— А вы как считаете?

— Я никак не считаю. А вот профессор Сиза находил, что все является частью Бога. И если он прав, в случае создания единой теории поля, вероятно, в ней будет содержаться описание Бога.

— Современные физики именно этого добиваются, хотят создать единую теорию поля. Хотя, думаю, это им не удастся. Теоремы о неполноте и принцип неопределенности показывают, что замкнуть круг не получится никогда. Всегда в самом, казалось бы, конце мы будем наталкиваться на завесу, скрывающую тайну Вселенной.

— Тогда почему продолжают пытаться сформулировать эту теорию?

— Потому что не все придерживаются такого же мнения, что и я. Есть те, кто считает возможным создать единую теорию поля. Есть даже те, кто полагает возможным составить фундаментальное уравнение, Святой Грааль математики и физики. Уравнение, которое описывает все строение мироздания в целом.

— А такое возможно?

— Быть может… Впрочем, я не знаю, — Луиш пожал плечами. — Знаете, сейчас ширится и крепнет убеждение, что обилие законов и типов силового взаимодействия, существующих ныне во Вселенной, было обусловлено ее пребыванием в состоянии низкой температуры. Однако имеется целый ряд признаков, свидетельствующих о том, что с определенного уровня температура начала повышаться, а силы сплавляться. К примеру, в течение довольно длительного периода бытовало убеждение, что во Вселенной имеется четыре фундаментальных взаимодействия: гравитационное, электромагнитное, слабое и сильное. Однако относительно недавно обнаружили, что типов взаимодействия в действительности уже только три, поскольку электромагнитное и слабое взаимодействия на самом деле являются одним общим взаимодействием, которое получило название электрослабого. По мнению некоторых ученых, сильное взаимодействие — тоже еще одна, третья грань электрослабого взаимодействия. А если это так, то остается ждать присоединения к ним гравитационного взаимодействия и возникновения единой силы. Многие физики полагают, что когда произошел Большой взрыв, в условиях порожденных им высочайших температур все силовые взаимодействия образовывали одну-единственную суперсилу, которую можно описать математическим уравнением. — Луиш опять наклонился над столом и, понизив голос, произнес: — Скажите, о ком приходит в голову мысль, как только речь заходит о суперсиле, а?

— О Боге?

Физик улыбнулся.

— Ученые наблюдают в настоящее время, что по мере повышения температуры происходит соединение энергии и распад сложных субатомных структур на более простые. Весьма интенсивное тепловое воздействие приводит к упрощению и слиянию сил, образованию, таким образом, суперсилы. В подобных обстоятельствах создание фундаментального математического уравнения становится возможным. Я имею в виду уравнение, способное объяснить поведение и структуру всей материи, а также описать все происходящие процессы. — Как фокусник, совершающий магический пасс, он развел руки в стороны. — Подобного рода уравнение будет, очевидно, всеобъемлющей формулой Вселенной. Некоторые ее называют формулой Бога.

Утро близилось к концу. Томаш в который раз гипнотизировал взглядом листок бумаги с непонятными письменами, продумывая новую концепцию разгадывания головоломки. Однако загадка продолжала сопротивляться.

Ему представлялось вполне вероятным, что каждая строка может быть зашифрована собственным шифром. Хотя относительно первой имелись сомнения, что это вообще шифр. «See sign» в переводе с английского означало «смотри знак». По-видимому, Эйнштейн указывал на какой-то оставленный им в рукописи знак. Однако поскольку ознакомиться с документом не удалось, уверенности в том, что где-то в тексте скрыт таинственный знак, у Томаша тоже не было.

Он резко дернул головой.

Скорее всего, решение без доступа к оригиналу невозможно. «See sign». «Смотри знак». Но какой?

Томаш со вздохом откинулся на спинку стула и бросил карандаш на кухонный стол, признавая свое поражение. Не находя себе места, он подошел к холодильнику, выпил апельсинового сока и снова сел за стол. Его терзало какое-то смутное беспокойство.

