Остановки пустые, никто не заходит и не выходит, но троллейбус всегда останавливается, терпеливо ждёт несколько минут, лязгают дверцы, вновь с гудением едет по пустынной дороге. Сейчас больше одиннадцати, в это время Севастополь словно вымирает.

На одной из остановок бесшумно проскользнул высокий парень с бледным до синевы лицом. Он прилично одет, стильное пальто, в руках дипломат.

Словно воздух сгущается под его взглядом, чувствую его внимание, Рита так же напрягается, косится на меня.

— Он не человек, — едва слышно шепнула мне.

— С чего взяла?

— Я всегда это чувствую.

— Тоже оборотень, дикий?

— Нет, он другой, — в глазах девушки колыхнулся страх.

Молодой человек, хватаясь за сидения, подходит к нам, садится на противоположно сидение. Обращает на нас свой взор, его улыбка на смертельно бледном лице, вызывает оторопь.

— Мест-ные, да? — растягивая слова, спрашивает нас.

— Вроде да, — неохотно соглашаюсь я.

— Хороший у вас город, люди приветливые, — жутко осклабился он. — Так понимаю, вы тоже ночные?

— Как-то не улавливаю смысл? — смотрю на него исподлобья.

— Вы не люди, я это понял.

— А кто? — усмехаюсь я.

— Девочка оборотень, а ты… ты, — он смотрит в мои глаза, вижу в его зрачках красный голодный огонь, — не пойму. А ты кто? — сдаётся он.

— Зачем тебе это нужно? — начинаю злиться.

— Как же, я всё понимаю, охотничьи угодья распределены. Как говориться: «не лезь в чужой монастырь с чужим уставом», я голоден уже давно, но вполне законопослушен. Не стану спорить из-за дичи с ночными, хочу договориться полюбовно.

— Ты упырь? — с отвращением спрашивает Рита.

— Угадала, причём, я рижский упырь, — в его голосе обозначились самодовольные нотки.

— А что, в Риге особые упыри, — усмехаюсь я.

— В отличие от русских упырей, мы цивилизованные. У нас традиции, родовые корни. Моё семейство идёт от знаменитого колдуна Маргуса и блистательной Тийу. Она была оборотнем, как и ты, девушка, — незнакомец попытался мило улыбнуться, но вышло гадостно.

— Так и оставались б в своей Прибалтике. Там цивилизация, чего к нам приехал? — в упор спрашиваю его.

— Чисто из альтруистских соображений. В окрестностях Херсонеса есть старое заброшенное кладбище, там покоятся мёртвые упыри, надо поднимать их, время пришло. Но с дороги изголодался, я бы испробовал бы ту… с красными гвоздиками, — из его груди вырывается свистящий звук, судорожно дёрнулся кадык.

Чувствую кожей, Рита боится, вероятно, знает, не справится с ним. Я, в обличии человека и подавно. Где-то слышал, убить их крайне сложно, то ли осиновый кол нужно загнать в живот или нашпиговать серебряными пулями.

— Знаешь, как тебя…

— Вита-с, — услужливо подсказывает упырь.

— Так вот, Вита-с, езжай в свою Прибалтику обратно, поднимай у себя упырей из могил, наших оставь в покое.

— Как грубо, — Вита-с пристально смотрит на меня, пытается понять, насколько я могу быть ему опасен. — А как же сострадание? Любовь к ближнему своему, — тонкие губы змеятся в усмешке, — так понимаю, ту толстую свинью, мне не отдадите.

— Ты необыкновенно проницателен.

— Гм, знал, что за приделами Прибалтики живёт сплошное быдло, но чтоб в такой степени, не дать путнику утолить голод. На, что вы надеетесь? Девушка-оборотень со мной не справится, а ты… ты, — вновь запинается он, с ненавистью смотрит мне в глаза, — кто ты?

— Не хотел бы, чтоб ты узнал.

— В тебе есть некая древность, я чувствую это, словно забытые руны мелькают перед глазами, — его шёпот срывается в свист.

— Уходи, Вита-с, мне не хочется вызывать свою силу, она тебя испепелит, — чувствую, как мой камень разогрелся, даже тело начал жечь.

— Я уйду, сложно спорить с такими аргументами, — еще больше бледнеет упырь, — к тому же, свет клином не сошёлся на этой сочной мадам.

