— Ты не должна позволять ей слишком долго находиться с ним наедине. Трудно, сидя у воды, не напиться, — пробормотала она задумчиво.

Паулина шумно вздохнула. Постоянная забота о двух таких разных сестрах требовала терпения святой и изощренного ума ученого. Ни тем, ни другим горничная из Лангедока не обладала.

Четыре свечи, горевшие в светильнике, распространяли вокруг нежный аромат и мягкий золотистый свет. Тихое потрескивание пламени в камине создавало вместе со свечами тот уют, который, окутав Ниниану, усыпил ее бдительность.

— Ваш ход, юный друг, — напомнил барон де Мариво и поудобнее поставил правую ногу на каминную решетку. На нем были надеты лишь рейтузы и белая шелковая рубашка с кружевным воротником и кружевными манжетами. Свободно завязанные ленты позволяли Ниниане, помимо загорелого лица, увидеть и такую же загорелую мускулистую грудь. Дружеская атмосфера наряду с его домашней одеждой полностью покорили ее. Все сложнее становилось ей скрывать свою неуверенность, но Ниниана заставила себя целиком сосредоточиться на шахматных фигурах из слоновой кости, стоявших на маленьком столике. Предложение сыграть в шахматы было столь дружеским, что она не нашла повода для отказа.

— Так как вас пугает сражение на шпагах, может быть, королевская игра придется вам больше по вкусу? — спросил барон.

Будучи вынужденной сыграть роль труса, Ниниана не пожелала сыграть еще и роль тупицы. Она согласилась, хотя разум предупреждал ее о глупости такого согласия.

Мариво играл с ней в кошки-мышки. Хотя Ниниана неплохо разбиралась в шахматах, ей мешали ее темперамент и склонность к спонтанным, необдуманным решениям. Холодная логика, с которой партнер передвигал фигуры, вызывала у нее восхищение, но сама она так действовать не могла.

Вздохнув, увела она ферзя из опасной зоны, тут же честно заметив:

— Вообще-то, все напрасно. Вы придумаете новую уловку, чтобы рано или поздно у меня выиграть.

Черные зрачки партнера засветились от удовольствия.

— Вы всегда так быстро сдаетесь, Норберт?

Ниниана наморщила лоб. Почему у нее возникло впечатление, что вопрос имел двойной смысл? Она постарались произнести слова на еще более низких нотах.

— Я всегда борюсь до конца, если есть надежда. Однако считаю разумным сдаться, вместо бессмысленной погони за недостижимой целью.

Барон передвинул фигуру, взял графин с вином и сказал многозначительно:

— Такой молодой и такой рассудительный. Можно вам тоже налить? Это вино из Луары, оно хранится в погребах моего имения…

Ниниана изумленно заморгала. Представить себе нужного аристократа виноделом было еще трудней, чем ласковым супругом. Что побудило отца выбрать барона в супруги Диане, кроме его богатства? Он не был сторонником герцога Монморанси и не принадлежал к числу друзей семейства Камара. Тех-то Ниниана отлично знала. Причины выбора, видимо, навсегда останутся тайной, унесенной отцом в могилу.

Она взяла точеный бокал и послушно пригубила прохладную жидкость. Мариво внимательно наблюдал за ней.

— В некоторых случаях, Норберт, вы ведете себя как барышня. Разве можно оценить вино, прикасаясь к нему как невинная девица к запретному плоду?

Под его сердитым взглядом Ниниана надеялась, по крайней мере, не покраснеть. Ей почему-то ни на миг не удавалось в его присутствии забыть, что она — женщина. Как долго при таких обстоятельствах она сможет морочить ему голову?

— Вы смеетесь надо мной, — возразила Ниниана и наклонилась над шахматной доской, скрывая лицо. — А своего короля защищайте впредь лучше, господин! Шах!

Раздраженному Мариво пришлось вдруг признать свое поражение. Он совсем забыл об осторожности, разгадывая загадки, которые все чаще задавал ему гость.

Что творилось в душе этого совсем юного, чрезвычайно гордого мальчишки, не желавшего принимать никаких услуг, кроме регулярно подаваемой еды и крыши над головой?

