— Хватит смертей, подруга! — одергивает её Катя и несётся на пляж.

Незаметно проскальзываем к пришвартованной с незапамятных времён ржавой барже. Краем глаза замечаю позади нас силуэты людей в серой форме, всё же единственно правильное решение — идти в море, снимаю обувь, делаю шаг. Сырость и холод мигом вздыбливает кожу, озноб ухнул между лопатками и выбил дробь зубов.

— Ледяная, — останавливаюсь в раздумье.

— Хм, — сунула в воду ножку Катя и так же вздрагивает, как и я, — не месяц май.

— Ребята, — обречённо пискнула Рита, — может, всё же прорвём оцепление?

Эдик спокойно заходит в море, не делая лишних телодвижений, окунается и плывёт в темноту. Метров через триста, противоположный берег, но он почти не различим в черноте неба.

Катя решительно встряхивает рыжей гривой и, со сдавленным вскриком погружается в воду, гребёт по-собачьи. Боже, да она почти не умеет плавать, пугаюсь я!

— Ты как? — в тревоге спрашиваю я.

— Замечательно! Только бы кто ни будь, не цапнул меня за ногу, — сквозь зубы пытается шутить она, смешно загребая руками.

Эдик делает круг, подплывает к своей подруге:- Интересный у тебя стиль. Научишь?

— Дала б я тебе меж лопаток, — без злости отвечает Катя.

— Нам пора, — беру за ладонь Риту, тащу в воду.

Какой ужас, пронизывающий холод сжимает лёгкие, вода стремительно выгоняет тепло, одежда намокает и стягивает кожу, появляется противный страх, вдруг не доплывём.

Сзади всхлипнула Рита, но плывёт, демонстрируя хороший брасс. Буквально через пару минут тело немеет от холода, но прилипшая одежда выдаёт немного тепла, словно я в дырявом гидрокостюме.

Катя лихорадочно гребёт, вздымая руками пену, как бы силы её не покинули. Ей что-то говорит Эдик, она слегка успокаивается, пытается плыть, так же размерено, как и все мы.

На берегу снуют тени, появляется милицейская машина, но нас не видно на чёрной воде.

Тело совсем теряет чувствительность, но мы проплыли не более половины пути. Рита плывёт совсем рядом, иногда касаясь меня пальчиками, наверное, ей так легче. Катя упрямо прёт как большая черепаха, но в движениях начинает появляться явная вялость, Эдик не спускает с неё глаз.

— Катюша, тебе помочь? — меня пронзает беспокойство.

— Всё нормально, всё хорошо, иду ко дну, — мне кажется, она шутит, но неожиданно её голова исчезает. Эдик, фыркнув, ныряет вслед, не раздумывая, следую его примеру. Очень вовремя цепляем её за волосы, выволакиваем на поверхность.

— Катюшенька, держись! — чуть не плачет Рита.

— Уф, как меня переклинило, — её глаза блеснули тусклым зелёным светом, она вцепилась в плечи Эдика, — мне нужна ваша помощь, ребята, — спокойно говорит она.

Остаток пути проходит как во сне, но страх за Катю придаёт силы. Противоположный берег возникает неожиданно, как подарок судьбы. Ноги, словно култышки, коснулись дна, пятки не ощущаются, сознание помрачённое. На удивление, лучше всех нас чувствует себя Рита, она первая выбирается на берег и пытается нам помочь вытащить Катю, которая в полуобморочном состоянии.

Как некстати, дует северный ветер, резко снижается температура воздуха. Теряем последние силы, растягиваемся на мокрых камнях, почему-то становится тепло и захотелось спать.

Первый очнулся Эдик, шатаясь, встаёт:- Согрелись? — ехидно спрашивает он. — Это обычное переохлаждение, если заснём, увидим дивные сны, а пробежимся — есть шанс выпить горячего чаю с коньяком.

Заставляю себя подняться дёргаю за руку Риту, пихаю в бок Катю:- Твой ухажёр предлагает нам пробежаться, — грубо говорю я.

— Ухажёр, какое дивное слово! — Катя, шатаясь, встаёт. Внезапно глаза разгораются, кожа сверкает медным отливом и над телом заструился пар, её одежда высыхает прямо на глазах. А вот и в моём организме начинает происходить непонятное изменение, становится нестерпимо жарко и легко, чувствую в своих лёгких скопившееся пламя, не выдержал, исторгнул из себя огонь, водоросли на берегу в одночасье вспыхивают, над Ритой повисает контур страшного пса — мгновенье и будто мы небыли в ледяной воде. Эдик понимающе кивает, у самого зубы выстукивают барабанную дробь.

