Денежные средства отеля насыщались обычным для монархии путем, по до сих пор действенному принципу получения прибыли, состоявшему в том, что король жил за счет «своего имущества», то есть главным образом на доходы от королевского домена. Например, казначей королевской Палаты получал необходимые суммы у казначеев Тампля, [608]куда одалживали деньги торговцы, имевшие свои счеты с государственной казной, как, например, Барда. [609]

Для нас наибольший интерес представляет изучение расходов. К сожалению, существует очень мало источников, откуда мы могли бы почерпнуть о них сведения: восковые таблички из отеля за очень короткие периоды 1301–1302 и 1307 г., [610]причем последние интересны лишь в плане изучения личности Ангеррана де Мариньи, счета из королевских покоев 1307–1308 гг. [611]и счет из отеля 1313 г. [612]

Кто руководил расходами? Кто угодно мог настоять на необходимости получения нужной суммы или предоставить достаточные для этого основания, иногда показывая казначею обязательство, подписанное служащим ранга настолько высокого, что его нельзя было тотчас же подвергнуть проверке. Чины королевского отеля, само собой, не должны были представлять никаких обязательств. Подобная гибкость системы выдачи денег объясняет тот факт, что среди тех, кто должен был передавать деньги на произведение выплат или оплату расходов, порой оказывались очень низкие должностные лица: Жиль де Конде, цирюльник Лоран, привратник Тома…

Следовательно, камергеры могли управлять всеми относившимися к королевской Палате расходами, но это не было их исключительным правом: наряду с Матье де Три, [613]Ангерраном де Мариньи [614]и Пьером де Шамбли, [615]как мы видим, в 1313 г. заказы на расходы были произведены королем, [616]великим гофмейстером Мартеном дез Эссаром, [617]духовником [618]и самой обычной прислугой, поваром, [619]привратниками [620]и т. д. Так, можно предположить, что тот, кто имел право распоряжаться в той или иной ситуации, мог, равным образом, управлять расходами, с ней связанными. Из этого следует, что человек, обладающий широчайшими, хотя и неопределенными, полномочиями, мог беспрепятственно получать практически любые суммы: в 1313 г. Мариньи получил наиболее крупные денежные суммы на покрытие расходов, причина которых нам уже знакома: выплата 100 ливров Гоше де Шатильону и 40 ливров Гильому д'Аркуру, 24 мая 1313 г. на встречу английского государя, [621]26 апреля 24 ливра пенсиона писцу королевской часовни [622]и один флорин на пожертвования короля. [623]Разнообразие видов выплат и сумм подчеркивает разноплановость деятельности Ангеррана. Широта власти, которой он, по нашим наблюдениям, обладал, позволяет предположить, что большая часть сумм на покрытие расходов, включенных в список без указания на распорядителя этой суммой, была получена Мариньи и к тому же что он участвовал в получении денег на турниры, праздники и церемонии торжественного посвящения в рыцари на Троицын день в 1313 г., причем сумма этих расходов превышала тридцать две тысячи парижских ливров. [624]

Результаты исследования табличек наиболее близко познакомят нас с ежедневными заботами камергера в то время – и это представляет особый интерес, – когда Ангерран был только камергером. Конечно, в 1307 г. Мариньи, как нам кажется, уже являлся членом Королевского совета, но он еще не был ни руководителем королевской дипломатии во Фландрии, ни главным финансистом короля и не пользовался таким фавором короля, как Ногаре, который в то время находился на пике своего влияния. Итак, вот на что получил деньги из казны Мариньи, королевский камергер, и в то время еще не главный, чуть меньше чем за три месяца в 1307 г:

– 23 февраля, дар Жану де Сюммере; [625]

– 27 марта, 240 ливров троим каменотесам и двоим плотникам, безусловно, за произведенные во дворце работы; [626]

– 8 апреля, 12 ливров Перро, писцу графа Ги де Сен-Поля; [627]

– 14 апреля, 48 ливров Сюрьену, сокольничему короля, вероятно, на покупку соколов; [628]

– в тот же день, 24 ливра Жанне де Фюрк; [629]

