Мама не спит, ждёт меня, осуждающе качает головой, я так и не позвонил ей, совсем из головы вылетело из-за прицельного радушия моих новых знакомых. Хочется спать, устал за день, столько впечатлений и завтра денёк будет насыщенным. Иду мыться, как обычно горячей воды нет, хорошо хоть холодная есть, но мне не привыкать, хорошо растёрся и в постель, на хрустящие простыни. Благодать!

Едва закрываю глаза, завертелся хоровод из лиц, как листья, кружащиеся с деревьев. Уплываю и снова, словно лечу над океаном. Но только этот океан совсем другого мира — несколько лун серебрятся на лиловом небе, пространство заполнено крылатыми созданиями и все рады мне, словно я вернулся домой после длительного, растянутого на тысячелетия, отсутствия. Живые цветы порхают рядом, радушно осыпая янтарной пыльцой, стрекозы, с человеческими глазами, трещат прозрачными крыльями около лица, в океане, разбивая хвостами воду в белую пыль, пасутся морские колоссы, выпуская в мою честь мощные фонтаны, серебристые пузырьки поднимаются с глубин, летят ко мне, заглядывают бесчисленными глазами в лицо. Душа наполняется счастьем, это мой мир, меня все знают и любят. Внезапно появляется невероятное крылатое создание. Медно красная чешуя горит огнём, тело гибкое как у кошки, на лапах сверкают, словно полированный обсидиан, серповидные когти. Оно элегантно поворачивает длинной шеей и, словно звучат серебряные колокольчики, так чешуйки трутся друг о друга, а в глазах изумрудное сияние, с ноздрей срываются огненные звёздочки.

— Привет. Здорово, правда? — голос звучит как орган на средних диапазонах.

— Привет, — разворачиваюсь к ней, с добродушием выдыхаю сноп искр.

— Полетели к тем горам.

— А что там?

— Мне кажется, там наш дом. Каким уютом оттуда веет!

Это, правда, мне хочется туда попасть. Вытягиваю шею, взмахиваю крыльями, мгновенно набираю умопомрачительную скорость, даже воздух загорелся вокруг тела. Рядом, словно болид, несётся моя подруга. Нам весело, ощущаем силу, и кажется, мы можем всё.

Внезапно на пути вырастает, словно из хрусталя стена. Выбрасываем вперёд лапы с когтями, поверхность содрогнулась, поползла трещинами и вновь разгладилась.

— Почему?! — кричим мы.

Словно заиграл орган на самых низких аккордах:- ВАШЕ ВРЕМЯ ЕЩЁ НЕ ПРИШЛО.

Обидно! Слёзы, дымясь, льются из глаз, вокруг собираются стрекозки, они утешают нас, серебристые пузырьки вытирают глаза, живые цветы гладят мягкими лепестками наши лобастые головы.

— ВОЗРАЩАЙТЕСЬ ОБРАТНО, ДЕТИ МОИ, — ласковый голос сотрясает все наши чешуйки. Словно падаю в прежнее тело, какое оно слабое и мягкое, как улитка без панциря.

Меня будит запах блинчиков и кофе. Открываю глаза. Какой странный сон? В голове мелькают быстро гаснущие сюжеты из сна… и почему подушка мокрая, вспотел, что ли?

Спрыгиваю на пол, чувствую в себе небывалую силу и здоровье, делаю отмашку руками и ногами, приседаю, отжимаюсь, бегу умываться.

На кухне хлопочет мать, на столе целая груда блинчиков, домашняя сметана, нарезана колбаса и сыр, дымится ароматный кофе.

— Выспался, сынок? — улыбается мне, накладывая сметану в фарфоровое блюдце.

— Спал как убитый, даже сны не снились. Или снились? — задумываюсь я.

Мать смеётся:- Значит, хорошо спал. Какие планы на сегодня?

— В военкомат схожу, затем, в Инкерман съезжу, прогуляюсь.

— С девушкой? — лукаво смотрит мать.

Внезапно вспоминаю смешливые глаза Стелы, её запах, на душе защемило:- Нет, с напарницей, — уверенно говорю я.

— Понятно, — улыбается мать и треплет мне волосы.

— Не стал её переубеждать, наслаждаюсь домашней едой. Уеду в часть, когда ещё так поем.

После завтрака врубаю Пинк Флоид, привожу в порядок форму, без колебания снимаю орден, хватит выделываться, всегда ощущал, словно украл его. Начищаю ромбик инженера, так будет лучше и на душе хорошо, что действительно заслужил, то и носить приятно.

