На следующий день, как всегда старший сержант Селехов, ведёт нас на завтрак. Садимся — лысые и голодные, а он большой и великий, развалился за столом, кашу отодвигает, лениво намазывает на хлеб масло, нехотя кусает и выкидывает бутерброд в тарелку, этим он всем показывает, что стоит выше всех. Мы же, как голодные щенки, лихорадочно поедаем кашу, давимся хлебом. Успеть бы наестся! В любой момент старший сержант Селихов может встать и гаркнуть:- Рота строится!

Кто не успел доесть, тот останется голодным. Вот он заелозил задом, вскоре встанет, мы быстрее задвигали челюстями. Неожиданно дверца в хлеборезке открывается, высовывается уже знакомый мне таджик, видит нас и через мгновенье появляется в открытой двери, в руках поднос, забитый дымящимся мясом, идёт к нам, кладёт его напротив, улыбается, кланяется и уходит. Старшего сержанта Селихова разбивает паралич, едва не падает со скамейки. За годы его службы еще ни разу не было, чтоб старослужащие лебезили перед «духами». Вот как, оказывается, отлупили, и они признали в нас своих хозяев. Такой менталитет! Нам не понять загадочной среднеазиатской души.

Вообще, быть молодым солдатом в Советской Армии, не просто. Но одно для себя понял, нельзя пресмыкаться, но и наглеть. В какой-то мере, мне повезло, я сочетаю в себе все эти качества. На прямую, меня стараются не трогать и моих друзей, тоже. Конечно, бывают проблемы, но гашу их быстро, без попрания достоинства человека. Помню, один «дед», слегка распоясался и бил нас по ногам в строю, чтоб выше поднимали ноги. Ничего ему в этот вечер не сказал, но ночью его бужу:- Вставай, — ласково тереблю за плечо.

— Что такое? — в его голосе возникают испуганные нотки.

— Пойдём, в умывальник.

Он встаёт, безропотно, как-то обречённо идёт за мной, ноги безвольно шаркают по полу. Рота спит, никто не видит его позор. Завожу в умывальник, он опускает свой взгляд:- Был не прав, — тихо говорит. На этом инцидент был исчерпан, он больше никогда не бил молодых солдат по ногам.

Сержанты, правда, иногда отрываются на нас, но грань не переступают, интуитивно понимают, что хоть я и молодой солдат, лучше остеречься лишний раз — я генетически не терплю несправедливости.

Безусловно, как все, хожу по нарядам, шуршу на полах, чтоб можно было ослепнуть от их сияния, часами маршируем на плацу и горланим песни. В общем, служба идёт, как идёт.

— Рядовой Панкратьев! — гудит прапорщик Бондар. Он появляется в курилке, полностью заслоняя дверной проём плечами, протягивает увольнительный, — Тебя вызывают в особый отдел. Бегом!

Холодок слегка скользит между лопатками. Особый отдел, для всех нас, нечто таинственное, чего следует остерегаться. Хотя, начальник Особого отдела, вроде, ко мне благосклонен.

Торопливо выхожу из курилки, в лоб в лоб сталкиваюсь с командиром роты. Капитан поглаживает усики, смотрит загадочно:- Значить интегралы знаешь, — почему-то вспоминает он.

— Товарищ капитан, меня вызывают в Особый отдел, — чеканю я.

— Дуй, Кирилл Сергеевич, — неожиданно говорит он и помигивает.

Я буквально шалею от его слов, замираю, словно в столбняке.

— Давай, Стрельников, поторопись, — откровенно улыбается капитан.

Всё же выяснили! Ликую я. Бегу, сияю как ёлочная игрушка, а уже в гарнизоне едва не сшибаю патруль.

— Стоять, боец! — орёт офицер.

— Извините, товарищ лейтенант, я вас не заметил, — растерялся я.

— Увольнительный! — рычит тот. Его лицо покрывается пятнами, замечаю, мы с ним совсем ровесники, наверное, он недавно закончил училище.

Протягиваю, лейтенант не глядя в него, суёт в карман:- Следуйте за нами, рядовой.

— Простите, но меня вызывают в Особый отдел, — тревожусь я.

— Сказки рассказывай байбаскам, — не верит лейтенант, — посидишь на губе, прыти поубавится.

— Зря ты так, товарищ лейтенант, — огорчаюсь я.

