— Может быть, зайдешь?

— Не хочу беспокоить тебя, Мэгги. Просто я знал, что ты дома, но в течение всего вечера ни в одном окне так и не появился свет. Вот я и подумал, что ты заболела или еще что-нибудь… Мало ли. Решил проверить, все ли у тебя в порядке.

Мэгги стало очень приятно от его слов. Значит, она была к нему несправедлива. Он тоже думает о ней и следит, как она живет и чем занимается. На душе сразу потеплело, и жизнь уже снова не казалось такой пустой и безрадостной. Она протянула руку, ухватила его за рукав куртки и потянула в дом.

— Входи. Я совершенно одна и даже не ужинала сегодня.

— Я знаю. Мистер Мюллер сегодня звонил мне. У него как будто все в порядке, но его еще какое-то время продержат там. Я даже рад этому, ему не стоит так много работать. Дома он постельный режим не выдерживает, так что лучше ему побыть в больнице.

Дик Джоунс переступил порог и стоял теперь в холле, не решаясь пройти дальше. Мэгги, не отпуская Джоунса, легонько подергала его за рукав:

— Пойдем, чего же ты остановился. Поужинай со мной, мне одной кусок в горло не лезет.

Мэгги махнула рукой в сторону кухни.

— Это доставит тебе много хлопот? — Казалось, что Джоунс колеблется. Его огромная фигура показалась Мэгги слишком большой под этими низкими потолками. Она покачала головой:

— Не говори глупостей. Во-первых, у меня уже все готово и здесь хватит на целую армию, а, во-вторых… — Мэгги неожиданно смешалась.

— Что, во-вторых, Мэгги? — спросил он.

— Во-вторых, мне доставит удовольствие кормить тебя.

Он подошел к ней и хотел взять за плечи, но она вывернулась и приказала:

— Оставляй шляпу на вешалке. Проходи. Я сейчас накрою на стол.

Это заняло не больше десяти минут, и скоро они уже сидели за столом, с аппетитом поедая жареного цыпленка, запеченный картофель и салат. За едой напряжение, которое испытывали оба, ушло, и им стало легко и свободно, как будто они обедали вместе каждый день.

— Ты все-таки была чем-то озабочена, когда открыла мне дверь, — сказал Дик. — Может быть, я могу быть тебе полезен? Я готов помочь тебе, Мэг.

Мэгги ответила не сразу, она думала, стоит ли рассказывать Джоунсу о Джастине и ее жизни. Ведь они так еще мало знают друг друга. Но потом решила, что расскажет. Не все, конечно, но пусть знает, пусть он знает, что она доверяет ему.

— Меня беспокоит дочь. У нее не все в порядке с мужем. Он остался в Европе, а она с ребенком перебралась в Америку. Живет там в Лос-Анджелесе. Снимается в кино, ей это безумно нравится, но что дальше… я слышала, что там совершенно ненормальная жизнь… Ты ведь был в Америке, расскажи мне, как там живут?

— По-разному, как и везде, — задумчиво ответил Дик, — В городах сплошное сумасшествие. Мне кажется, это самая точная характеристика той жизни. Города суматошные, шумные, грязные. И в то же время что-то в той жизни есть особенное, притягательное, хотя все как будто сами по себе и ни минуты не сидят дома, всегда чем-то заняты, в основном бизнесом. Кто-то богатеет, кто-то, разбогатев, все разом теряет. Известность и славу там получить не так уж и сложно, но она быстро проходит, если постоянно что-то не делать, чтобы ее удержать. Многие не выдерживают этой гонки. Американские города — не для простых смертных, если ты, конечно, не захочешь прозябать.

Джоунс накрыл своими крепкими руками руки Мэгги и ласково улыбнулся:

— Я совсем напугал тебя. Но все не так уж страшно. Все будет зависеть от самой Джастины и от того, есть ли у нее голова на плечах. Ты говорила, что она не из тех, кто легко поддается обстоятельствам. В любом случае, если у нее ничего не получится там, она всегда может вернуться к мужу. Думаю, он примет ее, если любит. — Глаза Джастины печально блеснули, и он отпил большой глоток обжигающего кофе.

— Боюсь, что не может. Они разведены. Хотя я была уверена, что он ее очень любит. Он даже однажды приезжал в Дрохеду и убедил меня оставить заниматься тем, чем она хочет заниматься. Тогда это был театр, и она жила в Лондоне. У нее одно время было желание вернуться в Дрохеду и жить там. Может быть, так и следовало сделать… На моей совести лежит то, что я ее тогда отговорила. Вернее, написала ей и отпустила с миром. А теперь думаю… по миру… и сделала напрасно.

