Действительно, на тех славян, что, по мнению западных, да и наших историков, обязаны жить в ямах, смердеть немытым телом, ходить в плохо выделанных шкурах, бегать за зверьём с дубинами, славяне, описанные епископом Оттоном Бамбергским, мало похожи. Закрадывается мысль, зачем кому-то надо было обкрадывать и унижать огромный народ? Может, он как «кость в горле», стоит на пути тех, кто хочет получить господство над всем миром?

Невольно глянул в сторону, где поднимают крест, с привязанным к нему человеком — это один из первых христиан, святой Кмент, он вторгся в античный мир, чтобы уничтожить их богов и ничто его не пугает, даже смерть!

— Неужели вы его оставите на кресте до смерти?

— Этого? Нет! Повесит дня два, может, убавится прыти. Таких убивать опасно, народ любит мучеников, зачем нам лишняя смута.

— Вы его не сломите, — уверенно говорю я.

— К сожалению, ты прав, давно за ним наблюдаю. Зря император Траян сохранил ему жизнь. И казнить его теперь сложно и в живых оставлять опасно.

— И всё же, вы его убьёте, он станет мучеником и святым.

Старик вздыхает:- Это так, Кмента не сломить. Откуда берутся такие фанатики?

— Он верует в своего бога.

— Я тоже верю в своих богов.

— Наверное, не так сильно как он.

— Ты очень молод, мальчик, но мудр не по годам, — хвалит меня старик, но в глазах мелькает стальной отблеск и великое сожаление, — вера наша пошатнулась, многие прислушиваются к словам Кмента — определённо, он чародей.

— Вероятнее всего, — соглашаюсь я, вспоминаю «дверь» между мирами. Однако, как бы она не захлопнулась, вспыхнуло во мне чувство опасности. Уходить необходимо и как можно скорее. — Мне нужно идти, прославленный примипил.

Старик скользнул по мне взглядом:- Ты учтив. Чем я тебе могу помочь? Хочешь, тебя отвезут на корабле, куда пожелаешь?

— Спасибо, у меня свой путь.

— Как знаешь, — центурион, опираясь на виноградный посох, покидает меня.

Бегу в секретный храм. Влетаю в комнату, где меня хотели изувечить и убить. Синее пятно на стене совсем блёклое, едва заметное, мгновенье, и оно растворится в серости камня. Прижимаюсь к стене, впиваюсь взглядом. Мир не меняется, ужас захлёстывает душу. Неужели останусь в этом мире навсегда?! Он очень далёк для моего понимания, я не хочу! Неожиданно зрачок словно вытягивается, навстречу несётся ураган из синих лучей, они заворачиваются в смерч, и открывается око в мой мир. В пещере хаос из осыпавшихся обломков скал, кругом осколки льда, ледяные органы разбиты в прах. Моя напарница, сжавшись в углу пещеры, вздрагивает, рыжие волосы всклокочены. Неожиданно она словно чувствует меня, поворачивает голову и наши взгляды встречаются. Клацают неведомые затворы, клубится синий туман, обозначается дверь, она открывается, вылетаю в свой мир, вовремя, дверь исчезает, сапфир выпадает и катится под ноги.

— Кирилл! — кидается мне в объятия Катюша.

— Как ты? — с тревогой заглядываю ей в глаза. Они сейчас у неё наполнены изумрудной зеленью, зрачки вытянуты, я не узнаю свою Катю.

— Всё прекрасно! Пещеру всю разнесла в клочья, теперь выбраться наверх проблем не будет, поднимемся по обломкам.

— Ты точно себя нормально чувствуешь? — приглядываюсь к ней.

— Почему спрашиваешь? Да я себя так хорошо никогда не чувствовала в жизни. Знаешь, Кирюша, мне понравилось быть драконом, скоро уйду из мира людей.

— Ты это серьёзно?

— Вполне. Сам посуди, что общего у нас может быть с ними? Они мерзкие, завистливые, даже не улитки, слизни.

— Ты изменилась, Катя, — с сожалением смотрю на её пылающие веснушки.

— Наверное, — равнодушно соглашается она. — А где ты был, что за святоши на нас напали? У тебя ноги в крови. Они, что, тебя пытали? — она не на шутку тревожится.

— Жилы на ногах хотели перерезать, — ухмыляюсь я.

— Эти попы? Зачем? — глаза округляются как у злой сильной кошки.

— Чтоб ползал, они хотят восстановить историческую справедливость.