— Не тыкай, иди вперёд, боец! — сердится молодой офицер. Приказывает патрульным, чтоб меня схватили под руки. Не упираюсь, но меня волокут достаточно грубо, словно преступника.

Гауптвахта находится на отшибе — заведение мрачное, там свои порядки, побывавшие в нём, иной раз харкают кровью с неделю, а то и больше.

Лейтенант решительно стучит в фанерное окно. Оно со скрипом отворяется, высовывается заспанная рожа сержанта:- Чего надо? — без малейшего уважения, спрашивает он. Лейтенант, багровеет, но своё «фе», не говорит.

— Примите арестанта!

— Основание? — нагло спрашивает сержант.

— Что?! — взрывается офицер, но стискивает зубы, выплёвывает, — разгуливал по гарнизону в непотребном виде.

— В «гостинице» мест нет, — издевается сержант и закрывает перед его носом окно.

Смотрю со стороны, от души потешаюсь. Офицер видит это, кровь отливает от лица, белеет от злости, его патрульные отводят взгляды, чтоб тот не заметил насмешек.

Идём к ближайшему магазину, он покупает две бутылки водки, вновь тащит к гауптвахте, стучится.

— Что надо? — в окошке вновь появляется сонная рожа.

Лейтенант суёт водку, сержант оживляется, принимает товар, гостеприимно распахивает дверь:- Заводи!

Под суровым взглядом тучного прапорщика, сдаю ремень, документы и меня пихают в сырую, холодную камеру. Там уже сидит арестант, короткие волосы всклокочены, весь какой-то чёрный, взгляд затравленный.

— Привет, — присаживаюсь рядом.

— Здорово, — нехотя произносит тот.

— С какой части? — чтоб начать разговор, спрашиваю его.

— Рота Обороны, — хмурится сокамерник.

— Вас же не сажают? — удивляюсь я.

— Чушь, всех сажают, — кривится он. — В лоб прапору дал, довыдёргивался.

— Не хило.

— Ага, чуть в дисбат не угодил.

— Как здесь? — ёжусь я.

— Увидишь, — усмехается сокамерник.

На этом разговор иссякает. Молчим, ждём событий. Всё тихо. Наверное, служба разливает водку, им пока не до нас.

Спустя час, железная дверь скрипит. Входит прапорщик с моим поясом и документами, протягивает, я не могу понять, в чём дело.

— Свободен боец. Тебя ждёт начальник Особого отдела.

Радость всколыхнула сердце, быстро одеваюсь:- Удачи! — желаю своему сокамернику. Он смотрит на меня с удивлением:- Тебе того же.

Как хорошо на свободе! Вроде как, не испытал всей прелести гауптвахты, но ощущение получил незабываемые.

В Особом отделе меня уже ждут. Иду к кабинету начальника, останавливаюсь и сразу слышу голос полковника:- Ты что, не видел в увольнительном маршрут следования?

Кто-то, что-то блеет в ответ, а я, набравшись смелости, стучусь.

— Заходи!

— Товарищ полковник… — бодро начинаю. Он перебивает меня:- Задерживаешься, лейтенант Стрельников!

— Сфотографируешься в военной форме, возьмёшь у этого, вроде комплекции одной, — лейтенант вздыхает, с облегчением понял, гроза миновала. — Фотографии принесёшь прямо сюда, пусть сделают в первую очередь, скажешь, я попросил. На твоё имя есть место в общежитии. Хочу временно назначить тебя заместителем командира роты, он отзывается о тебе с положительной стороны, к тому же — вакансия. Всё, можете идти.

— Есть! — крикнули мы хором и только собираемся развернуться:- Забыл сказать, — тормозит меня полковник, — мы попросили в институте рассмотреть твой диплом, товарищи оценили и решили сделать для тебя исключение — приняли без твоего присутствия. Вот, возьми диплом об окончании института, теперь ты полноправный инженер-механик.

Теряю дар речи, едва слезу не прошибает, смотрю влюблёнными глазами на усмехающегося полковника.

— Спасибо, товарищ подполковник, даже не знаю, как благодарить.

— Отблагодаришь ещё, — прищуривает глаза начальник Особого отдела и мне показалось, под верхней губой, блеснул клык. Встряхиваю головой. Наваждение, какое-то!

Одуревший и очумевший, выхожу из мрачного здания, а мой напарник, мокрый как мышь, смотрит на меня, вытянув шею, словно на экзотику, ещё чуть-чуть и его шея свинтится.

— Кирилл, — протягиваю ему руку.