— Джас, подойди сюда на минутку, — позвал Уго, помахав ей рукой, и Джастина не торопясь и не обижаясь на Уго, направилась в их сторону, пытаясь отгадать, что это за человек. Мужчина казался моложе остальных, и складывалось впечатление, что у него было меньше, чем у других работы.

— Джастина Хартгейм, Стэн Уитни. — Он правит всей этой неразберихой.

— Привет, — Улыбка стала шире, и обнажились два ряда ослепительных белых зубов. Глаза Стэна были нежно-зеленого цвета. Он не протянул руку для пожатия, и казалось, совсем не был заинтересован, кто такая эта женщина. Стэн просто кивнул ей, продолжая осматривать издали свою команду и по-прежнему, разговаривая с Уго. Неожиданно Джастина почувствовала раздражение.

— Эй, куда же ты? — спросил Стэн, увидев, что она решительно направилась к своей машине.

— Я подумала, что вы оба заняты. Пойду назад.

— Минуточку, я пойду с тобой. Хочу посмотреть, что же нам нужно снимать. — Стэн оставил Уго. Пошел за Джастиной по склону холма, не выбирая особенно дороги и посматривая на небо. Она хмыкнула, отметив про себя, что он по всей вероятности просто рисуется перед ней. Во всяком случае, у него не замечалось недостатка в позерстве.

— Я тебя раньше никогда не видел, — заявил он Джастине безо всяких церемоний, оценивающе оглядывая ее с головы до ног. Бросив на него мимолетный взгляд, она не увидела в его глазах восхищения, но где-то в самой глубине плескался совершенно неожиданный для его самоуверенного вида непосредственный, почти что мальчишеский, интерес.

— Я тоже не имела счастья, — ехидно ответила Джастина, стараясь придать своему голосу как можно больше безразличия. Но его, казалось, совсем не беспокоили эмоции Джастины, и он простодушно ответил:

— А ты и не могла его иметь, я ведь никогда раньше не работал в Голливуде. Новичок в чистом виде.

Джастина вытаращила на него глаза. Конечно, Уго сказал ей, что взял совершенно новую группу, но она не ожидала, что до такой степени новую.

— А вы хотя бы имеете представление, как снимать кино? — спросила она, не в состоянии скрывать своего потрясения и, не дождавшись ответа, поинтересовалась:

— Где же Уго нашел вас?

— Да здесь же, в Сан-Франциско, — небрежно бросил парень и, неожиданно отвернувшись от нее, бегом бросился обратно.

Их новый фильм должен был быть о наркоманах, проститутках, «голубых» и прочих «аморальных!», как высокопарно выразился Уго, типах. В глубине души он был пуританином и теперь был одержим новой идеей показать Америке нарождающиеся язвы, которые могут погубить ее. Когда он впервые изложил Джастине идею своего нового фильма, она засмеялась и назидательно заметила:

— А тебе не кажется, что в этом и заключается смысл свободы по-американски, все живут так, как они желают жить, и не приехавшим итальянцам их учить, морали.

— В таком случае я тоже обладаю свободой высказывать свое мнение по поводу того, что мне кажется ненормальным, — заявил Уго.

Джастине в этом фильме отводилась главная роль. Она должна была играть женщину, которая в ранней юности сама была подвержена пагубным наклонностям: занималась проституцией, пробовала наркотики, но ей удалось избежать окончательного падения. И вот теперь она, жена и мать, пытается уберечь от этого своих детей, к своему ужасу убеждаясь, что не в силах этого сделать и что общество уже поражено этими страшными язвами, хотя внешне все как будто обстояло вполне благополучно.

Уго решил начать съемки с самого конца, когда Главная героиня, осознавая свое бессилие, в панике бежит на природу, надеясь обрести в ней живительные силы.

Как ни была Джастина шокирована неожиданным сообщением Стэна, что он новичок в их деле, а может быть, именно поэтому, но, сидя перед зеркалом и укладывая с помощью парикмахера в надлежащем беспорядке волосы, она то и дело взглядывала в ту сторону, где под его и Уго руководством готовилась съемочная площадка. Скоро Джастина уже с нескрываемым интересом и восхищением смотрела на эти приготовления. Во всяком случае, Стэн не производил впечатления новичка и не опытного в этом деле человека. Он отдавал короткие распоряжения, и все, что он требовал, выполнялось его помощниками четко и безукоризненно.

