Смыв с себя все заботы, они лежали на раскаленном песке, и солнце лизало их золотистую кожу. Лежали совершенно нагие, великолепные в своей наготе; умиротворенно расслабленные. Лишь Юльм, которому вечно не сиделось на месте, донимал Динема, пытаясь затеять с ним шуточный поединок.

— Посмотрим, кто сильнее — флот или армия! — Юльм был Начальник Армии, а Динем — Адмирал.

Но Динем лишь лениво отпихивал от себя двухметрового мальчишку.

Ариадна лежала рядом с Кримом, касаясь бедром его гибкого торса. Горячий взгляд жег ее тело, и не было надобности открывать глаза, чтобы выяснить, чей. Она прекрасно знала это.

Эмансер сидел рядом с Ледой. Он не понимал и не принимал столь горячей любви этих странных людей к огненному диску. Да, и он поклонялся солнцу за то, что оно дарит земле жизнь, но ведь из этого не следует, что люди должны добровольно поджаривать свою кожу на обжигающих полуденных лучах.

Именно это он и сказал вслух.

— Тебе не понять этого, — не открывая сладко зажмуренных глаз, негромко заметила Леда. — Ты видишь солнце каждый день. С самого своего рождения. И будешь видеть его до своей смерти. Для тебя солнце — обязательный предмет декорации, без которого мир просто не может существовать. Мы же воспринимаем солнце по-другому. Иначе. В Космосе много звезд. Многие из них огромны и ослепительны. Во сто раз больше и ярче огненного шарика Солнца. Но они не греют, они холодны. Нужен дом, чтобы звезда могла согреть тело. Нужен дом, чтобы звезда стала Солнцем. Это ужасно тоскливо, когда вокруг одни звезды. Бесчисленные мириады холодных мерцающих светлячков на бесконечном покрывале ночи. Оно порождает чувство бесконечного одиночества и собственной ничтожности. Словно песчинка под огромной нависшей скалой. Ты не испытал этого, кемтянин, но, поверь, это малоприятное чувство. Солнце же дает тебе дом, равно как и дом дает тебе Солнце. Дома мы чувствуем себя большими и сильными.

Леда приподнялась на локте и открыла глаза, голубые-голубые, словно небо. И Эмансер опять поразился красоте этой женщины. Неземной красоте. Один ласковый взгляд которой мог сделать человека счастливым.

Эмансер смотрел в ее глаза. Правда, не очень долго, так как имел представление о приличии. Затем он отвел взгляд, вызвав смех Леды.

— Какой ты черный и… стеснительный! Побежали купаться!

Она легко вскочила на ноги и заставила Эмансера подняться. Она была чуть выше его, но казалась хрупкой. Светло-золотистая кожа девушки прекрасно гармонировала с эбеновой кожей кемтянина. И Леда заметила это.

— А я неплохо смотрюсь на твоем фоне! Побежали!

Взявшись за руки, они бросились к морю и прыгнули в катившуюся на берег волну. Изящно, одновременно изогнув тела. Кое-кто из атлантов приподнял головы, наблюдая за ними, циник Гумий пробормотал:

— Вроде бы сейчас не весна, чтобы устраивать кошачьи свадьбы.

Он буркнул это себе под нос, но Командор услышал, и в глазах его, скрытых черными стеклами очков, плеснула невидимая ярость.

Запищал радиопередатчик. Русий нажал кнопку приема. Послышался голос Бульвия:

— Ну, как загорается?

— Отлично!

— Завидую вам, лежебокам. Греете себе брюхо, а Начальник Города должен вкалывать.

— Работа у тебя такая.

— Это точно, — согласился Бульвий. — Ладно, отбой.

Русий отбросил передатчик и перевернулся на спину.

Встал и направился к морю Тезей, затем Эвксий. Поднялись Крим и Ариадна. Однако они пошли не к морю, а в сторону — за высокие дюны. Подождав, когда они исчезнут за песчаным гребнем, поднялся и Русий. Он бросился к морю, глубоко вдохнув, нырнул и поплыл под водой вокруг выступающего в море рифа, туда, куда ушли возлюбленные. Возлюбленные?

