Был ли Ангерран организатором масштабной экспроприации проведенной в 1311 г.? Речь, в частности, идет о домах на Ривьер-Жеан-Ле-Кра, то есть в районе современной набережной Орлож, и домов, располагавшихся вокруг старой площади Сен-Мишель, у юго-восточного угла нового здания, где было построено здание казначейства Сен-Шапель, работы по возведению которого были частично оплачены по приказу Мариньи. [713]Эти экспроприации позволили также расширить помещение каноников, на тесноту которого они уже давно жаловались. [714]Но даже если экспроприации были проведены с согласия или, более того, по инициативе Ангеррана, было бы несправедливым на основании появившихся по прошествии двадцати лет жалоб, которые оставили след в «Больших Французских Хрониках», [715]утверждать, что Мариньи лично занимался изъятием имущества и что недовольство крупных буржуа (например, Кокатриксов, Барбу, Марселей) было вызвано тем, что результат оценки их впоследствии экспроприированного имущества оказался ниже его себестоимости и даже ниже той суммы, на которую рассчитывали спекулировавшие на экспроприации люди. Основную часть указанного имущества изъяли в сентябре 1311 г., когда Мариньи находился во Фландрии и заботился исключительно о решении вопросов, связанных с фламандцами. Экспроприации проводили Гильом де Марсильи и… Жоффруа Кокатрикс, существует околотридцати документов, в которых содержится подтверждение этому факту. [716]Впрочем, они продолжали свою деятельность вплоть до января 1313 г. [717]Поэтому сказать, что Мариньи' нарушал порядок экспроприации, никак нельзя.

Тем не менее он лично ведал расходом и закупками материалов, а также финансированием работ по возведению дворца. 27 марта 1307 г. он распорядился выплатить из средств отеля 240 ливров трем каменотесам и двум плотникам. [718]Примерно в 1312 г. он послал одного из служащих, ответственных за строительство дворца, Николя Ле Локетье, [719]в Рейнскую область, в Нидерланды, в Данию и во Фрисландию, чтобы купить помимо десяти парадных коней для короля мраморные плиты, [720]которые, согласно предположению Ж– Геру, предназначались для верхней из тех широких ступеней, которые вели к Торговой галерее, для пола Большого зала и для мраморного стола в Большом зале. [721]

Таким образом, утверждать, что дворец целиком и полностью является творением Мариньи, нельзя, но так же неверно было бы отрицать то, что Мариньи принимал активное участие в его создании: отвергнув мнение Борелли де Серра, считавшего, что строительство дворца завершилось в 1304 г., М. Ж. Геру доказал, что значительная часть строительных работ была произведена после 1308 г. [722]Этот период как раз совпадает с тем временем, когда Мариньи взял в свои руки руководство отелем, скончался Пьер де Шамбли и молодой камергер ощутил первые признаки королевской благосклонности. Он не создал дворец Сите, но то, что он поспособствовал завершению его строительства, несомненно.

В 1313 г. работы, связанные с дворцом, были практически закончены, но король пока еще не переехал туда. Торжественное открытие нового здания состоялось во время празднования Троицына дня в 1313 г., причем в течение этого торжества Филипп Красивый посвятил в рыцари около двухсот юношей, в числе которых были его три сына, Филипп де Валуа, молодой Робер д'Артуа и, среди прочих, Пьер де Шамбли и Луи де Мариньи. [723]Эта церемония состоялась в соборе Пресвятой Богоматери. [724]В следующую среду, 6 июня 1313 г., Николя де Фревиль предложил принести обет крестоносцев всем присутствовавшим сеньорам и в том числе королям Франции, Англии и Наварры. Днем спустя праздник и шествие ремесленников, оказавшие, по всей видимости, сильное впечатление на современников, прошли перед «недавно» построенным дворцом, где «для того, чтобы лицезреть празднество», собрались три короля со своими придворными. [725]

Мы уже говорили о том, что Мариньи желал, чтобы при входе во дворец стояло его скульптурное изображение, следовательно, ему должно было нравиться, что его считают создателем этого архитектурного творения. Статуя Мариньи, описанная Сен-Фуа, находилась на самой верхней из широких ступеней, построенных, по его указанию, перед Торговой галереей Людовика Святого. Стояла она на одном из столбов портала, в простенке которого находилась скульптура Филиппа Красивого; [726]и должна была помещаться в левом проеме, поскольку Жоффруа Парижский уточнял, что она находилась справа от статуи короля. Тот же хронист упоминал о белом цвете головного убора Мариньи, [727]следовательно, можно предположить, что скульптура была многоцветной. Мариньи изображался как рыцарь с подвешенным к расшитой перевязи мечом, в то время как в Экуи, где находилась еще одна его статуя, он был представлен в светской, очень элегантной одежде.

Еще одно изображение камергера, на этот раз живописное, долгое время украшало стену, соединявшую кухню с восьмиугольной башенкой, над правой лестницей, которая вела в Большой зал. [728]Рядом с ним на стене можно было увидеть надпись: «Пусть каждый считает свои деньги, кто не имеет достатка, тот не имеет ничего».

Таким образом, было бы преувеличением утверждать, что новый дворец был построен по приказу Мариньи. Тем не менее именно он являлся вдохновителем очень давно задуманной постройки, благополучным итогом которой стало одно из главных творений эпохи правления Филиппа Красивого. Причем не возникает никаких сомнений в том, что Ангерран знал, где и как достать деньги на проведение работ. На этом произведении искусства, автором которого Ангерран являлся лишь частично, остался столь яркий отпечаток его личности и главным образом его амбиций, что очень легко ошибиться в определении его роли в создании дворца. Мариньи активнейшим образом занимался строительной деятельностью для себя, но также и для короля. Будучи меценатом, он, возможно, направлял также меценатские побуждения короля: он поместил во дворце собственное скульптурное изображение, заказал статую короля и третью статую из группы парадного входа, возможно, изображение Жанны Наваррской… Он даже занимался вопросами декорации интерьера и посылал своих людей на поиски мрамора за границу. Творения парижских скульпторов эпохи Филиппа Красивого, даже те, что находились на самом входе в королевское жилище, засвидетельствовали могущество камергера.

Число составленных под руководством Ангеррана де Мариньи [729]королевских приказов и грамот – довольно большое. Если обратиться к огромному количеству дошедших до нас оригиналов или копий документов без каких-либо пометок вне содержания, придется признать, что результаты исследования остальных будут не особенно важны, их достаточно будет просто принять к сведению; тем не менее они, бесспорно, представляют некоторый интерес. Со времени первого знакомства с подобными пометками мы обнаружили три письма, составленных под руководством короля, [730]и, письмо, составленное в сентябре 1307 г. под руководством Ангеррана де Мариньи. [731]Как мы уже сказали, на девяти предписаниях, относящихся к марту 1305 г., есть пометка «per dominum Ingerranum». [732]Не считая утерянные или поврежденные бумаги, оригинальные документы без всяких пометок и неполные копии, нужно также учитывать возможность существования пометок под сохранившимися печатями. Пометки, не относившиеся к содержанию посланий, в действительности ставились в нижней левой части документа, на одном краю пергамента, и повторялись на другом его краю, который вдавливался в воск. И так как эта последняя надпись часто оказывалась единственной, то важная для нас пометка порой оставалась спрятанной, если печать не была разломана… Конечно же, под такими печатями от нас скрываются и другие пометки.