— Может быть, тебе все-таки не стоит ехать завтра, Мэгги. Ты должна поберечь свои силы, — продолжала Энн начатый в начале вечера разговор.

Мэгги еще оставалась под впечатлением своих мыслей об этой удивительной паре, о том, как, должно быть, им хорошо вдвоем и старость не кажется такой печальной. Она не сразу ответила подруге, и та решила, что Мэгги ее не услышала. Некоторое время длилось молчание, потом Мэгги тихонько ответила:

— А для чего мне беречь их? Жизнь проходит, и все, что у меня было хорошего, осталось в прошлом. Я даже и не заметила, как все произошло, — и, помолчав добавила, — а теперь и вовсе ничего не осталось.

Энн молчала, не находя слов утешения. Впрочем, она знала, что Мэгги только рассердится, если ее начать утешать. А вообще-то она, конечно, была права. Энн повезло, что рядом с ней в жизни оказался такой человек, как Людвиг. А если бы его не было? Энн даже не могла представить себе такого и не хотела об этом думать. Единственное, что она знала, окажись она на месте Мэгги, состояние у нее было бы такое же, если не хуже. Обе молчали, глядя на сгущающиеся за окном сумерки. Энн первой нарушила молчание.

— Как тебе наш управляющий? Он очень незаурядный человек, правда?

— Мерзкий сукин сын! — не удержавшись, заявила Мэгги. — Он всегда такой?

Энн улыбнулась.

— Вероятно. Но мне кажется, что он намеренно так себя ведет с незнакомыми женщинами. Людвиг рассказывал мне, что у него не все удачно сложилось в жизни. Как будто бы жена оставила его много лет назад, уехала с сыном хозяина, у которого они в то время работали. Потом она вышла за него замуж, и ее новый муж даже усыновил сыновей Джоунса. Еще до того, как его жена погибла. Жена Джоунса и ее муж погибли в автомобильной катастрофе. Джоунсу удалось вернуть себе одного из сыновей, хотя мальчик уже не носил его имя. А другого, младшего, увезла сестра его жены к себе в Америку. И Джоунс его потерял. Так что с ним остался только один сын. Мне кажется, что Джоунса не особенно волнует, какое у мальчика имя, он просто без ума от сына. Джоунс никогда не упоминает даже имени жены. Но, наверное, вся эта история с ней определила на стиль его отношений с женщинами на всю жизнь, за исключением… — щеки Энн зарделись, и она на мгновение задумалась, — … за исключением женщин легкого поведения. До меня доходили слухи об этом. Он говорит, что его сыну где-то около 30 лет, так что вся эта история произошла очень давно.

Мэгги внимательно слушала Энн.

— Ты знаешь его сына?

Энн пожала плечами и покачала головой.

— Нет. Я знаю только, что Джоунс нашел ему работу в прошлом году неподалеку отсюда. А так Джоунс вообще мало рассказывает и о себе, и о сыне. Не любит распространяться о личном, как и большинство мужчин. Но Дик ездит навещать сына каждую неделю.

«Такая же одинокая и брошенная душа», — подумала Мэгги, пытаясь разобраться, что же так притягивает ее в характере Дика Джоунса. Может быть, как раз то, что они оба одиноки и изо всех сил стараются не показывать окружающим, как они одиноки. Им и остается только демонстрировать свою независимость, чтобы, не дай Бог, люди не поняли их душевных терзаний, не обнаружили их незаживающие раны и не начали еще больше растравлять их.