Сочетание благосклонности и раздражения, появлявшееся в присутствии гостя, было для барона непривычным и озадачивающим. Кое-что в движениях и жестах Норберта, отдельные нотки в его голосе и взгляды из глубины зеленых глаз иногда настолько захватывали Мариво, что вызывали у него сомнения в собственном здравомыслии.

Влечение к юноше казалось ему настолько непонятным и противоестественным, что он невольно переносил на того часть своего раздражения, хотя хорошо понимал неправоту и нетактичность такого поведения. Ему пришлось признаться самому себе в чувствах, которые он, со своим холодным рассудком, раньше считал невозможными.

— Поздравляю! Я недооценил вас, юноша, — сказал он, нарушая длительное молчание.

Ниниана упорно глядела на доску.

— Не в том дело. Вы допустили ошибку из-за сильного раздражения. Сожалею, если в том есть моя вина. Мы искренне благодарны вам за приют. Не хотелось бы мне стать причиной вашего сожаления об оказанном нам гостеприимстве. Вы уже просили о разрешении на бракосочетание с моей сестрой… двоюродной?

В самый последний момент Ниниана заметила свою оплошность и попыталась исправить ее, надеясь на невнимательность Мариво.

Мариво же вновь стали обуревать противоречивые чувства. С одной стороны, он был поражен способностью юнца угадывать его намерения. С другой стороны, ему было неприятно именно от Норберта услышать напоминание о помолвке. Как бы ни привлекала его красота Дианы, способная примирить с мыслью о женитьбе, он не желал становиться объектом уговоров, тем более со стороны такого парнишки. Поэтому его ответ прозвучал с долей цинизма.

— Терпение, кажется, не относится к вашим достоинствам. В данный момент вероятнее получить от его Высокопреосвященства приказ о казни, а не разрешение на брак. Вам не известно, что даже месье Шатонёф, хранитель большой печати, был недавно арестован и посажен в тюрьму? Король сам подписал приказ об аресте.

— А его Высокопреосвященство в кардинальской сутане тайно держал в своих руках все нити. Неужели мир наступит только тогда, когда казнят всех ему неугодных? — резко добавила Ниниана.

— Мир наступит тогда, когда он будет гарантирован для всего королевства. Вы проезжали по улицам столицы и видели, что таких кварталов, как наш, немного. Париж, как и другие города, нуждается в более прочном мире для улучшения своего облика. Только мир позволяет строить дороги, мосты, дома, собирать богатые урожаи.

— Урожаи винограда, — попробовала пошутить Ниниана, но перед ее глазами возникли руины родительского дома. Возможно ли добиться примирения на развалинах?

Мариво сухо подтвердил:

— И винограда тоже. Но чтобы этого достичь, нужно сосредоточить всю власть в руках, которые не будут ею злоупотреблять. В руках короля! Недопустимо вмешательство в его дела матери, супруги, тем более ее подруг. Ведь королевство не курятник, где правят петухи с наиболее ярким оперением и наиболее громким голосом.

Его четкая позиция увеличила удивление Нинианы. Как мог отец обручить Диану с таким явным сторонником того человека, которого они с герцогом Монморанси собирались лишить трона?

— Вы даже не скрываете своих взглядов. Не потому ли вы боитесь сообщить о своей помолвке с членом семейства Камара? — удивленно заметила она.

— О Боже! Непонятно, как вы дожили до своего возраста, Норберт. Неужели ни у кого не возникало желании укоротить ваш дерзкий язык?

Возмущение барона так сильно напомнило Ниниане гневные тирады отца, что она, утратив осторожность, улыбнулась. Улыбка ее отражала сочувствие, мягкий юмор и стремление к взаимопониманию. Ведь она привыкла выслушивать брань в ответ на свои резкие замечания. Она даже представить себе не могла, насколько ее улыбка получилась очаровательной и женственной.

Барон де Мариво с такой силой поставил бокал на стол, что у него отломилась ножка, а его верхняя часть покатилась по столешнице и, упав вниз, разбилась о камни перед камином. Теряя самообладание, хозяин поднялся с кресла.

— Уже поздно, молодой человек. Давайте завершим на этом. Благодарю вас за компанию. Передайте мои наилучшие пожелания кузине!