. Мгновение Вечности. Но в вашем понимании это очень большое мгновение. Наверно, он был все-таки моложе меня. Он был глупее. Его жажда власти порождала злость и неконтролируемую ярость. Он мог убить человека лишь по подозрению, что тот становится на его пути. Так он убил капитана и многих других.
— Почему ты не остановил его?
— Для этого я должен был уподобиться Зверю. А Зверь может натворить неисчислимые беды. Бойтесь Зверя, вырвавшегося из клетки! Я не мог рисковать кораблем и всеми вами. К тому же он был мой брат.
— Он натворил много бед! — упрямо сказал Русий.
— Если бы я встал на его пути, Время могло бы выйти из-под контроля. Он был щенком по сравнению со мной. Единственное, что я мог сделать, это сдерживать его необузданные порывы.
— Как он убил Старра?
— Он показал ему Вечность.
— Снял очки и посмотрел в глаза?
— Да. Старр не выдержал путешествия через бездну миллиардов лет и исчез во Времени.
— Почему он не повторил попытку разделаться со мной?
— Он знал, что я по особенному отношусь к тебе. Это сдерживало его, и он пытался действовать чужими руками. И потом, ты просто оказался ему не по зубам.
И тогда Русий спросил. Нерешительно, боясь, что ответ будет утвердительным.
— Я зрентшианец?
— Нет, — к великому его облегчению ответил Командор — И ты сам знаешь об этом. Но ты сын зрентшианца и обладаешь многими уникальными способностями.
— Мой отец — ты?
— Да — Голос Командора был уверен. — Ты не просто мой сын. Ты чудо! Считалось, что зрентшианец не может иметь ребенка от женщины другого типа. Это обрекало нас на неизбежное вымирание, потому что во Вселенной не осталось ни одно ной женщины зрентшианки. Они не выдержали испытания властью. Они слишком любили ее и играли ею, забывая о мере. Старуха Вечность скинула их на крутом повороте и украсила их острыми грудями стены своего храма. Миллиарды лет ни один зрентшианец не имел детей. И вдруг произошло это чудо. Я не знаю, как это получилось, но я любил ее, любил больше всего на свете, даже больше власти. Старуха скалила гнилые зубы, подбирая мне уютное местечко, но Она спасла меня, спасла своей любовью. Видя, что я гасну, и догадавшись, что меня губит мое чувство, она покончила с собой. В этот день родился ты.
— Как ее звали? — тихо спросил Русий.
— Леда.
— Леда?! — Русий вздрогнул.
— Да. На «Марсе» есть девушка с таким именем, и она очень похожа на твою мать.
— Меня к ней влечет.
— Не бойся, твоя любовь не ведет к смерти.
— Ты меня успокоил! — обретя ироничный тон, сообщил Русий — Пожалуй, я сделаю ей ребенка.
— Не играй с этим!
— Я проще отношусь к женщинам.
— Это твое дело, — сразу замкнулся Командор.
— Ладно, Командор, не обижайся — Русий усмехнулся — Ты поставил меня в весьма неловкое положение. Я даже не знаю, как тебя теперь называть: Командор, Отец, или твоим настоящим именем.
— Лучше Командор. Но я не имею ничего и против «Отца». Я не собираюсь скрывать наше родство.
— А ты скрывал?
— Ну, не совсем. Просто до встречи с эмнаитским кораблем я не был до конца уверен, что ты мой сын.
— Что же убедило тебя в этом?
— Твоя феноменальная сила воли. Лишь благодаря ей я смог проникнуть на корабль. Ты просто не догадывался о своих способностях. Знай ты о них раньше, ты мог бы сплющить Ария в лепешку.
— Жаль, что я этого не знал, — согласился Русий — Это может показаться странным, Командор, но я чертовски рад иметь отца. Ведь никто из атлантов не может похвастаться этим. И кто только придумал эту систему детского воспитания?
— Не я. Но, если хочешь знать, она отвечала моим интересам.
— Иваны, родства не помнящие. Люди-роботы, считающие своим родителем государство. Это выгодно государству, но не грозит ли это гибелью обществу?
— Меня интересовали соображения могущества государства. Проблема общества волновала меня куда меньше.
— Мне нравится, что ты честно признаешься в том, что мне может не понравиться. Так значит, Егуа Па — твой родной брат?
— Да.
— Значит, я отправил в бездну своего дядю?
— Выходит — да!
Русий засмеялся.
— А мне его ни капельки не жаль! Он был редкостной скотиной!
— С тем, что он был скотиной, я согласен. Я ведь жалею не о нем, я плачу о глупости нашего народа, променявшего жизнь на власть.
— Это странное чувство… Мне кажется, что твое сознание порой раздваивается: ты то зрентшианец, то атлант.
— Нет, — улыбнулся уголками губ Командор, — если уж пытаться выразить мое состояние твоими словами, мое сознание должно делиться на тысячи осколков. Но все-таки я атлант. Зрентшианец в моем подсознании. Ты вытащил его оттуда.
— Расскажи мне о Черном Человеке.
— Рассказать о Черном Человеке? Что я могу о нем сказать? Он самый могущественный и страшный зрентшианец. Знание его безгранично. Сила огромна. Он сильнее всех нас вместе взятых. Он поверг в преисподнюю сотни миров. Он владел галактическими империями, но легкая власть прискучивала ему, и он начинал свое восхождение с самого начала. Он любит не власть, а путь к этой власти. Только эта звездная лестница дает удовлетворение его властолюбию. Его энергия способна уничтожать корабли и менять курс планет. Он не человек, не бог — дьявол! Он умен и прекрасен. Мир мог бы добровольно преклонить перед ним колени. Но он продал свою душу грызущему червю власти, и ему приходится ставить мир на колени силой. Признаюсь честно, я боюсь его. Даже находясь здесь, в своей каюте за миллионы парсеков от Альзилиды, я не уверен, что он не стоит за этой дверью. Он убийца, наслаждающийся самой возможностью убивать и растягивающий это наслаждение. Он презирает все, даже свою власть, и это презрение пресыщает его, отравляет ему существование. Словно напоенный ядом демон, он мечется в золотой клетке своего бессмертия. И не находит из нее выхода. Он бессмертен. Подозреваю, что если когда-нибудь он и умрет, так это будет смерть от скуки. Проснется рано утром, скажет: «До чего ж жить надоело!» и взорвет себя вместе со Вселенной.
