— Вы упомянули проект «Формула Бога», — возобновил разговор Томаш. — Не могли бы вы подробнее о нем рассказать?

— Что вы желаете, чтобы я вам поведал?

— Ну… вообще-то все.

Тензин покачал головой.

— Есть китайская мудрость: «Учителя откроют тебе дверь, но войти в нее ты должен сам».

Томаш и Ариана снова переглянулись.

— Тогда помогите нам открыть дверь.

Старец опять глубоко вздохнул.

— Когда я начинал учиться в Дарджилинге, мне все предметы казались забавными. К физике с математикой я относился как к увлекательной игре до той поры, пока не приехал в Колумбийский университет и не получил там преподавателя, который повел меня дальше. И сумел увести так далеко, что учеба перестала быть забавой. Я пришел к великому открытию, обнаружив, что западная наука странным образом смыкается с восточным мышлением… Что вам известно о мистическом опыте Востока?

— Мои знания ограничиваются исламом, — ответила иранка.

— Я знаком с иудаизмом и христианством, — сообщил Томаш. — А в последнее время немного познакомился с буддизмом. И хотел бы узнать о нем больше, но, к сожалению, у меня не было учителя.

Бодхисаттва вздохнул.

— У нас, буддистов, существует пословица: «Когда ученик готов — будет и учитель». — Он сделал паузу, которая тотчас наполнилась музыкой жизнерадостного чириканья какой-то птички. — Чтобы вы легче поняли суть последнего начинания Эйнштейна, вам надо усвоить Два или три понятия восточных учений. — Тибетец положил ладонь на ствол дерева, подержал ее, затем медленно отнял, соединил руки и опустил на колени, застыв в созерцательной позе. — Буддизм исходит из глубинных корней индуизма, философия которого сосредоточена в анонимных древних трактатах, называемых Ведами. Написанные на санскрите, они были священными текстами ариев. Последняя часть Вед носит название Упанишады. Главная мысль индуизма состоит в том, что разнообразие вещей и событий, видимых и ощущаемых нами вокруг себя, суть разные проявления высшей объективной реальности, которая называется Брахман и является в индуизме тем же, чем Дхармакайя в буддизме. Слово «Брахман» означает «рост», «нарастание». Брахман — это реальность в себе, внутренняя суть вещей. Мы сами являемся Брахманом, хотя под влиянием чар изобретательной майи, творящей иллюзорное многообразие, можем и не сознавать этого. Это многообразие не более чем обман. Существует лишь одна реальность, и эта реальность — Брахман.

— Извините, но я не понимаю, — перебил Томаш. — Мне всегда представлялось, что в индуизме целый сонм разных божеств.

— Отчасти это верно. У индуистов и в самом деле много богов, но из священных трактатов со всей ясностью вытекает, что они являются лишь отражением одного-единственного бога. Это все равно, как если Бога назвать тысячей имен и каждое имя считать богом. Сущность все равно останется единой, и разные имена будут называть лишь разные лики целого. — Тибетец развел руки и вновь соединил их. — Брахман — это все и вся в одном. Он есть сама реальность, и это единственно реальная действительность. В основе индуистской мифологии лежит история о создании мира богом Шивой, Царем танца. Согласно этой легенде, материя пребывала втуне, пока однажды в Ночь Брахмана Шива не вступил в огненное коло. И тотчас материя пришла в пульсирующее движение в такт с танцующим Шивой. Своей пляской он побудил жизнь к великому круговороту — цикличному чередованию созидания и разрушения, рождения и смерти. Танец Шивы — символ единства и существования. В нем заключены пять совершаемых Шивой божественных деяний: сотворение мироздания, поддержание его в космосе и разрушение, сокрытие природы божественного и предоставление истинного знания. В священных текстах говорится, что танец положил начало возникновению исходного материала для расширения материи и появления энергий и что все созданное животворной силой Шивы устремилось в пространство, первоначально заполнявшее Вселенную. В соответствии с этими священными писаниями, расширение будет ускоряться, в нем все смешается, и в конце танец Шивы превратится в ужасную пляску всеобщего разрушения. — Бодхисаттва склонил голову. — Вам это не кажется знакомым?

— Невероятно, — пробормотал Томаш. — Большой взрыв и расширение Вселенной. Эквивалентность массы и энергии. Большое сжатие.

— Да, сходство наблюдается, — согласился тибетец. — Вселенная обязана своим существованием танцу Шивы, а также самопожертвованию высшего существа.

— Самопожертвование? Как в христианстве?

