— Я рад познакомиться с вами, миссис…, простите… хотя бы и заочно.
— Меня зовут миссис Клири, — представилась Мэгги, забавляясь странной беседой и той милой, ребячливой непосредственностью, с какой ее собеседник завязал знакомство. — Может быть, и вы назовете себя?
— О да, непременно, — с готовностью откликнулся мужчина. — Я Стэн Уитни, миссис Клири. Наверное, Джастина вам рассказывала обо мне.
Мэгги почувствовала замешательство, не зная, как вести себя с этим парнем. Только что она посылала на его голову несчастья и кары за отвергнутую дочь, и вот он сам, если не собственной персоной, то вполне в пределах досягаемости. Во всяком случае, ее мнение о себе услышать может. По ее молчанию Стэн понял, что миссис Клири наслышана о нем, и тоже молчал и ждал, что она скажет.
— Если у вас есть, что передать миссис Хартгейм, я слушаю вас, — сухо повторила Мэгги. Она не будет поддерживать с ним разговор. Все и так ясно. Если он хочет что-то изменить в своих отношениях с Джастиной, пусть приезжает и разговаривает серьезно. А делать вид, что ничего не происходит, и поддерживать пустую болтовню она не намерена. Каждый человек должен нести ответственность за свои дела, пусть даже он ничего не обещал Джастине. Но она же не домогается его и не притязает на его свободу, пусть в таком случае и он оставит их в покое.
— Простите, миссис Клири, я хотел только узнать, все ли у Джастины в порядке… в смысле здоровья…, — голос Стэна тал похож на голос обиженного ребенка.
— У нее все в порядке.
— Тогда передайте ей, пожалуйста, что я…, нет, не надо. Лучше я сам скажу ей об этом…
— Только я попрошу вас не говорить ей того, что может расстроить ее, мистер Уитни. — Голос Мэгги звучал как голос прокурора, но она решила больше не сдерживать своих эмоций. Стэн улыбнулся, и это чувствовалось по его тону, когда он сказал:
— Передайте Джастине, что я очень люблю ее. До свидания, миссис Клири, я на самом Деле рад слышать вас.
И он первым повесил трубку. Когда на линии послышались короткие гудки, Мэгги отняла трубку от уха и с недоумением посмотрела на нее. «Да, действительно неординарный человек этот Стэн Уитни. Он ведет себя так, как будто ничего особенного не произошло».
Мэгги осторожно положила трубку на аппарат и пошла в дом. Приехала Нэтти, служанка, надо было помочь ей разложить продукты и приготовить что-нибудь вкусное для Джастины.
Но в этот день им не пришлось обедать дома. Джастина потащила мать в дом своей подруги Триш Кауфман, которая устраивала званый вечер до поводу своего возвращения из Европы. Казалось, ничто не могло поколебать ощущение превосходства и своей избранности у небожителей Голливуда, но Рим, Париж оставались тем не менее своеобразной Меккой даже для этих баловней судьбы, как их везде представляли. Так что Триш Кауфман тоже не избежала соблазна ступить на древние камни прославленных столиц мировой цивилизации. Джастине все эти впечатления были не внове, но ей хотелось присутствовать на этом вечере и потому, что у них с Триш с самого начала установились дружеские отношения, и еще хотелось показать матери киношный мир.
Особняк Триш располагался неподалеку от дома Джастины, но тем не менее они поехали на машине. Ходить пешком здесь было не принято, тем более приходить пешком на званые вечера.
Все гости уже собрались и толпились в огромном светлом зале на первом этаже, откуда можно было выйти в сад к бассейну и теннисным кортам. На открытой лужайке в саду были расставлены столики с закусками. Обед должен был проходить там. Но сама хозяйка находилась пока в зале, встречала гостей, и все кружили вокруг нее по залу, как вокруг оси. Триш Кауфман была высокой черноглазой и черноволосой женщиной с бледным одухотворенным лицом. В ней наполовину текла еврейская кровь, что отражалось в характерном разрезе глаз, во влажном блеске их чуть синеватых белков и изящной горбинке, украшающей прямой, может быть, немного длинноватый нос. Триш нельзя было назвать красавицей, но все фильмы с ее участием пользовались неизменным успехом. Она играла характерные роли сильных женщин, наделенных яркими личностными качествами и горячим темпераментом. Триш и сама была похожа на своих героинь. Она помогла многим одаренным актрисам пробиться в жизни и со всеми сохраняла самые дружеские отношения. Джастина была не исключением, она тоже многое получила от Триш, как только появилась в Голливуде. Триш да еще Уго — вот, пожалуй и все, кто ее поддержал здесь, но и этого было достаточно, чтобы успех состоялся. Триш увидела Джастину с Мэгги, как только они появились на пороге, и поспешила им навстречу. Она была одета во все красное и даже в ушах и на пальцах красовались большие ярко-красные рубины.
