– Я поняла, – внутри непроизвольно начал расти испуг. Я и представить себе не могла, что переводить нужно будет чуть ли не для первых лиц государства. Здесь я со своим английским опозорюсь как пить дать. Но и пятьсот долларов тоже на дороге не валяются!

– Ах да, – спохватилась Уэнди. – На работу вам нужно всегда приходить в строгих костюмах.

– Поняла.

Господи, ну где же их взять? Придется чередовать два совершенно копеечных наряда, сшитых на дому по заказу, – была знакомая портниха. Один костюм шили для защиты диссертации, другой – для прошлого Нового года. И все! Ну и как я буду выглядеть в этом «самтресте» из дешевой ткани на фоне министерских кабинетов?!

– Все. Завтра приходите в половине десятого. Сразу начнем.

– Хорошо. А можно вопрос относительно зарплаты? – Наглеть – так уж до конца!

– Да, разумеется.

– Мне хотелось бы получать деньги не раз в месяц, а каждый день. Получается двадцать пять долларов, если я правильно понимаю.

– Странное пожелание, – Уэнди искренне удивилась. – Думаю, мы сможем это устроить. А теперь пойдемте, я вам покажу наш так называемый офис.

Она вывела меня в огромную комнату, которая оказалась помесью гостиной и зала общей работы. Вдоль стены стоял белоснежный диван – я первый раз в жизни увидела такой (непрактично же, черт возьми!), – а около окон расположились письменные столы, на которых возлежали принтеры, факсы, ноутбуки и громоздились кипы российских справочников, писем, бумаг, газет. В конце комнаты находился отделенный барной стойкой кухонный закуток, а в центре возвышалась огромная лестница – квартира оказалась двухуровневой. «Наверху наши спальни, – пояснила Уэнди, проследив за моим взглядом. – Мы здесь и работаем, и живем – очень удобно, никуда не нужно ехать». Как я потом, не удержавшись, выяснила, за квартиру они платили четыре тысячи долларов в месяц. Это же невозможные, невообразимые деньги!

За столами сидело несколько человек: темноволосый юноша – испанец, худенькая мадемуазель лет тридцати по имени Беатрис – руководитель проекта и русская девушка Света. Все обернулись на меня и как по команде улыбнулись. Меньше всего на искреннюю походила улыбка Светланы – видимо, ей никак не хотелось терять статус единственного и незаменимого русскоязычного сотрудника в группе. Всю жизнь я слишком трепетно относилась к чувствам других людей и, если понимала, что мое присутствие кого-то смущает или стесняет, спешила уйти. Терпеть не могу навязываться или быть обузой. Но со вчерашнего дня меня словно подменили. «Нравится – не нравится, – мысленно обратилась я к Светочке, – а придется терпеть, голуба моя». И тут же подсела за ее стол, чтобы пристать с бесчисленными вопросами по существу и не очень.

– Светлана, – вступилась за меня Уэнди, подметив, видимо, недовольство девушки, – объясните Яне, что к чему. Расскажите, как мы работаем и что ей нужно будет делать. Лучше вас никто о вашей работе не расскажет, не так ли?

– Да, конечно, – Света бросила на Уэнди испепеляющий взгляд, но возразить не посмела, – расскажу.

Наверное, в отместку за то, что я свалилась ей на голову как снег, Светлана продолжала говорить по-английски, хотя вроде бы никто не запрещал нам перейти на родной язык. Я внимательно выслушала лекцию, из которой не почерпнула ничего нового – все это десять минут назад мне рассказала Уэнди.

– Слушай, – я решила, что настало время взять инициативу в свои руки, и перешла на русский язык, – а ты давно у них работаешь?

– Уже четвертый год. – Светлана горделиво расправила плечи. – Разумеется, они проводят в России только половину времени: например, три месяца здесь, три – в Англии. И называются каждый раз по-разному. – Она хихикнула. – Но платят неплохо. А пока их нет, я просто отдыхаю.

– Как это? – Я представить себе не могла, что можно столько времени подряд не работать и при этом от безделья не сойти с ума. – А чем же занимаешься? Детьми?

– У меня нет детей! – Света презрительно на меня взглянула – Я же говорю – отдыхаю.

– Ладно. – Я ни черта не поняла, но в знак согласия кивнула головой. – Ну и что конкретно тут нужно делать?