Над водой разносились крики и хохот. Лежащие на песке не выдерживали, и один за другим присоединялись к купающимся. Лишь Командор не пошевелился. Он не любил воду, и никто не знал, почему.

Леда и Эмансер вышли из моря первыми. Отжимая воду из струящихся по спине волос, Леда как бы невзначай заметила:

— Ты удивительно занятный человек. Вдобавок еще и жутко умный. Командор считает, что ты умнее всех нас.

— Да ну, нет! — Эмансер вдруг застеснялся.

— Не скромничай! Ты действительно самый умный, и поэтому тебя держат на поводке. Я слышала, ты пытался убежать?

— Было дело, — признался Эмансер.

Ему было крайне неприятно вспоминать об унижении, которое он испытал. Леда, по-видимому, поняла это.

— Не хочешь — не рассказывай. Как тебе показалась Атлантида?

— Праздное любопытство?

— Допустим.

— Довольно странной.

— Чем же?

— Я не слишком грамотно выразился, — поспешил исправиться Эмансер. — Многое у рас мне кажется непривычным и непонятным. Многое я просто не могу принять.

— Что, например?

— Например, утверждение, что на Атлантиде нет рабства. Ведь низшие такие же рабы, как государственные или храмовые в Кемте. Положение их почти совершенно неотличимо, может быть, с той лишь разницей, что в Кемте рабы преимущественно иноземцы, военная добыча, а на Атлантиде — атланты.

Словно размышляя над сказанным Эмансером, Леда коснулась рукой небольшой, налитой груди, после чего промолвила:

— Ты не совсем прав. Между ними есть определенная разница, хотя бы в том, что состояние низшего имеет определенный срок, а рабство в Кемте — навечно. Но в остальном все верно. Они такие же рабы.

— И не только они, — неожиданно горячо подхватил Эмансер. — В похожем положении находятся все жители Атлантиды. Они не вправе распоряжаться своей судьбой и обречены выполнять то, что им определено кем-то свыше.

— А что в этом плохого? Да, за них все решает государство, то есть мы, но мы же освобождаем их от всех проблем. Им не надо бояться за свое завтра. Они знают, что будут сыты и одеты, что у них будет женщина, и, естественно, работа. Государство снимает с их плеч все заботы, перекладывая их на свои. Что в этом плохого?

— Пока не знаю. До конца не знаю. Но мне не нравится.

Леда коротко рассмеялась, скользким движением поправила прядку непослушно упавших на щеку волос.

— Я расскажу тебе притчу. Предание древних атлантов.

Строился дом Большой дом, с колоннами. Дворец. Строили его тысячи каменщиков и плотников. Руководил строительством зодчий. Всего лишь один! И все они имели по пять кусков хлеба и были довольны. А зодчий имел двадцать. Зависть закралась в их души. Зачем нам нужен тот, кто имеет больше, чем мы, и не носит камни, не месит глину? Что вообще ты делаешь? — вопрошали они у зодчего. Он отвечал им: я указываю вам, как класть камни. Мы работаем здесь двадцать лет. Неужели ты думаешь, что за это время мы не научились класть камни? — И они прогнали его.

Наутро они стали класть камни самостоятельно. Стены перекосились, сначала немного. Так продолжалось день и три, а на четвертый дом рухнул, погребя строителей под своими развалинами

Так будет и с государством, не имеющим твердых предначертаний!

Леда замолчала и лукаво улыбнулась Эмансеру. Тот посмотрел в ее прекрасные голубые глаза и ужаснулся их притягательности

— Ты ведь сама придумала эту сказку. Прости меня. Может быть, то, что я скажу, будет неприятно тебе, но твоя история слишком примитивна. Она не отражает сути Государства Солнца. Она применима к любой державе с достаточно высоким уровнем централизации. Эту притчу можно рассказать и про Кемт…

— Конечно, это ведь тоже владение атлантов!

— Ты не дослушала. Да, то же самое можно сказать и про Кемт, но у нас не все решается государством, Кемту не свойственна столь строгая регламентация. Взять хотя бы, к примеру, область распределения…

Эмансер говорил много и горячо, пытался аргументировать свою мысль, но Леда не слушала его.