— Ты, как факел, того и гляди вспыхнешь, — пошутила Джастина, целуя хозяйку. — Хочу представить тебе свою маму. Если хочешь, можешь называть ее, по своей привычке, просто по имени. Мэгги. Позволим ей это, мама? — Джастина, представляя мать, взяла ее под руку, и Мэгги чувствовала себя рядом с дочерью очень спокойно и надежно, хотя шла сюда с трепетом.
— Можно мне поцеловать вас, Мэгги? — Триш быстро наклонилась и прикоснулась губами к щеке Мэгги, обдав ее душистой волной изысканных духов. — Я очень люблю вашу дочь, а сейчас завидую ей гнусной завистью.
— Почему? Вы такая красивая, — наивно спросила Мэгги, испытывая теплое чувство благодарности за такой прием.
— Но ведь у нее есть мама, — серьезно сказала Триш, и в ее глазах промелькнула печальная искорка. — Ну не будем грустить, пойдемте. — Триш, не выпуская руки Мэгги, прошла в центр зала и представила ее своим гостям. Мэгги немного смутилась, но устремленные на нее взгляды были доброжелательны. Многие приняли присутствие на вечере матери Джастины как очередную изюминку, припасенную для них Триш, ведь не каждый раз актрисы приглашают на вечер своих мам, тем более, если они не имеют никакого отношения к миру кино. Но это даже вносило какую-то очень теплую нотку в их встречу, придавало ей настроение семейного праздника.
Когда все перестали обращать внимание на Мэгги и занялись своими разговорами, она стала потихоньку разглядывать гостей. Судя по их одежде и по тому, как они держались, все присутствующие были влиятельными людьми в мире кино. Джастина ей еще когда они ехали сюда, сказала, что здесь будут все известные режиссеры и актеры, но Мэгги кино смотрела очень редко, а уж американское и вовсе три-четыре раза в жизни, поэтому их имена и лица ей ничего не говорили. Она занялась тем, что наблюдала за Джастиной и за тем, кто как с ней разговаривает. Мэгги заметила, что Джастина здесь была своим человеком и к ней относились с уважением. Во всяком случае, Мэгги не увидела ни одного недоброго взгляда в сторону дочери.
На какое-то время она потеряла Джастину из виду, все гости с бокалами в руках рассыпались по саду, кто-то сидел на бортике бассейна и забавлялся с плавающим там дельфином. Мэгги устала стоять и присела за столик в тени густого платана. К ней то и дело подходили гости, чокались, спрашивали про Австралию. Эта страна была такой далекой и в представлении людей, никогда не бывавших там, необыкновенно экзотической. Так что и сама Мэгги, как в свое время Джастина, как бы таили в себе некую тайну, которую они вынесли оттуда.
Неожиданно Мэгги увидела Джастину, которая направлялась к ней в сопровождении невысокого коренастого мужчины. Он еще издалека смотрел на Мэгги и широко улыбался, так что Мэгги вначале подумала, что они знакомы, но, приглядевшись, убедилась, что видит его впервые.
— Мама, разреши тебе представить Уго Джанини, — сказала Джастина, когда они подошли к матери. Мэгги протянула руку и ощутила крепкое энергичное пожатие.
— Мой продюсер, наставник и большой друг. — При этих словах Джастины лицо Уго расплылось в довольной улыбке, и он, взглянув на Джастину, снова обернулся к Мэгги.
— Вы не представляете себе, как я рад, что вы приехали сюда. — Вначале она отнесла его слова к разряду обычной любезности, но необыкновенная горячность его речи заставила ее задуматься. «Это тот самый мужчина, который помог Джастине перебраться в Голливуд, очевидно он рассчитывает на большее, нежели чем простая дружба», — догадалась она. А Уго продолжал:
