— Томаш, — наконец нарушила она молчание. — Можно я задам вам деликатный вопрос?

— Конечно.

— Скажите, зачем вы были в министерстве в час ночи?

Застигнутый врасплох, Томаш посмотрел на нее долгим взглядом. Он с радостью ответил бы на любой ее вопрос, но только не на этот.

— Я хотел увидеть рукопись.

— Это я понимаю. Но почему глубокой ночью? Почему взломав дверь кабинета «К» и сейф?

Томаш почувствовал огромное желание открыться Ариане, излить душу и рассказать все как есть. Однако истина была слишком опасной и означала, что в определенном смысле он предал ее, злоупотребил ее доверием.

— Я… как бы это выразиться… ощутил… ну… мною овладело типа неудержимое любопытство. Мне обязательно надо было ее видеть, чтобы убедиться… что меня не вовлекли в проект военного назначения.

— Проект военного назначения?

— Отказ позволить мне ознакомиться с текстом лично или хотя бы на словах передать его содержание вызвал у меня подозрения. С учетом международной полемики по поводу иранского ядерного проекта, в том числе в ООН, и непрекращающихся американских угроз, кое-какие вещи меня очень обеспокоили.

— Я вас понимаю.

— Я начал нервничать и хотел разобраться, что происходит на самом деле.

— А человек, который был с вами? Кто он? Томаш и вправду запамятовал, что цэрцушника звали Багери, поэтому ответ его прозвучал совершенно естественно.

— Моса? Тип, с которым я познакомился на базаре.

— Моса, вы говорите?

— Да, — подтвердил Томаш. — Вы знаете, что с ним?

— Знаю. Он был ранен той ночью и спустя несколько часов умер в госпитале.

— Бедняга.

— Он был специалистом по вскрытию замков… Только круглый идиот на моем месте этим не воспользовался бы, вы не находите? Поэтому я и решил нанять его. — Португалец сделал неопределенный жест. — А все остальное вам известно.

— Н-да, мягко говоря, вы проявили неблагоразумие, Томаш.

— Конечно, — согласился он и резко наклонился к ней, будто в голову ему пришла идея. — А можно теперь я задам вам деликатный вопрос? О чем говорится в рукописи Эйнштейна?

— Извините, но этого я вам не могу открыть. Одно дело — спасти вас, и совсем другое — предать родину.

— Вы опять правы. Забудьте. — Томаш быстро махнул рукой, как бы отметая свой вопрос. — Но на это-то вы, должно быть, сможете дать ответ… — произнес он, будто рассуждая вслух.

— На что?

— Что произошло с профессором Сизой?

У иранки бровь поднялась дугой.

— Почему вы думаете, что профессор Сиза имеет к нам какое-то отношение?

— Я могу быть наивным растяпой, но я не глупец.

На лице Арианы вновь появилось выражение озабоченности.

— Сожалею, но данную тему я тоже не могу комментировать.

— Почему? Это же, полагаю, не сопряжено с предательством родины.

— Дело не в этом, — возразила она. — Если моему руководству станет известно, что вы знаете много такого, что вам не положено знать, подозрения падут в первую очередь на меня.

— Вы снова правы, конечно, правы.

— Но я могу намекнуть. Существует некая связь между профессором и отелем «Орчард». Это название нацарапано карандашом почерком профессора Сизы на обороте одной из страниц рукописи Эйнштейна.

— Неужели? — удивился португалец. — Любопытно…

Ариана повернула лицо к окну и вздохнула. Солнце уже начало клониться к прямоугольным силуэтам зданий, расцвечивая голубизну неба пурпурно-алыми узорами и отбрасывая причудливые тени на рваные облака, плывущие над линией городского горизонта.

— Мы должны вывезти вас отсюда, — она продолжала смотреть в окно, и в голосе ее звучала печаль.

— Из этой квартиры?

— Из Ирана. — Теперь она смотрела ему прямо в лицо. — Ваше пребывание здесь представляет серьезную опасность и для вас, и для меня, и для моих друзей. Но проблема в том, что вывезти вас за пределы страны не так просто.

Историк наморщил лоб.

— Я знаю один канал. Моса подготовил отход и основные детали плана сообщил мне. В одном из иранских портовых городов меня ждет рыбацкая шхуна.

— Вот как? Где?

— Название выпало у меня из памяти.

— Это в Персидском заливе?

— Нет-нет. Где-то на севере.

— На Каспийском море?

— Да. Но название места я не могу вспомнить.

— Может быть, Нур?

— Нет, точно нет. Я помню, что название было длинное.

— Махмудабад?

— Уф… не знаю… может быть, но я не уверен… Там вроде бы какие-то развалины есть… связанные с кем-то из Великих: то ли с Карлом, то ли с Александром…

— Стена Александра?

— Да… может быть… А вам это о чем-нибудь говорит?

— Естественно. Стена Александра обороняла рубежи цивилизованного мира. Она проходила невдалеке от границы с нынешним Туркменистаном, протянувшись от горного Голестана до побережья Каспия. По крайней мере так гласит легенда. Стену воздвигли в VI веке.

— И поблизости от нее есть какой-нибудь портовый город?

Ариана подошла к полке с книгами и вернулась на место с географическим атласом. Разложив фолиант на коленях, открыла его на странице с картой Ирана. Глаза ее внимательно двигались по побережью Каспийского моря, отыскивая ближайший к руинам стены Александра порт.

— Бендер-Торкеман?

— …Кажется да. — Томаш сел к ней поближе и наклонился над картой. — Покажите, где это.

Иранка пальцем указала на точку, рядом с которой значилось произнесенное ею название.

— Вот здесь.

— Точно, — уже не сомневаясь, сказал Томаш и повторил название, — Бендер-Торкеман.

— И что там в Бендер-Торкемане?

— Шхуна под названием «Баку».

— В таком случае мы не должны терять время. Надо как можно скорее доставить вас туда.

Перед расставанием они дружески обнялись на глазах у Хамидэ и Саббара. Томаш отдал бы все на свете, чтобы хоть на один-единственный миг остаться с Арианой наедине.

Он нежно поцеловал ее в обе щеки и с внутренним усилием отстранился.

— Вы мне напишете? — еле слышно спросила она и прикусила нижнюю губу.

— Да.

— Обещаете?

— Обещаю.

— Поклянитесь Аллахом.

— Я клянусь вами.

— Мною?

— Да. Вы для меня значите больше, чем Аллах. Гораздо больше.

Он повернулся и, стараясь не оглядываться, быстро пошел прочь. Выйдя вместе с Саббаром из квартиры и направляясь к лифту, Томаш услышал позади себя звук закрывшейся двери.

Погруженный в себя и даже подавленный, Томаш вошел в кабину подъехавшего лифта. В руках он держал сложенный чедор, который мгновением раньше ему успела сунуть Хамидэ.

— Ариана ghashang, — сказал Саббар, когда лифт дернулся и начал спускаться.

— Что? — встрепенулся Томаш.

— Ариана ghashang, — повторил водитель, причмокнув губами. — Ghashang.

— Да, — меланхолично улыбнулся португалец, — она красивая, это так.

Саббар указал на покрывало, напоминая, что пора его надеть. Томаш нырнул головой в черную ткань, и на первом этаже из лифта вышла уже иранская матрона.

«Мерседес» с черепашьей скоростью пробирался через город в плотном транспортном потоке, превратившемся в этот час в одну сплошную пробку, которая медленно ползла по запутанным артериям иранской столицы. Миновав необъятную площадь Имама Хомейни, они углубились в лабиринт улиц, ведущих в восточные районы Тегерана. Томаш напряженно следил из авто за обстановкой. Внимание его обострилось настолько, что глаза, нервно бегавшие туда-сюда, выхватывали из зрительного ряда даже невероятно мелкие детали. В каждой машине и каждом лице он ожидал увидеть угрозу; в любом звуке, будь то гудок клаксона или выкрик уличного торговца, готовился услышать сигнал тревоги; всякое резкое торможение воспринимал как прелюдию нападения.

Он уже несколько раз повторял себе, что все в порядке и воображение оказывает ему дурную услугу. Они с Арианой решили, что ехать в Бендер-Торкеман на автомобиле рискованно, поскольку власти наверняка объявили беглеца в розыск и запросто могли перекрыть шоссейные дороги. А потому выбор пал на общественный транспорт. Облаченному в чадор Томашу отводилась роль благочестивой мусульманки, соблюдающей обет молчания, а Саббар выступал в качестве ее проводника и посредника в общении с окружающими.