Вытаскиваю чёрный камень, долго рассматриваю, очень он древний. Его поверхность покрывают доисторические ракушки. Когда-то лежал на дне океана, мимо проходили целые эпохи, одних существ сменяли другие, он спрессовался с камнем, дно поднялось, образовались горы, приехала камнережущая машина выпилила блок и в результате он попадает ко мне — воистину, невероятное событие.

Держу камень в ладонях и всё сильнее понимаю, его необходимо беречь, а он словно ощущает мои эмоции, нагревается, по поверхности ползут золотистые искорки, пару древних ракушек отпадают, обнажая ровную, без изъянов, поверхность. Затем, словно успокоившись, он словно засыпает, становится холодным и тяжёлым.

Долго бреюсь, стараюсь сбрить мельчайшие волоски, брызгаюсь одеколоном, вроде как готов.

На прощание не удерживаюсь, хватаю из-за стола ещё один блинчик, мать целует в лоб, я сбегаю вниз.

Выхожу во двор, раннее утро, незнакомая дворничиха самоотверженно метёт двор. Листья выпархивают из метлы и перелетают чуть дальше и толку от уборки никакого. Улыбаюсь, здороваюсь, она окидывает меня внимательным взглядом:- Новенький? — неожиданно спрашивает она.

— Старенький, — буркаю я и пытаюсь быстрее скрыться. Знаю эту породу, дай только зацепиться, не отцепишь, расскажут всё, и о внуках, о детях, о соседке Груне и т. п. Стоп! Когда-то со мной это уже происходило! Останавливаюсь как вкопанный:- Дарьюшка? — озаряет меня.

— Да, Кирюша, пойдём в дом, сынок.

Упитанный чёрный кот, прыгает под ноги, одаривает жёлтым огнём глаз, важно идёт, до хруста задрав пушистый хвост.

Дарьюшка приглашает на кухню, садимся за стол, накрытый простенькой клеёнкой, но сверкающей чистотой. Стоит ваза с благоухающим варением, в тарелке, груда сушек, в пластмассовой коробке, аппетитное печение.

Стою как громом оглушенный. Это уже было!!!

— Вспомнил, родной? — она наливает чай в широкие, оранжевые чашки, садится рядом, смотрит на меня с жалостью, качает головой.

— Да, — с тоской вздыхаю я.

— С Переходом всегда так. Иной раз и не вспоминают, затем мучаются всю жизнь, пытаясь понять, то, что для них уже закрыто навсегда. Все путешественники во времени, люди, прибывшие из других Реальностей. Вот сейчас вся история пойдёт иначе, может, почти незаметно, но иначе, а бывает, будущее переворачивается глобально. Может, нет тебя уже там, а вдруг ты в нём — король. Но можно представить, грядущего уже нет? Пшик и всё! Пустое пространство даже без намёка на то, что кто-то когда-то жил, любил, страдал, созидал… одно чёрное пространство, — Дарьюшка потирает искрученные артритом пальцы, горестно вздыхает. Чёрный кот прыгает к ней на колени, жмётся, урчит, требует ласки. Она чешет ему шейку, он тыкается в ладони. — Ты, Кирюша, должен понять, многое тебе покажется противоестественным. Вероятно, и мнение сложится на некие события иное, но должен знать, весь мир держится на перетянутом волоске, лопнуть может! Чёрное иногда оказывается белым, белое — чёрным. Нельзя доверять никому, иной раз, даже своим чувствам.

— Но вам то, можно доверять? — едва ли с отчаяньем выкрикиваю я.

— Мне вообще доверять нельзя, — она смеётся, её зубы на удивление ровные, белые, без малейших изъянов. — Я даже не человек, живу в различных реальностях одновременно. В одной из них, мы пьём с тобой чай, в другой, сдираю с тебя кожу, в третьей — ты сжигаешь меня на костре.

— Ужас, какой, — морщусь я.

— Не принимай близко к сердцу, в данный момент, мы пьём с тобой чай и я добрая бабушка для Ритули. Вот, подметаю двор, варю варение, встречаю таких как ты, — она лукаво смотрит. В её старческих глазах непостижимая мудрость и затаённая боль.

— Послушайте, — мне кажется это важным, — кто такой на самом деле, Радомир?

— Радомир? Какой Радомир?

— Ну, Христос, — смешался я, видя её недоумение.

— Христос всегда был Иисусом, — пожимает она плечами.

— Но вы говорили…

— Такого сказать никогда не могла, я лично присутствовала на его казне.