— Полезное качество, — без зависти говорит он, — а я бы пробежался.

Катя встрепенулась, раскрасневшаяся, словно после хорошо протопленной бани, утыкается в его грудь и прижимается всем телом.

— Э-э, не сожги! — восклицает довольный донельзя Эдуард Арнольдович, с нежностью поглаживая стоящие торчком рыжие волосы, с удовольствием впитывая в себя страшный жар от её тела.

Лишь под утро подходим к Ритиному дому. Единодушно решили идти к ней, её отец в командировке, а лишний раз волновать родных не хочется.

Рита с интересом посматривает на меня, затем не выдерживает, говорит:- Кирилл, а у тебя глаза стали такие же, как и у Кати, светятся и зрачки узкие.

— Совсем плохо, — хмурюсь я.

— Будем вместе ходить в чёрных очках, — весело смеётся Катя.

— Появились контактные линзы, я смогу предать вашим глазам любой цвет, — очень просто говорит Эдик, словно с этой проблемой сталкивается постоянно.

А ведь верно, это выход, вздыхаю с облегчением. Поднапрягу начальника КГБ, пусть достанет пару комплектов.

Ещё ночь, а Дарьюшка уже готовит метлу, выдвигает к бордюрам ящики для мусора. Она замечает нас, выпрямляется, упираясь о палку метлы, ждёт, когда подойдём.

— Привет, бабушка! — Рита прижимается к ней.

— Здравствуй внучка… здравствуйте, — здоровается со всеми. — Не спится по ночам? Эх, молодость, молодость, я раньше так же гуляла до зори. Вы только, человека не загоняйте, у него нет таких способностей как у нас, — окидывает зорким взглядом Эдика.

— Бабушка, а у тебя больше нет патронов с серебряными пулями к автомату, — словно спрашивает о леденцах Рита.

— Все истратили, так быстро? — искренне удивляется Дарьюшка, целуя в макушку внучку.

— На чумном кладбище упырей в клочья разнесли, — с гордостью говорит Рита.

— Не один не ушёл? — Дарьюшка внимательно смотрит ей в глаза.

— Да нет, — поникла под её взглядом Рита, — большая часть обрела крылья и улетели в Прибалтику, на свою родину.

— Что ж, у святых отцов существенно прибавится работы, — мрачнеет старушка.

— Так у тебя есть ещё патроны?

— Последние отдала, думала, лет на десять тебе хватит, — на лице Дарьюшки возникает угрюмое выражение, — эти события предвестники большой войны. Дети мои, в непростое время вы живёте, — сокрушённо качает она головой.

— А мы твой сервиз переплавили, — грустно заявляет Рита.

— Для этой цели я и дала его тебе, внученька, — горестно вздыхает Дарьюшка, — так сказать, стратегический запас. Но славу богу, у меня есть старинная ваза, ещё со времён Христа осталась, — у Эдика округляются в удивлении глаза, но Дарьюшка продолжает будничным тоном, — она из серебра страшной разрушительной силы. Это серебро из земель драконов, да деточки, — стрельнула взглядом по Кате и по мне, — есть такая страна, удивительная и страшная земля.

— А Кирилл дракон, Катя, тоже, — не удержавшись, с гордостью выпалила Рита.

— Засветились уже, — неожиданно хмурится Дарьюшка, — ты внученька, светлая моя душа, даже отцу своему не говори, — внезапно я улавливаю в её взгляде зловещий отблеск внутреннего огня, он такой мимолётный, вряд ли кто его заметил, но мне вдруг стало страшно за Риту.

— Вот и Кирилл меня об этом просил, — вздыхает девушка.

Дарьюшка внимательно смотрит на меня, что-то видит, ещё больше хмурится:- Добрый он, — говорит обо мне, будто я здесь не присутствую, — пока добрый, — неожиданно добавляет она. — Камень едва не захлебнулся твоей кровью, правда, это не твоя вина, но ты уже другой, Кирюша. Как мир воспринимаешь? — неожиданно с грустью спрашивает она.

Мне становится жарко от её слов, а ведь действительно, всё поменялось:- Словно всё контрастное, оголённое, — тихо говорю я.

— Вот и души людей будут для тебя словно оголённые, можешь не разобраться. Тебе заново надо учиться различать полутона, не ровен час подумаешь, что вокруг тебя сплошное зверьё, наломаешь дров. Задерживаться в Севастополе уже не стоит, пора вам в Москву собираться, под ясные очи Белова Леонида Фёдоровича. Хотя, насколько они у него ясные, уже не знаю. Помню его ещё мальчишкой, голопузым, честным и справедливым, но это было в другой жизни, — задумалась старушка.