Дик погладил Мэгги по голове и заговорил тихо, спокойно:

— Не терзай себя. Как я представляю себе твою дочь из твоих рассказов, она долго бы не осталась в Дрохеде, это не для нее. Не все дети остаются с родителями, и их нельзя привязывать к себе насильно. Чужой опыт, даже родительский, ничему не учит. Каждый в этой жизни сам набивает себе шишки. У нее все будет в порядке. Я рядом, Мэг, и готов помогать тебе. Только скажи, что ты во мне нуждаешься, — неожиданно завершил Джоунс, потом наклонился к Мэгги и поцеловал ее, медленно и с упоением, как делал это в предыдущий раз. Женщина снова почувствовала частое биение сердца, всем телом приникая к нему. А он одной рукой гладил ее волосы, а другой обхватил ее вокруг спины, прижимая к себе.

— Боже! Как ты прекрасна, Мэгги. Глядя на тебя, у меня перехватывает дыхание. Ты можешь себе это представить. — Дик снова поцеловал Мэгги, еще раз и еще. Потом отодвинул тарелки и притянул женщину к себе. Они слились в одном поцелуе у тишине комнаты. И только потом Мэгги отодвинулась от Джоунса со смущенной улыбкой.

— Энн была бы в шоке, Дик.

— Ты так считаешь? — По виду можно было догадаться, что Джоунс думает иначе. — Сомневаюсь в этом. — Оба они думали об одном и том же: о Людвиге и Энн, об их жизни, о той безграничной любви, которую Людвиг всю жизнь испытывал к своей искалеченной жене. Неожиданно Мэгги ощутила желание снова оказаться в отдаленной хижине, там был их с Диком дом, там они были у себя. Дик улыбнулся, так как его мысли были там же.

— Если бы не было так темно, мы могли отправиться туда. Мне понравилось находиться там с тобой, Мэг.

— В хижине? — Мэгги моментально поняла, о чем говорит Джоунс.

— На другой день, — Дик поднялся, и голос его летел поверх головы Мэгги, — я подумал, что это убежище в лесу я как будто специально готовил для нас с тобой, для двоих. Я знал, что ты когда-нибудь появишься, — Мэгги улыбнулась в ответ, а Дик медленно поднял ее, поставил перед собой. Она казалась совсем крохотной по сравнению с огромной фигурой Джоунса. Она грудью прикасалась к нему, и Джоунс с силой прижал ее к себе, страстно целуя губы женщины. Потом он отстранился и почти прошептал:

— Я знаю, это безумие, но я люблю тебя, Мэг. Я понял это с первой минуты, как увидел тебя. Мне все хотелось прикоснуться к тебе, обнять, погладить эту удивительную копну волос — я видел, я знал, да, знал тебя раньше. И в этом никто не разуверит меня. Я знал тебя где-то; ты была тогда ангелом божьим! И следы грусти на твоем лице, и этот взор, искавший кого-то, — все сказывает, что ты жила где-то в той стране, где я видел тебя, где ты знала меня… Но где, где? Я позабыл все, все, как будто б ничего и не было. Везде, все — ты и я. Я не дышу, не живу — я только люблю. Все мои предыдущие любовные романы, если только можно применить свою любовь к тому, что было между мной и той или другой женщиной, мои предыдущие связи ни разу не дали мне того, что я испытываю сейчас. В этом-то все и дело! Сексуальные удовольствия доступны всякому. Бог мой, это же самая дешевая штука во всей Вселенной после человеческой жизни. Но любовь — редкость, любовь — особый дар судьбы. Господи, когда я все понял, мне хотелось устроить фейерверк. Я давно уже перестал надеяться, что со мной это произойдет — что женщина, которую я обожаю, полюбит меня ради меня самого. Ты понимаешь, что для меня это означает. Мне уже за сорок, я многому учился и переучивался, падал под ударами и поднимался вновь. Я умудрен опытом и знаниями, пропущенными сквозь фильтр многих лет, я стал более закаленным, более скептичным, более невозмутимым… Я не хотел любви и не верил в нее, я не думал, что она снова придет… Но она пришла, и весь мой опыт оказался бесполезным. Я люблю тебя, Мэгги. Я это твердо знаю. Ты мой горизонт, и все мои мысли сходятся к тебе. Пусть будет что угодно — все всегда будет замыкаться на тебе. Мне нужна не любая женщина, а только одна, определенная. Мне нужна ты, Мэг!