Придвинув листок ближе и вглядываясь во вторую строку, Томаш полностью сосредоточился на ней. Внешне шифр походил на подстановочный, то есть такой, в котором одни буквы заменялись другими в соответствии с определенным порядком, обусловленным участниками шифрованной переписки. Обычно подобные шифры вскрываются путем подбора ключа. Но какой ключ использовал Эйнштейн?

Томаш несколько раз перечитал буквы второй строки и, утвердившись в мысли, что речь идет о подстановочной криптограмме, приступил к рассмотрению различных гипотез. Если подстановка была моноалфавитной, шифр взламывался относительно просто. В случае если подстановочная система основана на двух и более алфавитах, задача серьезно усложнялась. Кроме того, существовала еще и полиграммная подстановка, при которой заменялись не отдельные цифро-буквенные символы, а целые группы. И кошмаром из кошмаров являлась схема дробной подстановки, в которой зашифровывался даже сам алфавит шифрования.

Работа, как подсказывала интуиция, предстояла не из легких. Наиболее реальным, однако, вырисовался вариант моноалфавитной подстановки, и Томаш решил взять его в качестве исходной рабочей версии. В подобных криптосистемах в основу подстановки закладывается определенный алгоритм. Как, например, в шифре Цезаря — одном из древнейших способов буквенного шифрования, который тот применял при ведении военных действий. Достаточно сдвинуть начало обычного алфавита на энное число знаков, и решение найдено.

Погруженный в размышления, Томаш не услышал звонка. Дона Граса вышла из гостиной, где занималась уборкой, и поспешила в прихожую.

— Сумасшедший дом, — пробурчала она и сняла трубку домофона. — Слушаю вас. — Пауза. — Кто? — Пауза. — Ах, да-да, сейчас, один момент. — И обернувшись в сторону кухни, громко сообщила сыну: — Это профессор Роша, тебя. Он ждет у подъезда.

— Ага! — крикнул Томаш. — Скажи, я спускаюсь.

Они запарковались в тени кряжистого дуба. Выйдя из машины, Томаш остановился, созерцая небольшой особняк, прятавшийся за палисадом и живой изгородью в самой середине спокойной авениды Диаша да Силвы, где жили преподаватели университета. И дом, и участок вокруг выглядели запущенными. Ветки кустов и деревьев, которых давно не касалась рука садовника, торчали в разные стороны, вылезая туда, где им быть не полагалось, — на дорожки и площадку перед крыльцом.

— Значит, это и есть пенаты профессора Сизы? — спросил Томаш, обводя взглядом фасад.

— Да, он здесь жил.

Луиш Роша печально взглянул на жилище.

— Извините, что я попросил вас об этой любезности, — оправдываясь, сказал Томаш. — Но мне представляется важным увидеть своими глазами место, где все произошло.

Они прошли через калитку и направились ко входу в дом. Физик достал из кармана ключ, повернул его несколько раз в замке и, когда дверь с щелчком отворилась, жестом пригласил Томаша войти.

С двух сторон выложенного напольной керамической плиткой небольшого холла было по открытой двери. Дверь слева вела в гостиную, справа — на кухню, откуда доносилось едва слышное урчание работающего холодильника.

— Здесь все вроде в порядке.

— Вы кабинета еще не видели, — возразил Луиш Роша. — Желаете взглянуть?

В конце короткого коридора было три двери. Физик открыл ту, что находилась слева, и, указав на прикрепленную поперек проема полицейскую заградительную ленту, знаком попросил Томаша остановиться.

По всему полу валялись разбросанные в неописуемом хаосе книги, папки и бумаги, между тем на опустевших настенных полках хорошего дерева оставались от силы пара-тройка фолиантов, неведомо как устоявших перед пронесшимся по кабинету смерчем.

— Теперь видите? — спросил Луиш Роша.

Томаш не мог отвести взгляда от книжно-бумажного завала.

— Погром обнаружили вы?