Можно было, конечно, придумать для себя что-то еще, более доходное. Но плотно вбитое в голову научно-коммунистическое воспитание страшно мешало. Ни продавать, ни посредничать, ни «делать бизнес» – ничего такого я не могла. Может, это и хорошо – не знаю, но прожить на добытое по специальности, «честным путем», стало почти невозможно. Каждый теперь выкручивался как мог и порой не без экзотики. Лучшая моя подруга Ирка, которая днем была преподавателем английского языка в химико-технологическом институте, по ночам танцевала стриптиз в только что открывшемся в городе престижном ночном клубе отеля «Сафар». Эта работа подвернулась Иришке совершенно случайно – школьная подруга попросила сходить с ней на кастинг в новый клуб, одной было страшно, да и неловко. Ирка по природной доброте своей согласилась. Участвовать сама и не думала. Но когда их завели в кабинет менеджера и стали задавать разные вопросы, ей показалось неудобным объяснять, что она пришла просто за компанию. И Ира вслед за подругой сдержанно отвечала. А потом менеджер встал из-за стола, подошел к ней и рявкнул так, что Ирка чуть не до потолка от страха подпрыгнула: «Свитер сними!» Она сделала это автоматически, просто от испуга. За свитером последовал лифчик. В результате подруге отказали, а в Ирку вцепились мертвой хваткой. Даже уроки стриптиза бесплатно давали, что вообще было случаем беспрецедентным. Так вот все само собой и сложилось. Но Ира выглядела теперь вполне довольной жизнью – за вечер в клубе на одних коктейлях, которые заказывали для нее щедрые клиенты (а приносили ей по строгой договоренности с официантами то воду, то сок – в зависимости от характера подменяемых ингредиентов), она порой зарабатывала больше, чем за полгода преподавания в институте. Ничего не скажешь, устроили нам господа хозяева страны подмену ценностей и веселую жизнь. Но Ирке, кажется, даже нравилось. Была в ней какая-то тайная страсть к эксгибиционизму. Единственное, что по-настоящему смущало, – страх повстречать на собственных выступлениях своих же студентов. Вот это было бы совсем некстати. Хотя бог миловал: таких денег, чтобы забрести в это дорогущее заведение, у ее студентов, к счастью, не наблюдалось. Сыночки богатых папенек учились совсем в других вузах и чаще всего за границей.

Одним словом, жизнь шла своим чередом. Каждый спасался как мог.

Очнулась от своих мыслей я только в тот момент, когда сотрудники библиотеки вежливо, но громко напомнили посетителям о том, что «в связи с предпраздничным днем читальные залы закрываются на два часа раньше». Я вздохнула с сожалением и отругала себя за разгильдяйство – за целый день не успела осилить и половины намеченного.

Вниз, в гардероб, я спускалась в абсолютно потерянном состоянии. «Вот ведь, – думалось с досадой, – и не поработала толком, и зря по сторонам вертелась». Я медленно переставляла ноги со ступеньки на ступеньку и понуро разглядывала стены, на которых висели яркие репродукции. Перед последним лестничным пролетом взгляд, вместо того чтобы зависнуть на очередной картинке, предательски уперся в телефон-автомат. Я в задумчивости остановилась, поразмышляв, достала из сумки визитку Артема, долго на нее смотрела, даже нашла в кошельке два телефонных жетона, но так и не решилась позвонить. «Подумаешь, понравился запоздало. Даже и не вздумай, – убеждала я себя. – Дамы, особенно замужние и с ребенком, малознакомым мужчинам не звонят. Позвони лучше Лидке». – «Лидке не хочу! – раскапризничалась вторая, более развязная моя половина. – Не очень-то мы с ней и дружили. Она – зануда». В конце концов я грубо оборвала этот внутренний диалог: «Нечего вообще куда-то звонить!» – и надула губы. В гардероб спустилась в таком вот – обиженном на себя саму – виде.

На улице снова шел снег. Правда, теперь он, как приличный, спокойно ложился на землю и не таял. Заметно похолодало, и сияющие снежинки старательно прикрывали разведенную вчера ими же самими, вялыми и размокшими, грязь.

Двор библиотеки был большим и красивым, особенно летом, когда все утопало в зелени. Не случайно именно здесь, на удобных деревянных лавочках, собирались уставшие за день счастливые студенческие компании.

