Мэгги ушла в свои мысли и даже перестала управлять ходом лошади, но Койот как будто уже сам понял, куда ее надо доставить, и шел, самостоятельно выбирая нужное направление. Наконец в просветах между огромными деревьями показался знакомый домик. Внешне он никак не изменился. Все те же занавеси на окнах, они сейчас были задернуты, ухоженный вид жилого дома, но у Мэгги почему-то появилось пока еще неясное ощущение, что в доме давно уже никого нет. Она продолжала сидеть на лошади, стараясь унять внутреннюю дрожь, и Койот тихонько заржал, напоминая хозяйке, что он доставил ее туда, куда она хотела попасть. Тогда Мэгги поспешно спрыгнула на землю и, не привязывая Койота, побежала к двери. Дверь была заперта, но это еще ничего не значило. По-видимому, Джоунс все-таки нашел в себе силы и поехал на работу. Мэгги пошарила в углублении над дверью, где они с Диком договорились держать ключи на тот случай, если она приедет сюда раньше его, но и там было пусто. Ключей не было. Мэгги старалась себя успокоить тем, что Джоунс, конечно же, не подумал о том, что она может сегодня приехать сюда, и увез ключи с собой. Но ощущение покинутости нарастало. Теперь уже дом не казался ей жилым. Она обошла вокруг, заглянула во все окна, может, удастся что-нибудь увидеть сквозь занавески, но внутри было темно и безжизненно.

Она решила подождать Джоунса под навесом на крыльце, хотя и понимала теперь, что это бесполезно. Мэгги отвела Койота под раскидистый шатер пальмового дерева, куда не попадали струи дождя, а сама вернулась на крыльцо. Так она просидела очень долго, часов у нее с собой не было, поэтому она не знала, сколько времени провела здесь. Минуты тянулись бесконечно долго, а из-за дождя и по солнцу не определишь, который час.

Неожиданно она вспомнила расстроенное лицо Энн сегодня утром, и ей пришло в голову, что это могло быть как-то связано с Джоунсом. Почему же она в таком случае ничего не сказала ей? Потом Мэгги подумала, что сама наворотила столько загадок своим не поддающимся никакой логике поведением, что близкие, очевидно, просто боялись заговаривать с ней о чем-либо, что хоть как-то касалось Джоунса или О'Нила.

Мэгги решила возвращаться домой, убедившись, что здесь она Джоунса не дождется. Наверное, в Химмельхохе уже давно знают, где он и что с ним произошло. А может быть, и ничего особенного, хотя Мэгги уже не была в этом уверена.

Койот радостно вскинул голову, увидев, что его хозяйка поднялась и идет к нему.

— Поедем домой, Койот, никто сюда к нам не спешит, — она ласково похлопала по конской шее и ловко взобралась в седло. Она бросила последний взгляд на хижину и вдруг увидела маленький, белый листочек бумаги, приколотый высоко под крышей (как же она не заметила его раньше!). Торопливо спрыгнув с лошади, Мэгги схватила этот крохотный клочок бумаги и развернула его. На что же она надеялась? Что внезапно оглушило ее в эту минуту слабости, что так болезненно врезалось скальпелем туда, где, как ей казалось, все уже успокоилось и зажило? Неужели, обманывая себя, она еще чего-то ждала? Неужели надежда все еще была жива, теперь уже став личинкой, куколкой или впав в зимнюю спячку. Она еще раз торопливо пробежала записку глазами:

Я люблю тебя и буду любить, пока не перестану дышать!

Дик.

По дороге домой Мэгги не хотелось думать ни о чем плохом, что она скоро может узнать, и постаралась вызвать в себе образ Дрохеды, представляя, что она когда-то вот так же ездила по ее необозримым просторам. Воспоминания о родном доме, о матери настроили женщину на благодушный лад, а струйки дождя, стекавшие по ее плащу и обильно смачивающие лошадиную гриву, напомнили ей юность в пору сезона дождей в Дрохеде, когда еще были живы отец и Стюарт.

Койот радостно заржал, он почувствовал приближение дома и сухой теплой конюшни. Мэгги осмотрелась кругом, но, как и утром, во дворе никого не было. Конь ускорил шаг, и через минуту они уже были у дверей конюшни. Оттуда навстречу Мэгги вышел один из работников, принял у нее Койота и сказал, чтобы она шла домой, а он сам сделает все, что надо.

Мэгги повесила плащ, с которого еще стекали потоки воды, на вешалку у входа и вошла в холл. Дверь в гостиную была открыта, и там услышали стук входной двери. Тут же в дверях появилась Джастина и с плохо скрываемой тревогой взглянула на мать.

