Группа Шайенов прошла долиной у позиций Рино лишь к вечеру, ведь в этой веренице Шайены шли последними; я оглянулся на эти горы, но ни одной живой души не разглядел — до позиций было несколько миль. К тому же, перед этим, чтобы скрыть наш отход, индейцы подожгли траву, и в воздухе ещё висела дымовая завеса.

Новые «синие мундиры», подступавшие с севера, конечно же, были войсками генералов Терри и Гиббона, которые шли на встречу с Кастером, опаздывая при этом на сутки, точно также как он явился днём раньше. Теперь им предстояло узнать о том, что Кастер погиб, а индейцы испарились. Ну, об этом можно прочитать, как можно прочитать и о том, как Рино и Бентин оборонялись на холме, и о том, как нашли тела Лавендера, Чарли Рейнольдса, лейтенанта Макинтоша и Кровавого Тесака среди прочих павших в этой долине.

Сам я шёл с индейцами низиной, и, к счастью, никого из своих друзей, кто сложил здесь голову, не видел Должно быть, они погибли выше, в лесу.

И, конечно же, можно прочитать о самой битве битве при Литтл Бигхорн, причем, в самых разных версиях, ведь спорят о ней до сих пор. Первым делом сообщения о ней появились в газетах, потом было дознание — военное расследование, проявил ли Рино трусость; и во время этого дознания была заслушана уйма свидетелей, и в результате Рино признали невиновным, хотя некоторые офицеры, те самые, которые во время трибунала показывали в его пользу, за дверями оного продолжали поливать его имя грязью. Даже те немногие, что остались от Седьмого полка, продолжали жить в соответствии с его славными традициями, обнимаясь на публике и понося друг друга наедине.

А потом наступил черед рассказов солдат и офицеров, которые находились на других участках сражения, в том числе разведчика из племени Ворон по имени Кучерявый. Ну, а потом нашлись парни, которые ходили по резервациям и расспрашивали индейцев, воевавших на стороне противника. И, естественно, ничего кроме путаницы из этого не вышло: никакие два дикаря не могли сойтись во мнении о том, что тогда происходило даже на их собственном конкретном участке, видя все по-разному, как у них неизменно бывает, не говоря уже о той роли, которую играют индейская вежливость и страх. Некоторые индейцы думали, что их накажут, если их истории будут звучать не слишком приятно для белого уха; а некоторые из вежливости сообщали исследователю то, что тот, по их мнению, хотел от них услышать. Так один все твердил, что все люди Кастера покончили с собой; другой — что войска перешли реку вброд, проникли в деревню, но были выбиты, а генерал был убит на самой середине реки.

Позже всех за дело взялись историки, причем, некоторые из них поселились на этом самом поле битвы, которое превратилось в национальный памятник, и таскались по нему с мерной лентой и теодолитом. Подчинился ли Кастер приказу или нет? Мог ли Бентин вовремя подойти к нему на помощь? Каким именно был путь из Лоунтипи этих пяти эскадронов? И на каждый вопрос — десятки ответов, причем, масса «за» и масса «против» по каждой частности.

Но был там и при этом выжил один только я, и рассказал я вам чистейшую правду, и ничего кроме правды, если только мне не изменяет память, ведь до сих пор ношу я рубцы от ран, полученные на этом гребне, у реки Литтл Бигхорн, территория Монтана, в бою с Лакотами и Шайенами двадцать пятого июня тысяча восемьсот семьдесят шестого года, в котором генерал Кастер и пять эскадронов Седьмого кавалерийского полка сложили свои головы. Все, кроме одной…

Отчего же я до сих пор хранил молчание? Ну, враждебные индейцы в этой стране никогда не были популярны, и в течение нескольких лет после Литтл Бигхорн любовь населения к краснокожим настолько поубавилась, что, наверно, гремучие змеи и те пользовались большей симпатией народа.

— А что, — говаривал я потом в какой-нибудь развесёлой компании в салуне, — так оно и было: меня спасли мои краснокожие братья-Шайены.