Он встаёт, берёт в руки дипломат, лицо кривится, словно в нервном тике:- Надеюсь, это не последняя наша встреча. Говорят, у оборотней, кровь даже вкуснее человеческой, — он ехидно улыбается, видя откровенный ужас в глазах девушки, — а по поводу тебя, посмотрим, как ты будешь улыбаться, когда нас будет много.

Троллейбус останавливается у кафе Херсонес, Вита-с непостижимо быстро выскакивает в двери, напоследок обдав нас запахом дорогого одеколона.

— Рита, — тормошу девушку, — ты что, сильно испугалась?

— Кирилл, я хочу домой, — умоляюще шепчет она.

— На следующей остановке выходим.

— А вдруг он где-то рядом, давай выйдем через остановку.

— Он побежал в сторону Херсонеса, по пути точно кого-то словит, затем будет ковыряться в могилах, ему сейчас не до нас.

— Мне страшно, вдруг их будет много?

— Мы обязаны его уничтожить. Не вешай нос, Ассенизатор! — жму её ледяные ладошки.

Она жалко улыбается:- Как плохо, что папы нет, он бы точно его разорвал.

— Без папы справимся. Завтра это будет центральной повесткой дня. Слушай, — вдруг осеняет меня, — у тебя есть серебро?

— Целый сервиз, Дарьюшка подарила, — вскидывает взгляд Рита, — пули будешь делать? — догадывается она.

— Определённо.

— Неужели поможет?

— Есть такая уверенность.

— Давай прямо сейчас делать!

— На газе, что ли, серебро плавить, — улыбаюсь я, — Эдику поручим, он в этом спец. Ты не торопись, упырь от нас никуда не денется.

— Упырей, он точно кого-то ночью реанимирует, — шмыгнула носом Рита.

— Пуль на всех хватит, — мрачнею я.

— Как всё сразу навалилось. Так было просто, очередной сволочи, внутренности выпускали, и мир сразу становился чище. Теперь и у нас могут кишки выпустить.

— Всякое действие, вызывает противодействие, — усмехаюсь я.

Подъезжаем к своей остановке, идём на выход к передней двери. Немолодая полная женщина, увидев нас, пытается отодвинуть с дороги расползшиеся кошёлки, но красные гвоздики мешают. Она виновато смотрит, явно испытывает неловкость, что причиняет неудобства.

— Не беспокойтесь, мы переступим, — с жалостью смотрю на неё, — вы бы, не ходили так поздно ночью, на улице сейчас неспокойно.

Она с удивлением смотрит на нас, улыбается, но улыбка получается жалкой:- Задержалась сегодня на работе, у меня День рождение.

— Поздравляем.

— Спасибо.

— Вас бы, хотя бы, кто проводил. Мужчины, наверное, были?

— Были. Да мне, от остановки недалеко, — пытается выгородить она «рыцарей».

— Хотите, мы вас проводим?

— Да, — встрепенулась Рита, — нам не сложно.

Она смотрит на нас с недоумением, вздыхает:- Не стоит, как-нибудь сама, привыкла уже.

— Все же, будьте осторожнее. А по ночам не ходите, сейчас действительно очень опасно, вы, даже представить себе не можете, насколько опасно, — заглядываю в её наполненные грустью глаза, в них вспыхивает испуг, она кивает.

Выходим на своей остановке, троллейбус с гудением растворяется на чёрной дороге, как в туннеле, долго провожаем его взглядами.

— Какие красивые гвоздики, — зачем-то говорю я.

— Какая она несчастная, — вздыхает Рита.

Переходим дорогу, поднимаемся наверх, идём между домами. Практически нигде не горит свет, невероятно тихо, словно мы в павильоне, ни малейшего движения ветра, в суровой неподвижности застыли деревья. Внезапный порыв ветра настолько неожиданный, что Рита взвизгнула и кинулась ко мне. Тугой поток воздуха пригнул верхушки платанов, разметал сухие листья, из кустов врассыпную кинулись кошки, тоскливо завыла собака.

— Ты чего? — смеюсь я, хотя самому неприятно от такого буйного проявления природы.

— Это не просто так, что-то происходит, — девушку трясёт от страха.

— Глупости, — озираюсь по сторонам, вижу, словно тень мелькает между тёмными стволами.

— Пойдём ко мне! — умоляюще просит Рита.

Целую её сверху в вязаную шапку:- У меня встречное предложение, матушка блинчиков напекла, приглашаю. Знаешь как вкусно со сметаной?