– 18 апреля, 48 ливров в оплату расходов папского посланника, приехавшего, чтобы сообщить об аресте Дольчино, главы секты еретиков Новары; [630]

– I мая, 24 ливра Гильому Ле Секу, де Ферьеру; [631]

– 6 мая, деньги на покупку лошади Гильому Шампиону; [632]

– 11 мая, 92 ливра в дар двум служителям князя Тарентского, Перроне и Ле Сажу; [633]

– в период между 11 и 21 мая, дар в 48 ливров; [634]

– к этому списку мы добавим 40 флоринов, которые 9 июля 1308 г. были доверены Мариньи, чтобы он передал их королю для оплаты его игры; [635]кроме того, мы уже сказали о том, что в 1313 г. Ангерран передал королю один флорин на его пожертвования. [636]

Только что мы увидели, каковы были денежные средства в королевском отеле и как их расходовали. Каким образом и кто заведовал денежными средствами в отеле? Кто охранял их и вел отчетность? Гофмейстер, а точнее, в 1313 г. – Бодуэн де Руа. Он не только был обязан записывать расходы, но и нес ответственность за наличную казну короля, в отношении которой он, хоть и носил титул гофмейстера, практически являлся казначеем. [637]Согласно ордонансу от 19 января 1314 г., [638]расходы отеля оплачивались из казны Тампля, которая была доверена бывшему писцу Мариньи, Жоффруа де Бриансону, и Ги Флорану, а в ведении Бодуэна де Руа и Гильома дю Буа находилась казна Лувра. Заметим, что Мариньи был комендантом Лувра и работы по строительству дворца Сите оплачивались, наряду с прочим, из луврской казны. Королевская Палата сохраняла финансовую автономию, то есть управление и распределение капиталов, выделенных казначеями Тампля, осуществлял Мишель де Бурдене, делавший это по приказу Ангеррана де Мариньи: доказательством выполнения этих распоряжений является квит (quitus),представленный годом спустя Мариньи. [639]

Уже в 1307 г. Мишель де Бурдене вел счета Палаты короля и королевских детей. [640]По всей видимости, на протяжении 1307, 1308, 1309 [641]и 1314 гг. Бурдене постоянно находился на службе у короля, как в отеле, так и в Палате счетов. [642]В сентябре 1312 г. управляющий монетного двора, Жан Ле Помье, передал ему «монетные чеканы»; [643]а 29 апреля того же года он получил из папской канцелярии позволение совмещать бенефиции, среди которых числился ректорат Кибервиля, патронат над которым принадлежал Ангеррану [644](само собой, по предложению того, у кого Мишель де Бурдене некогда служил писцом [645]). Означает ли это, что в то время Бурдене не состоял на службе у короля? Хронология событий не позволяет этого утверждать. Более того, при составлении в 1309 г. описи вещей, принадлежавших покоям короля, Мишель де Бурдене упомянул Мариньи с добавлением «монс‹монсеньору›», тогда как логичней казалось бы упоминание Ангеррана как «вышеупомянутого сира» или «вышеупомянутого монс.». [646]Следовательно, нам точно неизвестно, был Мариньи для Бурдене «господином» или «монсеньером»; и обращение, которое употребил папский нотариус, было совершенно правильным: Мишель де Бурдене служил писцом у Ангеррана. В то время как в 1309 г., а также и в 1312-м, Мариньи принадлежало безоговорочное первенство в управлении королевской Палатой и даже всем отелем, писец, в обязанности которого входило управление финансами – прежде всего составление счетов, а также второстепенное руководство – королевской Палаты, являлся личным служащим камергера и подчинялся непосредственно ему. Либо Мариньи взял к себе на личную службу своего подчиненного по Палате, или его подчиненным стал его собственный писец. Нам неизвестно, когда точно Бурдене поступил на службу к Ангеррану, поэтому мы не можем точно знать, кем Мишель был сначала – либо личным слугой Мариньи, либо служащим Палаты, но вполне возможно, что Бурдене, служивший писцом у короля в 1307 [647]и 1308 гг., [648]попал под начало Мариньи прежде, чем поступил к нему на службу. В любом случае писца Ангеррана де Мариньи не назвали бы королевским писцом в папской булле, не будь для упоминания этой должности веских оснований.