— На пятках попрыгай, — словно сквозь вату слышу добродушный голос, — ты молодец, минуту продержался.

— Что это было? — стремлюсь рассмотреть инструктора сквозь чёрную пелену перед глазами.

— Сразу хочу сказать, не каратэ. Обещаю, научу, — хлопает меня по плечу. — Ещё хочешь потренироваться?

— Сначала на пятках попрыгаю, — пытаюсь прийти в себя.

— Попрыгай, — соглашается он, — дома холодный компресс на ногу поставь.

Конечно, я несколько расстроился, но, когда продолжил тренироваться, понял, всё, же выгодно отличаюсь от прочих учеников, в их среде, мне равных нет.

В десять тренировка закончилась. В раздевалке душно, окна запотели, я отжимаю насквозь мокрое кимоно.

— Где так научился драться? — спрашивает один из оперативников.

Его вопрос мне не льстит, я привык побеждать, а в поединке с инструктором носился по татами, как дранный кот от матёрого волкодава. Нет, приложу все усилия, но ситуацию поменяю в корне, даже зубы скрипнули.

Рита терпеливо дожидается у входа. Выхожу, она грустно улыбается:- Чуть-чуть тебе не хватило, — пытается успокоить меня.

— Ерунда, — бодро отмахиваюсь, — «ещё не вечер, и на нашей улице будет праздник», согласна, Ритуля?

Она смеётся, показывая хорошенькие зубки. Обнимаю её за плечи, совсем забыл, что она беспощадный оборотень.

— Алексей великолепен, таких бойцов не встречал, — искренне говорю я.

Рита прижимается ко мне, лукаво заглядывает в глаза, на лице, как всегда, разливается румянец. Поглядываю на неё, какая она всё-таки скромная девушка.

— Папы сейчас нет дома, на чай на ночь зайдёшь? — мило улыбается она.

— Э нет, Рита, — словно трезвею я, — завтра тяжёлый день, надо отоспаться, в следующий раз.

— Как скажешь, — вздыхает девушка и густо краснеет, затем добавляет, — ты неправильно меня понял, просто посидеть, поговорить.

Ага, смотрю на её судорожно вздымающуюся грудь, именно, поговорить. Нет, служебных романов нам ненужно.

— Да, что ты, всё я понял, ты просто очень общительная девушка. Сам люблю поговорить, но, действительно, завтра тяжёлый день. Верно, Ритуля?

— Наверное, — нехотя соглашается она, поправляет вязаную шапочку, — такой хороший вечер, пройдёмся по набережной?

— Пойдём, — удобнее перекидываю спортивную сумку через плечо, иду за девушкой.

— Я люблю ночь, день — не очень. Особенно море нравится, такое чёрное, глубокое и корабли на рейде. В детстве с папой и мамой часто приходили на Приморский, сидели на лавочках, смотрели на огоньки в море, а зимой лебедей кормили. Ты знаешь, — оживляется она, — как-то спасли нырка. Представляешь, измазался нефтью, лежит на заснеженном берегу, его заливают ледяные волны, он уже почти погиб. Папа прыгает вниз, берёт его в руки, а у нырка шея падает, почти мёртвый. Бегом на такси, дома принялись отмывать от нефти, нырку это не нравится, даже пытается клюнуть, а глаза совсем белые. Затем укутали, положили на пол, а утром папа свежую кильку принёс. Пытаемся накормить, а он не ест. Что делать? Я думала, уже не спасём его. Знаешь, что папа придумал? — заглядывает мне в глаза.

— Нет, — улыбаюсь я.

— Он налил в ванную воды, посадил нырка на край и кинул кильку в воду. Рыбёшка, как живая, вильнула в сторону, и наш нырок бултыхнулся следом. Так его, некоторое время кормили, затем, из рук стал есть. Забавный, ходит на перепончатых лапах, как пингвин, глаза порозовели, важный такой, Стёпкой назвали. Всю зиму у нас жил, окреп, по весне поехали к морю, выпускать. Как не хотелось с ним расставаться! Но, там, ему лучше. Нырок с ходу нырнул и показался очень далеко от нас. Я едва не расплакалась, так обидно было, он даже не попрощался с нами. Но, знаешь, он делает большой круг, и гребёт к нам, почти подплыл, затем, вновь уплывает море. Все же, попрощался, — смеётся Рита.

— Благодарный, — улыбаюсь я.

— Мы потом часто приходили на то место, пытались его увидеть. Но там нырков уже была целая стая.