— Какую справедливость? — не понимает Катя. — А давай мы их выследим и накажем. Не будут же они век сидеть за этой дверью. Гм, а где дверь? — неожиданно она замечает, что на её месте обычная скала.

— Мы их не дождёмся, они умерли почти две тысячи лет назад, — я подбираю кристалл сапфира, всматриваюсь в него. Он великолепен! Кладу в карман, может, для чего и пригодится.

— Так-то было прошлое?! — восклицает она, направляет на меня восторженный взгляд.

— Первые века, так называемой нашей эры.

— Да ну? — её пухлые губки даже приоткрываются в удивлении.

— Встретился с первыми христианами, с римским легионером подрался, с центурионом познакомился. А знаешь, кто меня освободил? По личному приказу императора Траяна, полководец Луций Квиет! — хвастаюсь я.

— Не фига ж себе!!!

— А то! — ухмыляюсь я.

— Здорово! Я б тоже хотела, хоть одним глазком поглядеть. Это тебе не на Биг Бен посмотреть и на толстую королеву, — язвит она, вспомнив высказывание моих одноклассниц.

— Мир очень необычный, — соглашаюсь я, — но для нас чужой. Зато я узнал, почему нас хотят убить попы. Мы как «кость в горле», стоим на пути у завоевателей мира.

— Теперь, когда поняла кто я на самом деле, меня ничто не остановит, — самодовольно изрекает Катя.

— Вырасти, сначала, — делаю ей осторожное замечание.

— Кирилл, ты как всегда несносен. Забыл, это у меня уже вторая жизнь, а может… миллионная, — задумывается она.

— А ведёшь себя, как подросток, даже сиськи ещё не выросли!

Она не обижается и неожиданно смеётся:- Вырастут, обещаю!

— Какая ты пошлая!

— Кто бы говорил! — звонко хохочет она.

Смотрю на неё, вроде уже прежняя девушка, вот только зрачки не принимают прежнюю форму, всё такие же узкие и глаза изумрудного цвета.

Катюша устроила хороший обвал, часть стены пещеры полностью рухнула, в просветы виднеется море. Ожидаю увидеть гребные суда, но виднеются стрелы морских кранов и серые бока, списанных под разделку, военных судов. Вздыхаю, сказка закончилась, начинаются будни.

Выбираемся на поверхность, ветер морозит кожу, как-то резко холодает.

— Раны сильно болят? — Катя видит, как я хромаю, даже носик морщит, так переживает.

— Терпимо.

— В травмпункт надо.

— Вопросов задавать будут много, с такими рубцами в милицию заявят, сами срастутся, в последнее время у меня всё быстро заживает, «как на собаке».

— Как на драконе, — ухмыляется Катя.

— Очки б тебе подобрать, — смотрю ей в глаза.

— Зачем, я прекрасно вижу.

— Прикрыть глаза, они у тебя нечеловеческие.

— Да, ну! Шутишь, что ли? — пытливо смотрит на меня, но начинает рыться в сумочке, выуживает зеркальце, долго себя рассматривает, — Класс! — с восхищением говорит она.

— Другим может не понравиться.

— Плевать!

— Может и да, а может, и нет. Всё же, маскировка не помешает, — с напором говорю я.

— Ладно, купим. А сейчас как мне быть?

— Глаза щурь.

— Парни будут липнуть, подумают ещё чего.

— Балаболка, — беззлобно улыбаюсь я.

— Вообще, здорово, — сияет Катя, — мои глаза как изумруд и рыжие волосы… сама от себя балдею!

— Мрак! — хмыкаю я.

— Ничего ты не понимаешь в женской красоте, — пренебрежительно фыркает она.

Совсем рядом возвышаются полуразрушенные башни, виднеются развалины стен и домов.

— Под той башней должен быть ход. Интересно, шеф там? — Катя пристально вглядывается в нагромождение камней и путницу засохшего кустарника.

— Шефа там точно нет, — спокойно говорю я, присаживаюсь на камень, хочу заново перебинтовать ноги.

— Ты знаешь, где он?

— В Москве, возглавляет особый отдел при авиагарнизоне. Это он подстроил с армией. На основании одной лишь половинки паспорта, не реально было бы мне попасть в неё под чужой фамилией. Тысячу раз проверили бы! А ему нужно было события направить именно таким образом, чтоб я попал в эту часть. Очевидно, немалыми связями и властью обладает наш шеф.