Они вышли из машины у двери ресторана на Мидан Хуссейн, небольшой площади с зеленым сквером в тени стройного минарета.

— Эта мечеть — главная святыня Каира, — указала на здание на другой стороне улицы иранка. — Называется Сайидна Аль-Хуссейн. По преданию, в ней хранится голова Хуссейна — одна из наиболее чтимых реликвий ислама.

— А кто он такой?

— Хуссейн? — удивилась Ариана. — Вы не знаете, кем был Хуссейн? О, Аллах! Это… это внук пророка Мухаммеда. Хуссейн стоял у истоков великого раскола исламского мира. Исповедующие ислам, как вам известно, делятся на суннитов и шиитов. И реликвия эта имеет для шиитов огромное значение.

— А вы? Кто вы?

— Я — иранка.

— Да, но шиитка или суннитка?

— В Иране, мой любезный собеседник, мы почти все шииты.

— То есть лично для вас эта мечеть — святыня?

— Да. Когда приезжаю в Каир, по пятницам я молюсь здесь. Как и тысячи других мусульман.

Томаш осмотрел фасад мечети.

— Я хотел бы зайти.

— Вам это запрещено. Мечеть почитается священной, и входить в нее дозволено только мусульманам. Неверные не должны переступать ее порог.

— Вот оно как! — воскликнул Томаш, напуская на себя огорченный вид. — А откуда вы знаете, что я неверный?

Ариана посмотрела на него из-под ресниц, неуверенная, правильно ли она поняла смысл его вопроса.

— А разве это не так?

Томаш расхохотался.

— Так, конечно так! — подтвердил он, все еще смеясь. — Очень неверный. — И, указывая жестом на вход в ресторан, предложил: — А посему, не лучше ли нам пойти сюда, как вы считаете?

Обстановка в «Абу-Хуссейне», по сравнению с большинством египетских ресторанов, приближалась к западным стандартам. На всех столиках были безукоризненно чистые скатерти, а кондиционер работал, что в этом городе является немаловажной деталью, на полную мощность, наполняя помещение приятной прохладой.

Они устроились за столиком у окна, через которое была хорошо видна мечеть на противоположной стороне улицы. Ариана махнула рукой кому-то за спиной Томаша и громко произнесла:

— Ya nadil!

К ним подошел облаченный во все белое официант.

— Nam?

— Qa imatu taqam, min fadlik?

— Nam.

Официант повернулся и ушел.

— Вы говорите по-арабски? — наклонясь над столиком к Ариане, спросил Томаш.

— Естественно.

— Он похож на иранский?

— Фарси и арабский совершенно разные языки, хотя и используют один алфавит и имеют некоторые общие слова.

Томаш смутился.

— Да-да, конечно, — согласился он. — А что вы ему сказали?

— Ничего особенного. Просто попросила принести меню.

Перед ними вновь предстал официант, держа в руках меню, по папке для каждого гостя. Пробежав глазами список блюд, Томаш покачал головой.

— Мне это ни о чем не говорит.

Ариана взглянула на него поверх своей папки.

— Что вы хотели бы съесть?

— Выбирайте вы. Я вам доверяю.

— Точно?

— Абсолютно.

Иранка снова подозвала официанта и стала диктовать заказ. Дойдя до напитков, она заколебалась и обратилась к Томашу.

— Что вы предпочитаете?

— То же, что и вы. Здесь можно пить спиртное?

— В Египте? Разумеется можно. Вы разве не знали?

— Знал, конечно. Но я имел в виду именно это священное место в сердце исламского Каира, у стен самой почитаемой мечети. Неужели здесь разрешено употребление алкоголя?

— Без проблем.

— Прекрасно. И что тут предлагают?

Ариана переадресовала вопрос официанту и перевела его ответ.

— Есть пиво и египетское вино.

— Египетское вино? Провалиться мне на месте, я и не знал, что здесь производят вино. Надо попробовать.

Записав заказ, официант удалился.

Тишину разрезал пронзительный голос. С вершины минарета муэдзин провозгласил адхан, призывая верных к намазу. И над городом, словно эхом, прокатилось многократно повторенное распевное «Аллаху акбар»[4]. Ариана наблюдала в окно, как к мечети устремились со всех сторон потоки людей.

— Пойдете? — спросил ее Томаш.

— Нет, сейчас нет.

Португалец ловко нанизал на зубочистку кусочек овоща из плошки с острыми солениями, поставленной официантом на стол как комплимент от шеф-повара.

— Надеюсь, от этого мне не поплохеет, — произнес он, разглядывая с недоверием свою «добычу».

— Как вы сказали?

— Позавчера, когда только приехал в Каир, я поел в ресторане гостиницы и сразу отравился.

— Ах да, с вашими слабыми европейскими желудками это довольно часто случается. Надо быть внимательным.

— Это как, быть внимательным?

— Стараться не есть салаты, например, а также фрукты без кожуры. — И кивнув подбородком на соленый овощ, насаженный Томашем на зубочистку, Ариана успокоила его: — Это не повредит, можете есть вволю. Но воду пейте только минеральную, из бутылочек. И не ходите в дешевые забегаловки, где по столам таракану бегают. Там можно не просто отравиться, но подцепить что-нибудь посерьезнее.

— Да, но расстройство желудка я получил, поев в гостиничном ресторане. Что вы на это скажете?

— Такое вообще случается, это уж как повезет.

С огромным подносом, уставленным колоритными блюдами, у столика появился официант. Расставив яства перед гостями, он сказал, что сейчас принесет напитки, и исчез. Томаш, потирая подбородок, принялся рассматривать кулинарные изыски.

— И что это такое? — Он указал на глубокую тарелку с кушаньем, в котором преобладали красный и желтый цвета.

— Это — «кушари», типично египетская еда. В состав входят макароны, рис, чечевица. Все это заправляется соусом из помидоров и посыпается сверху жареным луком. Специи добавляют по вкусу.

— А все остальное?

Ариана по очереди рассказала о других стоявших перед ними блюдах.

— Эти пирожки называются «таамийя». Их готовят… — иранка запнулась, вспоминая нужное слово, — из бобов. А это вот, — она взяла хлебную лепешку, — «балади». Очень вкусно, если на него намазать хуммус, бабагануш или фуул.

— А теперь переведите.

— Хуммус — это паста из… турецкого гороха. Фуул — пюре из бобов с пряными травами и оливковым маслом. А бабагануш — масса из мелко нарезанных баклажанов и тахини. Попробуйте, это вкусно.

Томаш последовал ее совету и, смакуя, сделал рукой одобрительный жест.

— Я же говорила!

Появился официант с напитками. Перед Арианой он поставил бокал холодного каркаде, а бокал Томаша наполнил из бутылки темно-красным нектаром. Отпив глоток египетского вина, португалец довольно кивнул.

— Забавно, — проронил он, когда официант их оставил. — Я уже столько знаю о вас, а вы обо мне ничего. Только как меня зовут.

Брови у Арианы поднялись, и лицо ее приняло лукавое выражение.

— Вы заблуждаетесь. Я уже навела кое-какие справки.

— Вот как? Не может быть.

— Хотите, чтобы я доказала? Пожалуйста. Я знаю, во-первых, что вы португалец. Во-вторых, что вы — один из ведущих мировых экспертов в области криптоанализа и специалист по древним языкам. В Лиссабоне вы преподаете в университете, а также в качестве консультанта сотрудничаете с Фондом Гулбенкяна, для которого осуществляете в настоящее время уточненный перевод иероглифических надписей с произведений древнеегипетского искусства и клинописи с ассирийского барельефа из собрания музея при фонде. — Ариана как будто отвечала на экзамене выученный назубок материал. — В Каир вы приехали для участия в конференции по Карнакскому храму и своим пребыванием здесь воспользовались для изучения возможности приобретения для Музея Калуста Гулбенкяна стелы царя Нармера, хранящийся в запасниках Египетского музея.

— Ого, вы много знаете! Я потрясен…

— Кроме того, я знаю, что шесть лет назад вы пережили личную трагедию и что недавно развелись.

Томаш нахмурился. Последние сведения, о личной жизни, не имели отношения к предмету его занятий, и ему было неприятно, что кто-то посторонний мог копаться в ней.