— Нет, — качнул головой Тензин. — В данном случае понятие «жертва» используется в своем исконном смысле — для обозначения действия, наделяющего объект сакральностью, и не связано со значением «страдание». Индуистская история о сотворении мира — это рассказ о божественном акте создания священного, об акте, совершив который, Бог становится миром, а мир — Богом. Вселенная — это гигантская сцена, на которой развертывается божественное действо. Брахман исполняет в нем роль великого волшебника, преображающего мир при помощи создающей иллюзии майи и влияния кармы. Карма — это созидательная сила, активный замысел божественной постановки, все мироздание в движении. Суть индуизма коренится в избавлении от обмана майи и воздействия кармы, в достижении через медитацию и йогу понимания, что все столь разнообразные явления, воспринимаемые нашими органами чувств, суть часть одной общей реальности, что все это — Брахман. — Бодхисаттва приложил руку к груди. — Всё есть Брахман, — повторил он. — Всё. Включая нас самих.

— Но разве буддизм не проповедует то же самое?

— Совершенно верно, — подтвердил тибетец. — Однако эту единую реальность, эту суть, находящуюся в различных объектах и явлениях Вселенной, мы описываем не как Брахман. У нас для этого используется понятие Дхармакайя. Все есть Дхармакайя, все связано невидимыми нитями, вещи являются не чем иным, как разными гранями одной и той же реальности. Но реальность эта, будучи одной и той же, отнюдь не неизменна. Напротив, она отмечена сансарой, а это значит, что вещи постоянно меняются и перерождаются — и это имманентные свойства природы.

— Но в чем же разница между индуизмом и буддизмом?

— И в форме, и в практиках, и в преданиях. Будда принимал индуистских богов, но не придавал им большого значения. Между двумя религиями имеются огромные отличия, хотя суть одна. Реальность единственна и едина, несмотря на кажущуюся множественность. Различные вещи не более чем разные маски одного — последней реальности, которая тоже неперманентна. Оба мировоззрения учат видеть то, что находится за масками, учат понимать, что различие скрывает единство, учат идти к раскрытию единого. Но для достижения одной и той же цели используются разные практики. Индуисты достигают просветления посредством веданты и йоги, тогда как буддисты следуют священным восьмеричным путем Будды.

— Таким образом, ключевое положение восточных учений — это понятие реальности, которая, будучи облечена в различные формы, в своей сущности является единственной и единой, не так ли?

— Да, — подтвердил Тензин. — Ряд существенных моментов этой основополагающей идеи индуизма и буддизма, выделенных еще господствующими течениями философской мысли обоих учений, в дальнейшем были развиты даосами. Вам доводилось читать «Дао дэ цзин», главный трактат о Дао?

— А что такое Дао?

— Чжуан-цзы сказал: «Если один спросит о том, что есть Дао, и другой ему ответит, никто из двоих не ведает, что такое Дао».

Томаш усмехнулся.

— Значит, объяснить Дао невозможно?..

— Дао — это еще одно имя для обозначения понятия, родственного Брахману и Дхармакайе, — возвестил тибетец. — Дао — это реальность, сущность мироздания, единый источник множественного. Провозвестником пути Дао был Лао-цзы, который вывел главное положение этого учения. «Дао дэ цзин» начинается откровением: «Дао, которое может быть изречено, не есть истинное Дао. Имя, которое может быть названо, не есть истинное Имя». — Тензин Тхубтен вслушался в звуки пронесшегося по двору ветерка, с которым, подобно опавшей листве, улетели произнесенные им слова. — Дао подчеркивает роль движения при определении сущности вещей. Вселенная балансирует между инь и ян — двумя началами, задающими ритм смены цикличных схем движения, в которых находит выражение Дао. Жизнь, как говорит Чжуан-цзы, это гармония инь и ян. Подобно тому как йога является индуистским путем к просветлению и пониманию, что все есть Брахман, подобно тому как священный восьмеричный путь Будды является буддистским путем к просветлению и пониманию, что все есть Дхармакайя, так даосизм является даоским путем к просветлению и пониманию, что все есть Дао. Даосизм для достижения Дао пользуется противоречием, парадоксами и ухищрениями. — Старец поднял руку. — Лао-цзы говорил: «Чтобы сжать вещь, надо ее расширить». — Он склонил голову. — Это весьма изощренная, утонченная мудрость. Через подвижное соотношение инь и ян даосы объясняют изменения в природе. Инь и ян являются двумя полюсами-антиподами, двумя крайностями, соединенными между собой незримой скрепой, двумя разными ликами Дао — воплощения единства всех противоположностей. Реальное находится в постоянном изменении, но перемены происходят циклично, тяготея то к инь, то к ян. — Бодхисаттва снова поднял руку. — Но крайности — это иллюзия единого, а Будда говорил о недвойственности. Слова Будды таковы: «Свет и тень, длинное и короткое, черное и белое могут быть познаны только во взаимоотношении. Свет зависим от тени, а темное от светлого. Между ними нет противоположности, но есть отношение».