Потом пригласили Джастину, и Стэн встал за камеру. Не переставая зубоскалить, он вносил поправки в придуманные Уго мизансцены, без конца делал Джастине критические замечания и за полчаса съемок довел ее до изнеможения. Уго казался мрачнее тучи и объявил перекур. Пока Джастина, которая решила вытерпеть все до конца и посмотреть, чем все завершится, пыталась отвлечь Уго от мрачных ожиданий полного краха от его затеи, прошло уже немало времени, и пора было продолжать съемки, оказалось, что Стэна на площадке нет. Он исчез, как будто соскользнул по склону холма и провалился в пропасть. Все были в оцепенении, одни только помощники как сквозь землю провалившегося оператора сохраняли невозмутимость и отдыхали, развалившись на траве.

Уго с Джастиной, сорвавшись с места, подбежали к краю пропасти, ожидая увидеть самое страшное, но на дне ее никого не было. И все-таки, наклонившись вперед, Уго заорал куда-то вниз:

— Эй! Ты где? — Но ответа не последовало, и никто не появился.

— Стэн! — Снова позвал Уго. Эхо подхватило звук его голоса и размножило его, и вдруг Джастина увидела Стэна.

— Ш-ш-ш-ш! Что вы собрались делать? Я курю. Спускайтесь сюда. — Оператор сидел на пологом, спрятанном в скале выступе футов на шесть ниже вершины, ухватившись за колючий кустарник, с опиумной сигаретой в руках.

— Ах ты сумасшедший сукин сын, какого черта… — Уго был взбешен, но уже немного расслабился. Джастина нервно рассмеялась. Этот парень был, конечно, не подарок, но он делал все настолько искренне, что ему легко прощались все проделки.

— У нас, кажется, перерыв? — невозмутимо заявил Стэн. — Вы что-то имеете против моего занятия?

— Да, конечно. Но он уже кончается. А твое занятие мне глубоко противно, — заорал итальянец, — об этом я снимаю свой фильм и считаю…

— А мне наплевать на то, что ты считаешь, — отвечал Стэн, даже не делая попытки подняться наверх.

Вся сцена была удивительно нелепа. Джастине стало ужасно смешно. Они с Уго, свесившись вниз, разговаривали с невидимым кустом на одном из сколов скалы, а этот гений, командовавший ими весь день, наслаждается, праздно куря наркотик. Неожиданно он пружинисто подкинул свое тело и в одно мгновение оказался рядом с Джастиной и Уго наверху холма.

— Итак, леди, съемки начнутся через 5 минут, — заявил Стэн. — Если вы не готовы, все очень просто. Мы прекращаем съемки. Вы считаете, что я буду снимать день и ночь напролет? Ни за что! — Ни с того ни с сего он обнял Уго за плечи и подмигнул ему. Это было так неожиданно, что даже Уго растерялся, а Джастина уже покатывалась со смеху, наблюдая гамму чувств на лице Уго и в восторге от того, как мастерски этот парень разыграл их.

— Послушай, ленивый негодяй, прекрати эти свои шуточки! — наконец пришел в себя Уго, — И вообще убирайся, я сам буду снимать! — орал он, размахивая руками. Стэн засмеялся, бегом спустился с холма, и съемки продолжались.

Это были самые замечательные съемки, в которых ей когда-либо приходилось участвовать. Когда Стэн уже снимал планы природы, она присела в стороне, наблюдая за его легкими, артистическими движениями.

— О чем думаешь, Джас? — Уго примостился рядом с ней, закуривая сигарету.

— Трудно сказать. То ли он талантлив, то ли это трагедия для нас. Я сделаю вывод, когда посмотрю готовый фильм. Но работать с ним интересно тем не менее. Сколько ему лет? — Джастина подумала, что ему могло быть где-то около 22 и что он безбожно врал относительно того, что он новичок в кино.

— Не знаю точно. Где-нибудь за двадцать, но никто не дает ему своего возраста. Его поступки похожи на двенадцатилетнего. Но работает он удивительно. — Они оглядели его коллег, и Уго сокрушенно покачал головой. Стэн и в самом деле работал артистично, как бы компенсируя этим свои неожиданные выходки. Сейчас он снимал пасущихся на лугу лошадей, которые еще с утра были специально сюда доставлены и наконец-то дождались своей очереди. С камерой на плече на фоне голубого неба Стэн мягко, по-кошачьи кружил вокруг мирно пощипывающих траву лошадей, то приседал, то распластывался по земле и, передвигаясь чуть ли не ползком, старался ухватить какой-нибудь неожиданный ракурс лошадиной морды или взмах ее хвоста. Это было захватывающее зрелище, и Джастина с Уго следили за ним, завороженные.