— А я собаку, в Херсонесе, из колодца достал, — вспоминаю я, — свалилась, воет. Народ собрался, глаза закатывают, причитают, так им жалко, но лезть боятся, кобель здоровый. Пришлось мне спускаться, куртку обвернул вокруг руки, пёс меня увидел, забился в угол, скалится. Только подхожу к нему, моментально кидается, я ему куртку в пасть, скрутил кобеля и выволок наверх, затем отпустил, он шарахается в сторону, косится на меня, и, как пьяный, под улюлюканье довольных людей, дёрнул по дороге из Херсонеса.

Рита смеется, жмётся ко мне, незаметно её обнимаю, идём по набережной, вдыхаем морской воздух, так хорошо. Затем просто стоим, смотрим на огни. Неожиданно Рита приподнимается на цыпочки, обвивает руками шею и целует меня в губы. От неожиданности не сопротивляюсь и отвечаю на поцелуй. Её губы тёплые и мягкие, слегка солоноватые от морских брызг. Затем, уединяемся на затерянной, в густых зарослях, скамейке и вцепились друг в друга в порыве страсти.

— Пойдём ко мне домой, — буквально изнемогает Рита. Я уже готов бежать за ней хоть на край света. Внезапно, словно вижу встревоженные глаза Стелы, током пронзает сердце, отпрянул от девушки.

— Извини, Рита, — облизываю пересохшие губы, — не стоит. Не хочу тебя обманывать, себя. Не скрою, ты мне нравишься, но есть некоторые обстоятельства, — перед глазами возникает насмешливое лицо Стелы.

— У тебя есть девушка? — сникает Рита.

— Да, что ты говоришь?! В общем… да, — тихо соглашаюсь я.

— Ладно, проехали, — она встаёт раскрасневшаяся, пальто расстёгнуто, на рубашке оторваны пуговицы, мой взгляд выхватывает обнажённую грудь с ярким соском, со стоном отворачиваюсь.

— Извини.

— Не извиняйся, — она застёгивается, повязывает шарф, — сама виновата, губы раскатала, — голос дрожит, ещё чуть-чуть и она расплачется.

Чувствую себя предателем, негодяем. Зачем поддался мимолётному влечению, ей дал надежду, чувства к Стеле запятнал. Хотя, со Стелой встречался совсем немного, может, она ко мне вовсе равнодушна. Но это, допустим, с её стороны, но мои чувства к ней, достаточно определённые. Её светлая улыбка часто возникает в сознании.

— Провожу тебя.

— Не стоит, Кирюша, — взгляд у девушки затуманен, лицо окаменело, — пожалуй, пройдусь по скверикам, люблю гулять ночью, я же говорила, день для меня слишком яркий.

— Так, время, сейчас неспокойное, — пугаюсь за неё.

Она облизывает алые губы:- Знаю, — спокойно говорит, над её телом возникает призрачный силуэт питбуля.

— Хорошо, завтра к девяти к отделу, при себе имей паспорт трудовую книжку. Да, вот ещё, Рита, ты личные отношения не вываливай в мир. Договорились? — внимательно вглядываюсь в её лицо.

Она некоторое время молчит, страшная аура гаснет, девушка с болью смотрит в глаза:- Ты прав, вот и отец мне говорит, контролируй чувства. Поехали домой, что-то гулять расхотелось.

Она вяло хватается под руку, тащится за мной. Троллейбус почти пустой, сидим рядом, она избегает смотреть в мою сторону. Некоторое время молчим, но вот она поворачивается ко мне:- Странно, раньше парни меня вовсе не привлекали, даже испытывала отвращение к их ухаживаниям, более того, их призирала, а вот, встретила тебя и много отдала, чтоб ты со мной был.

— Не начинай, Рита. Во-первых, мы с тобой коллеги, а всякие служебные романы к добру не приводят. Хотя, наверное, это не, во-первых, — подумав, говорю я.

— Поняла тебя, — она вздыхает, но в глазах загорается упрямый огонёк, — будем с тобой коллегами, а там время покажет, — многообещающе заявляет Рита.

— Вот и отлично, — обнимаю её за плечи.

Троллейбус как всегда ползёт медленно, натужно гудит двигатель, изредка вспыхивает электрический разряд от переключения контакторов, освещая фиолетовым сиянием кабину водителя.

В салоне работает лишь дежурное освещение, полумрак. Воспользовавшись этим обстоятельством, на заднем сидении целуется молодая пара, на боковом сидении, пытается сохранить равновесие пьяный мужик. Немолодые мужчина и женщина, сосредоточенно смотрят в чёрные окна. Впереди, подпрыгивает на изодранном вандалами сиденье, модам, с аппетитными формами. На полу лежат увесистые кошёлки, в руках женщина держит огромный букет красных гвоздик, по-видимому, у неё День рождение, отмечали на работе, теперь, едет домой. Похоже, её там никто не ждёт, лицо грустное и растерянное.