— Не волнуйся, Мэг, — услышала она голос Энн, — Дик не причинит тебе вреда. Своей внешней грубоватостью он отгораживается от вмешательства в его жизнь. А вообще-то он добрый. Ты бы видела, как он преображается, когда играет с детьми. Вероятно, он был хорошим отцом своему сыну. И потом, он образован. Может быть, здесь это и не столь важно, но все-таки. У его отца были неплохие плантации сахарного тростника, и он посылал сына в лучшие школы. Дик даже посещал колледж в Сиднее, занимался наукой. Но потом отец умер и как-то так получилось, что они потеряли все. Думаю, что именно тогда Дику и пришлось наняться управляющим на чужие плантации и тогда же от него сбежала жена с сыном владельца. Мне кажется, что все это произвело на Джоунса такое гнетущее впечатление. Я думаю, что Дик достоин много большего, чем имеет. Для себя и для сына. Дик умен, и рано или поздно он начнет свое дело. Может быть, здесь, а может быть, и в другом месте. Неважно. Но, думаю, что будет именно так. Никто из наших знакомых не сомневается в его деловых качествах. Нам, конечно, будет жалко терять его, но он заслуживает большего. — Энн замолчала, молчала, задумавшись, и Мэгги. Она сейчас знала много больше того, что ей хотелось бы знать об этом человеке. Его образ неожиданно приобрел значение. Оказывается, он не был обычным мужчиной, скрывающим за грубостью и высокомерием простую невоспитанность. И таким он еще больше заинтересовал Мэгги, хотя она не сомневалась, что при первой же встрече, если он будет продолжать так же пренебрегать ею, она, как и раньше, сумеет поставить его на место. Его сложная судьба вовсе не дает ему права высокомерно относиться ко всем без разбору женщинам.

— Пойдем спать, Энн. Я завтра все-таки опять поеду с ними. Не запрещай мне. Только скажи ему, чтобы он дал мне другую лошадь. Эта меня доконает своей убогостью.

— Ладно-ладно, — засмеялась Энн, — я попрошу мистера Джоунса, чтобы он дал тебе Принца. Да он и вам, наверное, уже убедился, что ты прекрасная наездница.

Съемки у Феллини только начались, но для Джастины скоро уже и подошли к концу. Съемки всего лишь одного небольшого эпизода, в котором она была занята, много времени не потребовали, и Джастина опять была свободна. Наверное, только ее упорный характер помогал ей держать себя в форме и не раскисать. Хотя свою артистическую судьбу она раньше представляла себе совсем не такой.

Наутро, после того разговора с Лионом, она умчалась по делам, а когда к обеду освободилась и позвонила ему в гостиницу, ей сказали, что господин Лион Хартгейм уехал в Бонн. В первую минуту Джастина расстроилась, но потом подумала, что, может быть, так оно и лучше, ведь Лион знает ее ответ, так для чего еще терзать друг друга. Ее задело лишь сообщение няни, что господин Хартгейм не заходил домой. Значит, он не захотел повидаться даже с дочерью. Это казалось странным он был примерным отцом.

Джастина не стала долго занимать этим свою голову. Она забрала телефон с собой на веранду и устроилась там в кресле, попросив, чтобы ей принесли туда чего-нибудь перекусить. Хоть к этому ее приучил господин Хартгейм, теперь она не носилась, как взъерошенная коза, по дому в поисках какой-нибудь вещи или еды. У нее была прислуга, у Дженнифер няня, и Джастина уже привыкла к определенному порядку.

Закинув ногу на ногу и постукивая концом изящной туфельки по ножке стола, она набрала номер своей давней подруги графини Матинелли, которая одно время занималась кинобизнесом, потом еще чем-то, в общем, всем понемножку, ничего серьезного. Она была богата, но не придавала этому большого значения, веселилась и не отказывала себе в удовольствиях. Джастина познакомилась с ней еще в то время, когда они с Лионом лишь изредка наезжали в Рим, и Джастина мечтала получить хоть небольшую роль в кино. Джульетта, так звали графиню Матинелли, и познакомила ее с Федерико Феллини. Сама она была продюсером, но скорее так, для развлечения, и ее все любили за веселый нрав, за отзывчивость, она всегда всем старалась помочь, хотя чаще всего и безрезультатно.

Джульетта сразу же сама сняла трубку и, услышав голос Джастины, весело закричала:

— Джас! Ты куда пропала? Я тебе звонила все утро.

— А что случилось? — встрепенулась Джастина. Она надеялась, что Джульетте удалось найти для нее какой-нибудь контракт. — У тебя есть для меня хорошая новость?

— Это будет зависеть от тебя самой, — засмеялась Джульетта. — Пока я тебе предлагаю встретиться вечером в ресторане у Джулио.

— Не испытывай моего терпения! — возмутилась Джастина. — Ты же знаешь, я уже на пределе.

Но Джульетта только хихикнула, крикнув на прощание:

— До вечера, Джас! Оденься поприличнее! — и положила трубку.