– Смотри. – Света наконец сменила гнев на милость и стала с удовольствием и чувством превосходства объяснять. – Здесь у нас все последние российские справочники самых крупных российских компаний. Нужно выискивать наиболее перспективные, ориентированные на работу с Западом, и выходить на их руководство.

– Как? – Я понятия не имела, ни что определяет, какие предприятия заслуживают внимания моих новых работодателей, ни как «выходить» на это самое руководство.

– Господи! – Света уже начала раздражаться. – Ну, смотришь на объемы компании, на их позиционирование на рынке, на рекламу. Если все круто – звоним, пишем письма, напрашиваемся на встречу.

– Свет, что-то я не совсем понимаю. – Я попыталась сообразить, что к чему на самом деле. – Уэнди сказала, что они хотят помочь России найти инвесторов. А зачем нужен западный капитал тем, у кого и так все более чем неплохо? В поддержке-то нуждаются перспективные, но, как бы это сказать, бедные компании.

– Да какая поддержка?! – Света прошипела громким шепотом, опасливо оглянувшись на Беатрис. – Никому это не надо. И никакие интервью никогда не напечатают, хотя запишут их сотни. Люди приехали заработать на рекламе, неужели не ясно?

– Нет. – Светкины интонации помогли мне почувствовать себя беспросветно тупой.

– Все эти поиски инвесторов, презентации российских компаний – только прикрытие. – Постепенно Света входила в роль наставницы несмышленого дитяти и, кажется, начала получать от этого море удовольствия. Ну и ради бога – я не возражала, жалко, что ли? – Задача Беатрис в том, чтобы заполучить рекламодателей в это их приложение, которое в Великобритании никто читать не будет. А цена крошечной рекламы – на восьмую страницы, например, – восемнадцать тысяч фунтов. Это где-то тридцать пять тысяч долларов. Можно квартиру в Москве купить.

– Да ладно! – Я глупо вытаращила глаза. – И что, находятся те, кто платит?!

– Конечно! – Света укоризненно покачала головой. – Еще как находятся. Особенно если с просьбой поучаствовать к ним обращается министр по отрасли. Если предприятие транспортное – значит, министр транспорта, если телекоммуникационное – значит, министр связи, и так далее. Вот для этого-то нам и нужны встречи с политиками: чтобы получить рекомендательные письма. А все эти глупые интервью – только прикрытие. Ясно?

– Ясно. – Я опустила голову. Меньше всего после услышанного мне хотелось здесь работать. – А тебя не смущает, что мы обманываем своих?

– Слушай. – Света посмотрела так, словно стремилась прожечь во мне взглядом дырку, – во-первых, ты ничего не знаешь, во-вторых, увидишь этих самых «своих» – сказанула, тоже мне – и поймешь, что они не имеют с нами ничего общего. Для них такие деньги вообще ничего не значат.

– Не может быть! – Я снова искренне удивилась.

– И откуда только ты такая на мою голову свалилась? – Света устало вздохнула. – С Луны, что ли?

– Нет, – ответила я на автомате, – из Казани.

– А-а-а, ну это все объясняет! – Светочка уже открыто издевалась. – Ладно, не дуйся, – смягчилась вдруг она, – поживешь в Москве месяц-другой, сама все увидишь.

– Да зачем оно мне нужно?!

– А по-другому не получится, можешь мне поверить! Тем более с нашей-то работой. – Она отвернулась от меня и уткнулась носом в монитор. – Возьми вон. – Она кивнула головой, указывая на край стола, – полистай пока справочник. Может, чего умного найдешь.

Я полистала. Минут десять. А потом к нам с широчайшей улыбкой на устах подплыла очаровательная Уэнди, обняла обеих сразу за плечи – я еле сдержалась, чтобы не дернуться, – и напомнила, что мой первый рабочий день начинается завтра. В девять тридцать. А сейчас я могу идти. Распрощавшись с каждым из присутствующих отдельно, я изобразила на лице жалкое подобие великолепной улыбки Уэнди и отправилась восвояси. Наглаживать «диссертационный» костюм, начищать единственные ботинки и заранее мучиться угрызениями совести перед будущими жертвами нашего коварства – ведущими российскими бизнесменами.