– Так, Артем ничего не понимает. – Он вытащил у меня из рук меню и принялся энергично листать. – Я тебе сейчас все объясню.

И объяснил. Про сырую рыбу, отварной рис, водоросли, соевый соус, васаби и прочую белиберду. С голоду от подобных рассказов меня начало немного мутить, и я малодушно подумала, что лучше было бы купить в «Макдоналдсе» гамбургер и съесть его с риском для жизни. Но назад пути не было – над нами уже доброжелательным оранжевым столбиком возвышалась казахской наружности официантка. Пришлось выбирать. Проблему несколько облегчило заверение Матвея в том, что он угощает всех. Я остановилась-таки на пельменях в силу их понятности и простеньких – без изысков – роллах. Рис, рыба, водоросли. Бр-р-р.

На поверку все оказалось не так уж страшно, а уж под саке и вовсе пошло хорошо. Вот еще одна особенность русского человека – есть он будет далеко не все подряд, какой бы ни был голодный. И станет предварительно дотошно выспрашивать, что, к чему да как. А вот что касается алкогольных напитков – выпьет что дадут. Лишь бы градус был. Помню, как сильно меня порадовал в свое время ответ одного нашего общего с Каримом знакомого на вопрос: «Андрей, вы пьете кальвадос?» – «Если жидкий – пью», – резонно заметил Андрей.

Чем чаще на нашем столике меняли пустой глиняный кувшинчик с саке на полный, тем веселее всем становилось. Матвей говорил много и охотно, а я удивлялась тому, как сильно его жизнь отличается от нашей с Артемом. А ведь, казалось бы, в одной стране живем.

Артем подкараулил момент, когда Матвей окончательно расслабился, и начал рекламировать меня, выводя рулады на все лады, «какая я хорошая, умная, ответственная и вообще, кандидат наук». Матвей слушал, опустив голову на грудь и мечтательно закатив глаза.

– В любовницы возьму, – заплетающимся языком подытожил он и повернулся ко мне: – Пойдешь?

– Как Артем скажет! – Черт бы побрал это саке! Чего только под влиянием незнакомой жидкости не ляпнешь. Вредно мне было, видно, столько читать о парижской жизни артистической молодежи времен Аполлинера. Совсем стыд потеряла! Я испуганно взглянула на Артема, чтобы посмотреть, не обиделся ли он.

– Да?! – Артем нетрезво удивился. Он-то, как ему казалось, пытался пристроить меня на постоянную работу, почти по профилю, а тут – нате вам, в любовницы. Потом на его лице расплылась хитрая улыбка. – Сколько?

– Тебе – штука. Единовременный одноразовый платеж. – Матвей улыбнулся мне. – Яне – пятьсот в месяц, пока не надоест.

– Дешево, – однозначно заявил Артем. Он поднял кувшинчик и стал разливать по керамическим рюмкам.

– Ладно, – Матвей посмотрел на него, с трудом фиксируя в нужном направлении мутный взгляд, – сам скажи.

Я сидела не дыша: совершенно перестала понимать, что происходит. То ли они вполне серьезно затеяли эти торги, то ли шутят. Девица Матвея к тому времени уже обиделась и испарилась, так что даже апеллировать было не к кому. Да еще, как назло, то ли от выпитого, то ли от фривольности ситуации, меня охватило невыносимое возбуждение. Хотелось сию же секунду, чуть ли не здесь же – на этом самом столе, – отдаться Артему. И если Матвею нравится, пусть смотрит. О-ой, что-то голова совсем закружилась.

– Мне – пять, ей – по штуке. – Артем не рассчитал и налил Матвею через край.

– Не-е-е, – Матвей отрицательно покачал головой и поднятым указательным пальцем одновременно. – Сейчас не могу. Тяжелые времена. Так что трахай сам.

– Буду! – тяжело кивнув головой, согласился Артем. И они, пьяно перемигнувшись, одновременно рассмеялись.

– Что, испугалась? – поинтересовался Матвей, оборачиваясь ко мне. Знал бы он, какие у меня в голове возникали картины, пока они разыгрывали свой спектакль, дурацких вопросов бы не задавал.

Я с трудом произнесла «нет» и для наглядности помотала головой. Бедной голове было тяжело уже не то чтобы раскачиваться, а даже элементарно держаться на плечах. Ощущение было такое, что она все время норовит в своем кружении оторваться и укатиться под стол. Вот уж поистине будет зрелище, достойное эпитета «macabre»[7]. В духе Эдгара По.