Прошло время и где-то в двадцатые, помню, ежели случалось мне заикнуться моим тогдашним приятелям насчёт моей индейской жизни, то они на меня начинали посматривать искоса, и даже как на сумасшедшего. А для меня, с моей-то наследственностью, сами понимаете, это вопрос больной…

Ну, а с тех пор как тут, в этой богадельне, стали но телику вестерны показывать, то мне случалось пару раз отпустить несколько крепких слов по их адресу, а то, ей-Богу, противно смотреть как какой-нибудь итальяшка, или там русский, небрит и накачан как циркач, а туда же — карячится, корчит из себя индейца. А краснокожим, им и бриться-то не надо, и так не растет, и мышцы нигде не выпирают. Ну, а в киношках этих индейцы, Господи прости, они ж просто бандюги, гангстеры какие-то. Я так думаю, уж если этим киношникам краснокожих под боком не хватает, взяли б уж узкоглазых, азиатов-китайцев там, или япошек, на эти роли, а что — пускай играют, потому как сходство чрезвычайное, Просто на одно лицо — они ведь двоюродные братья в седьмом колене. Взгляните без предубеждения и сами увидите, что так оно и есть.

Вот я, как правило, и помалкивал в тряпочку, а причина-то была простая: ну, кто бы мне поверил? Сами посудите. Но теперь-то мне и дела нет, поверят — не поверят, потому как возраст у меня такой. Так что, сэр, если и вы мне не поверите, ну и чёрт с тобой…

Едва миновав долину, где погиб Лавендер, эта бесконечная вереница индейцев стала распадаться, дробиться на группки, которые потом в свою очередь разбрелись во все стороны, кто на восток, на Танг и Паудер, а кто ещё дальше, в район Слим-Батс, где уже в сентябре их разбили войска генерала Крука, а кое-кто из индейцев даже вернулся в резервации.

Сидящий Бык и его клан хункпапов долго кружили по прерии, покуда не оказались в Канаде, которую индейцы называли Бабушкиной Землей в честь королевы Виктории, и некоторое время там они обретались — в Канаде все ещё были бизоны, и конная полиция вручила им медали в знак Бабушкиного благоволения, при этом сообщив, что они желанны до тех пор, пока не поднимут руку на жизнь подданных этой самой Бабушки. Чего они и не делали, потому как в этих краях едва ли были вообще какие-нибудь подданные, а Сидящий Бык имел на американцев такой большой зуб, что всякий, кто не американец, был ему заведомо мил. Но через некоторое время он всё-таки вернулся в Штаты, и впоследствии разъезжал по Америке с цирком Коди, выступая в шоу «На Диком Западе», получая по пятидесяти долларов в неделю плюс мелочь на карманные расходы да исключительное право на продажу фотографий со своей собственной физиономией.

Ходили разговоры, что хотя он был духовным вождём Лакотов на Жирной Трве, но когда Рино атаковал нижний край деревни, Сидящий Бык струхнул и до конца боя прятался среди холмов, не очень полагаясь на свою собственную магическую силу. Но разговоры эти шли от Ссадины, так что я не знаю, правда, это или зависть.

А теперь давайте вернемся немного назад, в те дни, что последовали сразу после великой битвы. Старая Шкура Типи решил увести своих людей на юг, в горы Бигхорн, то есть, он попросту в один прекрасный момент вдруг повернул на своем пони в ту сторону, и те, кто хотел пойти с ним, пошли за ним. И я, конечно, тоже был в их числе. А когда я увидел, что Младший Медведь по некотором размышлении так и не последовал за нами, а в числе некоторых других Шайенов продолжил путь на восток, я вздохнул с облегчением. Наши с ним отношения подошли к концу: мы были квиты. Уже после того утра, когда он убедился, что я буду жить, он больше не приходил, ну и я, ясное дело, встреч с ним тоже не искал.

Его великий день всё-таки состоялся, и сейчас через столько лет мое сердце радуется при мысли об этом, потому что очень скоро после этого, осенью, тех Шайенов, с которыми он ушёл, разбил в пух и прах генерал Маккензи; а остальные сдались весной и оказались в резервации на Индейской территории, где их косила малярия и они от голода мерли как мухи. В конце концов они не выдержали, взбунтовались и стали пробираться с боями на север за сотни миль с женщинами и детьми, подвергаясь постоянным нападениям, раздетые и голодные, вооружённые только луками и стрелами, потому как ружья у них отобрали. По-моему, когда заходит речь о мужестве, то достаточно просто сказать «Шайены» и больше ничего не надо говорить, и так все ясно.