Сейчас, само собой, было пусто. Я шла не торопясь. Гуляла. К маминой подруге сразу возвращаться не хотелось – скучно, по улицам долго не походишь – холодно, и я принялась размышлять над тем, куда себя деть. Очень хотелось пойти в театр. Но баловать себя развлечениями я не могла – деньги нужно было экономить, еще целую неделю жить в Москве. А если купить билет на спектакль, то потом ни на метро, ни на «сухой паек» вместо обеда, ни на ксерокопии статей не хватит. Разве что музей – Третьяковку или Пушкинский – я вполне могла посетить без особого урона для тощего бюджета, но сейчас ехать туда было уже поздно. Мне снова взгрустнулось. Вообще-то всю жизнь я прекрасно знала, что деньги значения не имеют, а важно совсем другое. Но при всех этих знаниях скудость средств или их периодическое отсутствие страшно портили жизнь. Прибивали мощным прессом к земле. Хотелось сжаться в комок, стать крошечной, а потом и вовсе исчезнуть, вместо того чтобы с любопытством разглядывать развешанные по всей Москве афиши, украдкой просматривать выставленное перед входами в рестораны меню. И знать, что ты никогда в жизни не попадешь на этот спектакль и не попробуешь загадочную лазанью или ризотто.

– Яна! – Я автоматически обернулась на звук своего имени, хотя знала, что здесь, в центре Москвы, абсолютно некому меня окликать. Просто зовут какую-то другую Яну.

Но навстречу мне торопился Артем. Сердце запрыгало внутри как сумасшедшее и успокоилось только после того, как несколько раз больно ударилось о ребра. Я и смутилась, и обрадовалась.

Артем выглядел немного замерзшим, но прямо-таки сиял от счастья. Надо же!

– Слава богу, я вас дождался. – Он говорил быстро и еще быстрее приближался ко мне, словно боялся, что сейчас я убегу. – А то бы еще немного – и примерз к этой чертовой лавочке.

– А откуда вы знаете, как меня зовут? – Я искренне была удивлена.

– Ну, просто я внимательный, – похвастался Артем и тут же, пресекая дальнейшие расспросы, добавил: – Хотя вообще-то я не люблю выдавать свои секреты!

– Что ж, это хорошее качество, – с улыбкой одобрила я, не слишком обеспокоившись его осведомленностью. – Не в смысле скрытности, а в смысле внимания.

– Вы меня уже хвалите – значит, прогресс есть! Так как насчет консерватории? – Артем смотрел мне прямо в глаза. (Я с радостью отвела бы взгляд, но не могла – каким-то загадочным образом его глаза доминировали над окружающим миром и притягивали к себе.) – Составите мне компанию?

– А вы настырный! – нервно рассмеялась я.

– Конечно, у вас еще вчера была возможность в этом убедиться. Так как? – повторил он вопрос.

– Сегодня – с удовольствием! – и сообразив, что перегнула палку, я строго заметила: – Но не думайте, что это что-то значит.

– Не думаю! – радостно мотнул головой Артем (последнюю фразу он, кажется, пропустил мимо ушей и ответил чисто автоматически). – А я-то боялся, снова придется долго и нудно вас уговаривать. Вчера вы не были такой дружелюбной.

– Это потому что вы плохо себя вели. – Я демонстративно надула губы. – Терпеть не могу, когда берут чужие вещи.

– Прошу прощения. Больше не буду, – с готовностью извинился он, потом немного задумался и добавил: – Но вы мне не слишком верьте.

И тут же убедил в правильности внесенной коррективы – не спрашивая разрешения, взял мой «рабочий» портфель из черного кожзаменителя, схватил меня за руку и потащил в сторону метро. Вырываться не хотелось. Тепло его ладони ощущалось даже сквозь перчатку.

– А как вы здесь вчера оказались? – Я первая нарушила молчание и кивнула назад, в сторону библиотеки. – Что-то я не замечала, чтобы интересы физиков и лириков по жизни совпадали.

– На самом деле все просто, – усмехнулся Артем. – Я к кандидатскому экзамену по английскому языку готовился. Мне заранее сказали, что будет за статья (наша англичаночка хорошо ко мне относится). Хотелось найти и прочитать.