— Ты где была так долго?

— Да так, ездила покататься, — улыбнулась Мэгги, стараясь улыбкой успокоить дочь.

— Нашла время! — возмутилась Джастина, но уже с явным облегчением. — Пойдем, я помогу тебе переодеться.

— Ты не волнуйся, я сама, я скоро, — сказала Мэгги, но Джастина все равно пошла следом за ней по лестнице, и Мэгги догадалась, что Джастина хочет что-то сказать ей.

— Что? Джоунс уехал? — спросила она ее прямо, как только они вошли в комнату.

— Ты уже знаешь об этом? — вопросом на вопрос ответила дочь. — Мистер Людвиг сказал, что он уехал еще вчера в ночь. Сегодня утром он посылал в Данглоу Пита, чтобы он разыскал его, но его нигде нет. Знакомые сказали, что он ни к кому не заехал, Пит объехал все гостиницы, но его и там не было. Значит, он уехал куда-то дальше. Том тоже не знает, где отец. Правда, он ему еще вчера днем сказал, что собирается уехать, и обещал сообщить позже, где он остановится. Только Том не подозревал, что это случится так скоро. — Джастина всегда отличалась прямым характером. Она сама предпочитала знать всю правду и не хотела, чтобы и мать сейчас мучилась догадками. Лучше уж пережить сразу, чем обольщать себя пустыми надеждами. Но, как это ни странно, Мэгги восприняла сообщение дочери почти что спокойно. Ее лицо только на миг омрачилось, но скоро приняло свое обычное выражение. Случилось то, о чем она уже давно догадывалась. Но, очевидно, сказалось влияние Джастины и их вчерашний разговор, потому что она ни сейчас, ни раньше, когда ждала Джоунса у покинутой лесной хижины, не стала предаваться мистике, объясняя все случившееся Божьим наказанием. Джоунс поступил так, как и должен был поступить мужчина с его характером. Он не захотел навязывать ей свое внимание и уехал. Уж чего-чего, а достоинства у него хватало. Так что Мэгги некого было винить, и Бог тут ни при чем. Если бы она вчера не впала в свое обычное состояние, ничего бы и не случилось.

Джастина, стоя у окна, наблюдала за матерью и с удивлением заметила, что мать как будто бы и не особенно расстроило исчезновение Джоунса.

— Что будем делать, ма?

— Ждать, чего же еще? — спокойно ответила Мэгги.

— Может быть, попытаемся поискать. — Предложила Джастина.

— Это бесполезно. Ты будешь опять сердиться на меня, но я все-таки считаю, если нам с Джоунсом суждено быть вместе, то он рано или поздно появится, а если нет, ищи не ищи, все будет без толку.

Мэгги разговаривала с дочерью и в то же время как будто рассуждала сама с собой. Она двигалась по комнате, снимая с себя одежду, в которой ездила утром.

— Не уходи, я быстренько приму душ, — попросила она Джастину, и дочь послушно устроилась в кресле, пока мать, порозовевшая и посвежевшая после купания, не появилась опять в комнате.

— Я должна тебе сказать еще одну вещь, — сказала Мэгги дочери, стоя перед зеркалом и расчесывая волосы. — Женщине не так уж важно, замужем она или не замужем. Главное для нее быть кому-то необходимой, знать, что в ней нуждаются, думают о ней. И не какие-то там абстрактные люди или вообще люди, а самые близкие люди, которые дороги и необходимы ей.

В этом смысле для меня был очень важен наш с тобой вчерашний разговор и вообще то, что ты приехала сюда. Теперь у меня есть ты и Дженнифер, и одиночество меня уже не страшит так, как раньше…

— Я всегда у тебя была, — заявила Джастина, с новым чувством глядя на мать.

— Была, но не так, как сейчас, — сказала Мэгги и продолжила свои размышления вслух:

— Когда мне Энн и твоя бабушка говорили о том же, я им верила, но от этого мне не становилось легче. Бабушка потеряла мужа, но у нее остались дети, которые до сих пор с ней и трепещут при одной только мысли, что с ней что-то случится. Она им нужна, без нее их жизнь обеднеет, им будет плохо. Она это чувствует, нет, даже знает, и ощущение своей необходимости детям придает ей силы, а ее жизни смысл. Об Энн и говорить нечего. Они вдвоем с Людвигом и, случись что-то страшное с кем-то из них, другой уже долго не проживет. Так часто бывает с людьми, которые всю жизнь прожили в любви и согласии. Они и уходят следом друг за другом.