– Правильно! Хорошие девочки доверяют своим мужчинам, – Матвей громко отхлебнул из рюмки. – А может, разочек согласишься? Одну ночь вполне потяну.

Мне и слова не дали сказать.

– Эй-эй, держи себя в руках. – Артем наконец проявил признаки вменяемости. – Я тебя просил человека на работу устроить, а не к разврату приобщать.

– Да понял я, – Матвей махнул рукой, – только у меня теперь на самом деле все непросто. Думаю, свернем мы свою деятельность.

– Что так? – Артем удивленно вскинул брови.

– Нашлись уже товарищи пошустрее, – Матвей тяжело вздохнул. – Я и с тобой-то встретиться хотел, чтобы один вопрос обсудить. Не поможешь в Англию отсюда свалить? Ты же там почти уже свой. Наверняка знаешь, что к чему.

– Примерно знаю. – Артем сразу сник. – Я-то только по приглашению от научных центров езжу.

– Ну и когда снова едешь? – Матвей заинтересованно подался вперед.

– Через месяц.

Я онемела. Через месяц? Он так сказал? Сердце внутри меня сжалось и, кажется, перестало стучать. Так бывает. Когда летишь с ледяной горки вниз и вдруг понимаешь, что от стоящего на пути дерева тебе не увернуться, когда, словно в замедленной съемке, видишь, что твою машину по скользкой дороге несет прямо на притулившийся у обочины грузовик. Все это со мной когда-то было. Правда, господь сжалился: санки, подскочив на кочке, перевернулись раньше, чем доехали до ствола; машина в двух сантиметрах от грузовика, но все-таки остановилась. А теперь – удастся ли промотать время назад, не слышать эти слова?

– Ну, вот и узнай там, что к чему, – голос Матвея донесся до меня словно издалека. – Сообщишь.

Матвей расплатился, оставив тысяч пять рублей – не меньше. Я, почти не соображая, что происходит вокруг, автоматически отметила про себя, что мама в университете за месяц столько получает. Мы вышли на улицу, и Матвей отправился к припаркованным у обочины автомобилям.

– Подвезти? – услужливо предложил он. – Я на машине.

– Нет-нет. – Я торопливо отошла от серой «Тойоты». – Мы лучше погуляем.

– Ладно, – согласился Матвей и полез за руль.

– Артем, – я, позабыв на время о только что пережитом потрясении, страшно испугалась за жизнь Матвея и начала яростно шипеть, – сделай что-нибудь! Он или разобьется, или его посадят в тюрьму.

– Не-а. – Артем спокойно развернулся и пошел в другую сторону. – Он всегда так ездит. У него номера «свои» и какие-то волшебные корочки есть. Отпускают.

До дома Сережи мы добирались молча – язык у меня во рту совсем не ворочался, а Артем не горел желанием поговорить. Только приехав, я сразу попросила его позвонить Матвею – проверить, добрался ли он. Артем послушно набрал его номер, спросил: «Ты как?» – и, сморщившись, выслушал в ответ гневную тираду. Оказывается, этот герой уже давно добрался и завалился спать. А мы его, понимаешь ли, разбудили. Разумеется, мне досталось по цепочке за не к месту проявленную заботу о ближнем. Но как-то вяло, без энтузиазма, – все-таки Артем почувствовал свою вину за то, каким образом – хотя бы за это (!) – я узнала о его намерении уехать.

Мы сидели на кухне и пили сладкий чай. Хозяева ушли то ли в театр, то ли в кино, так что квартира часов до одиннадцати вечера оказалась в полном нашем распоряжении.

– Почему ты не сказал мне, что уезжаешь через месяц? – Я задала наконец этот вопрос.

– А что, для тебя в этом большая неожиданность? – Артем не смотрел мне в глаза. – Ты же давно знаешь, что большую часть времени я теперь живу в Кембридже. Если не поеду – потеряю позицию. Выбора нет.

– И дальше? – Еще чуть-чуть, и я готова была разреветься. Ну не может быть, чтобы я так страшно в нем ошиблась. Он же признавался мне в любви, он же не разыгрывал страсть – она была неподдельной, настоящей. Нельзя так притворяться, так играть! Да и чего ради?