— Бабушка? А почему не вместе живёте?

— Дарьюшка не хочет, к тому же, она там район убирает.

— Её Дарьей звать? — что-то кольнуло мне память.

— Нет, Дарьюшкой, — мягко поправляет меня девушка, очевидно, любит её.

Спускаемся в балку, где-то в стороне мой институт, построен на отшибе, к нему ведёт длинная дорога, её прозвали «дорогой жизни», зимой по ней разгоняется студёный ветер, набирает силу и, лупит со всей дури в институтские корпуса и общежития, вымораживая всё тепло. Помню, занимались в аудиториях, трёх сотках, так прямо внутри, у двери, наметало не хилый сугробчик, многочисленные щели не задерживали снег. И ничего, надевали перчатки и писали лекции — студенты, народ закалённый!

— В балках нельзя ничего строить и жить, — хмурится Рита.

— Почему? — искренне удивляюсь я.

— Из них бьёт отрицательная энергия. По преданиям, даже колдуны не рискуют жить внутри их, а лишь на склонах, по чуть-чуть вбирая эту энергию. Если взять сразу, можно сгореть.

— То ж, предания, — улыбаюсь я.

— Как сказать, наши предки очень серьёзно относились к постройке своих домов.

— А ещё кошку выпускали, чтоб определить, благое место или нет, — шучу я.

— Да, и кошку, — соглашается Рита. — Приметы на пустом месте не вырастают. В принципе, это своеобразная магия. Вот ты, плюёшь три раза через левое плечо, когда дорогу перебегает чёрная кошка?

— Плюю, — смеюсь я, — так это просто традиция. Как-то, перед экзаменами мне дорогу пробежало четыре чёрных кота, получил четыре балла. На каждого кота по баллу. Жаль, что пятого не было, так бы пять получил.

Рита весело смеётся:- Я кошек люблю и чёрных и белых. У Дарьюшки такой классный чёрный кот живёт, гладишь его, даже искры испускает, холённый, большой, важный.

Так в разговорах незаметно подходим к подъезду.

— Вот, мы и пришли, — поднимаемся на пятый этаж, Рита звонит в дверь.

Дверь открывается, на меня смотрит крепкий, с несильной проседью на висках, мужчина. Испытующий взгляд сменяется на понимающий. Кивает мне, заходим, протягивает руку:- Вадим Петрович, — представляется он.

— Кирилл.

— Проездом или как?

— Вообще я местный, живу рядом, в соседних домах, но, в принципе, проездом. На побывку приехал, служу под Москвой.

— Кадровый офицер?

— Нет, временный, после института военные сборы, — не стал вдаваться в подробности.

Рита принимает мою шинель, орден Красной звезды ярко блеснул в свете лампы.

— Ого! — поражается девушка.

— Не обращайте внимание, случайно дали.

— Случайно их не дают, — усмехается мужчина. — Заходи, присаживайся. Дочка, чай приготовь, пожалуйста! Как с Ритой познакомился?

— В троллейбусе, хотели предупредить об опасности. Тип один, за ней увязался.

— Мы долго его выслеживали. Так Рита всё же увела его?

— Да, — я содрогнулся, вспомнив, как она его увела.

— У него родственник в Обкоме партии работает, та ещё гадина, постоянно его вытягивал, уголовные дела, заведённые на него, изымал, постоянно отмазывал. Им сейчас занимаемся наши товарищи из Симферополя.

— Такие как и вы? — осторожно спрашиваю я.

— Да, партийцы с большой буквы. А ты в партии?

— Нет.

— Как же так, надо вступать! Оборотень обязан быть коммунистом! А оборотень в погонах — вообще замечательно!

— Не думал об этом.

— Хоть ты и молодой ещё, а пора. Печать на твоём лице, очень сильная.

— Какая печать? — не понимаю я.

Вадим Петрович смотрит с иронией, думает, что я шучу:- Никак, лично сам Шеф тебе её поставил. У тебя есть перспектива роста, от рядового оборотня до руководства касты Ассенизаторов. Кстати, печати, только, посвящённые могут заметить, дикие нет. А ты наши знаки видишь?

— Знаете, у меня, словно амнезия. Ничего не помню, только, мерещится что-то, — искренне сознаюсь я.

— К Дарьюшке сходи, — становится серьёзным Вадим Петрович. — Я вот, тоже чувствую, есть в тебе нечто от нас, а что-то просто запредельное. Обязательно сходи к ней. Она многое знает, даже будущее может прогнозировать.

— Это она сказала, что СССР развалится? — ляпаю я, и прикусываю язык, думая, что говорю лишнее.

— Нет, не она, это и так очевидно, — по лицу промчались эмоции, словно сорвался с холодных гор обвал. Видно, как тяжело переживает человек, думая о будущем. — Нашу страну будет раздирать всяческое «шакальё», соседи потребуют жирные куски, на наших границах будут стоять войска НАТО со своими ракетами, круг замкнётся и начнётся Третья мировая война.

— Вы не преувеличиваете? — осторожно спрашиваю я, дабы его не обидеть.

— Это прогноз, но не факт. Делать, что-то, надо уже сейчас. Тенденции к развалу уже появились. Доллар лезет в наше общество, а это подрыв экономики. Раньше за валютные махинации ставили к стенке, сейчас сами партийцы высших эшелонов власти, скупают его в огромных количествах. Скоро, национальные богатства: нефть, газ, энергетику, заводы — передадут в частные руки. Весь капитал осядет в банках Запада, а значит, и рычаги давления и управления нами, будут у них. Одни будут жиреть, народ, в большей своей массе, вымирать. Церковь влезет в управление государством. Будут уничтожать, как это делала инквизиция, древние знания, русский народ втаптывать в грязь истории. Делать просвещёнными кого угодно, допустим, тех же греков, но не русских. Славяне, для патриархов церкви, являются варварами, почти животными, людьми второго сорта.

— Мрачный прогноз.

— Поэтому мы здесь, — соглашается Вадим Петрович, — к сожалению и низшие из нечисти зашевелились. На свет выползают те, о которых стали забывать. По слухам, упыри появились и ещё кто-то, он хочет диких оборотней под себя подмять. Вроде как, и в среде Ассенизаторов отщепенцы появляются. По крайней мере, шеф сейчас собирает драконьи камни, боится, что мир рухнет.

— Блин, на сказку похоже.

— А мы не сказка? — с иронией смотрит мужчина.

— Вы упомянули о драконьих камнях, что это? — почему-то в кармане нагревается мой талисман, появляется желание его достать, но благоразумно давлю искушение, что-то подсказывает — мой талисман и есть драконий камень.

— Если образно, то в нём заключена душа дракона. Это настоящая стихия, почти как Природа, захочет, сметёт с лица Земли все упоминания о человеке. Можно себе представить, если он попадёт не по назначению.

— А как определить, по назначению или нет? — осторожно спрашиваю его. Мне становиться неуютно сидеть за одним столом с оборотнем, рассуждающим о бытие.

— Нам не обязательно определять, всё решает шеф. На кого укажет, того и рвать будем.

— А если ошибётся?

— Что ты! — смеётся Вадим Петрович. — Он никогда не ошибается, он даже не человек, пришёл из глубины веков, чтоб спасти равновесие мира. Ты его должен знать… это точно, его печать, — он внимательно всматривается в моё лицо.

Замыкаюсь в себя, выплывают бесцветные глаза и ухмылка с блестящим клыком — даже вздрагиваю.

— Чувствую, вспоминаешь, — проницательно замечает Вадим Петрович, — зайди к Дарьюшке, она точно поможет.

Рита заходит подносом, расставляет пузатые чашки, настороженно косится на меня, вероятно, уловила перемену в моём настроении.

— Чай с сахаром или с варением?

— Попробуй варение, клубничное, аромат с ног сбивает, дочка сама варила, — с радушием советует Вадим Петрович.

— Давайте, но не много, — нехотя соглашаюсь я, что-то настроение в одночасье рухнуло вниз, словно с Вавилонской башни.

Варение действительно великолепное, ягоды почти прозрачные, светятся красным огнём, нежные, тают во рту, мелкие семечки щекочут губы, хочется, есть ещё и ещё.

— Ну как? — лукаво смотрит Вадим Петрович.

— Это что-то!

— Катюшу Дарьюшка научила, древние рецепты нашей семьи.

На душе слегка оттаяло, но долго задерживаться в радушной семье оборотней не хочу. Допиваю крепкий чай, благодарю, меня зазывают приходить ещё, мило улыбаюсь, поспешно делаю ноги.

Уф! Выхожу с подъезда. До чего же хорошо на улице! Скоренько бегу к своему дому. Щупаю чёрный камень. Я тебя в обиду не дам! Он отзывается на ласку, теплеет и мне становится радостно, он точно живой и он МОЙ.