Увлеченная этими очень личными мыслями о королеве, Флёр пропустила детали разговора ее отца и Катарины, и лишь возглас последней, выражавший крайнее удивление, вернул девушку к действительности.

— Правильно ли я вас поняла? Вам не нужна моя протекция при дворе? Вы довольствуетесь тем, что служите мне тайно? Как прикажете это понимать?

— Я слишком стар, Ваше Величество, чтобы находить удовольствие в придворной жизни, и жена моя тоже придерживается такого же мнения, — попытался оправдаться Рене де Параду. Но королева прекрасно видела, что его дочь старается не выдать своего разочарования, да и жена лишь с трудом сдерживается. Какие бы причины ни побуждали его к отказу, ясно, что обе дамы его мнения не разделяют.

— У меня есть все основания исполнить ваше желание, друг мой, — мягко произнесла королева. — Но позвольте мне хотя бы ввести вашу дочь в круг моих фрейлин. Она будет украшением двора и, несомненно, моей верной спутницей. Не следует вам прятать в укромных уголках такое сокровище молодости и красоты…

Но Рене де Параду упорствовал в своем нежелании потакать стремлениям жены и дочери, прекрасно зная, в чем они заключаются. У него были свои основания возражать королеве.

— Вы делаете нам слишком много чести, Ваше Величество. Флёр еще слишком молода, и…

— Слишком молода? Боже правый! Что вы говорите, сеньор? — Довольствоваться подобными аргументами королева не собиралась. — Мне было четырнадцать, когда мы с мужем обвенчались. Сейчас самое время выпустить этого маленького, красивого мотылька из деревенского садика! У меня создалось впечатление, что сам-то мотылек только и мечтает о том, чтобы помахать своими крылышками под блеском двора. Или я ошибаюсь в определении ваших желаний, мадемуазель де Параду?

Было заметно, что Флёр разрывается между желанием согласиться с королевой и нежной любовью к родителю. Конечно же, она ни о чем не мечтала так страстно, как о том самом положении, которое предлагает ей занять королева, но не хотелось обижать отца, честно признаваясь в этом стремлении.

Рене де Параду понял это и тихонько вздохнул. Он сделал все возможное, чтобы оградить Флёр от превратностей жизни при дворе, но не в его силах было возражать королеве. Он положил конец мучительной ситуации, хотя и опасался, что тем самым толкает свою малышку Флёр на очень рискованную авантюру.

— Моя дочь с радостью поступит к вам в услужение, Ваше Величество!

Последовавший за этими словами обмен взглядами между Рене де Параду и королевой имел, очевидно, какое-то определенное значение, но разгадать его Флёр не смогла. Она лишь услышала успокаивающий ответ правительницы:

— С вашей дочерью не случится ничего плохого, сеньор! Я ручаюсь за ее благополучие. Доверьте ее мне и не беспокойтесь ни о чем.

Флёр видела, как отец склонился над правой рукой Катарины. Затем ее вместе с матерью проводили из покоев королевы, предложив приступить к переселению на новое место сейчас же, а Рене де Параду и Катарина Медичи остались вдвоем, чтобы еще побеседовать с глазу на глаз.

В обычных условиях Флёр определенно сгорала бы от любопытства, желая разузнать о содержании этого разговора, но при сложившихся обстоятельствах она забыла обо всем на свете. Даже в своих самых смелых мечтах она не рассчитывала на такой исход аудиенции. Можно было надеяться получить приглашение на торжественный бал или какой-то рыцарский турнир, но она никак не ожидала, что станет фрейлиной королевы. Такая честь оказывалась лишь благородным дамам из самых знатных семейств. Флёр, конечно, знала, что род Параду получил дворянский титул благодаря участию его представителей в крестовых походах, но в число первых семей Франции этот род все же не входил!

А впрочем, к чему ломать себе голову над теми соображениями, которыми руководствовалась королева? Она свое слово сказала, а это равносильно приказу! С завтрашнего дня Флёр де Параду войдет в число тех женщин, которым завидуют, которые живут в самом центре власти, влияния на окружающий мир и моды. И если ее молитвы, обращенные к Святой Деве Марии, будут услышаны, то она вновь увидит того незнакомого дворянина, который однажды явился ее взору среди других королевских придворных.

Мог ли только этим обстоятельством объясняться бешеный стук ее сердца?

— И не забудьте, что даже самая последняя придворная дама из числа приближенных Ее Величества постоянно находится под наблюдением всего двора. Ваша небрежность в одежде, поведении или речи немедленно отразится на королеве. А она может быть и весьма немилостивой, если вызвать ее гнев!

Мадам де Гонди, супруга королевского банкира Гонди и ближайшее доверенное лицо королевы Катарины, сочла своим долгом дать понять молодой придворной даме, что при всем почтении к королеве она, Гонди, не испытывает большого удовольствия от того, что приходится принимать под свою опеку неопытную девчонку. Мадам де Гонди интуитивно предчувствовала, что сильные восторги Флёр от ее нового положения в сочетании с полной наивностью просто неизбежно создадут какие-нибудь проблемы.

Конечно, Флёр де Параду обучена математике, географии и истории, прошла курс греческого и латыни, подкована в поэзии и живописи, а также в астрономии и физике. Но светская жизнь бездельников при дворе была для нее книгой за семью печатями.

Мадам де Гонди постаралась ввести Флёр в домашний быт королевы, заботы о котором, как казалось на первый взгляд, были поручены в основном итальянцам. Создалась как бы своеобразная маленькая Флоренция внутри французского королевского двора, которая сначала показалась Флёр очень трогательной, но потом разочаровала ее. Значило ли это, что ей вообще не придется соприкасаться с придворными короля? Что королева ведет жизнь, оторванную от двора? Раньше Флёр представляла себе все это иначе!

— Ой, да вы же заговорите этого ангела до смерти, любезная моя! Разрешите мне освободить вас от этой повинности, красавица! Меня зовут Пьеро Строцци, и я ваш покорнейший слуга! — представился девушке человек, произнесший эти слова.

Флёр присела в почтительном книксене, ибо названное имя принадлежало одному из двоюродных братьев королевы, который был родом из Флоренции. Козимо Медичи, великий герцог Флоренции, получивший этот титул от императора Карла^[3], отнял у Пьеро Строцци его состояние и банкирский дом, а тот, обиженный, теперь рассчитывал отомстить захватчику с помощью французского короля.

Сделав грациозный реверанс, Флёр увидела перед собой удивительно маленького человечка, едва ли большего роста, чем один из карликов Катарины. Высокие до абсурда каблуки, по-флибустьерски изогнутая шляпа с дорогим украшением из перьев и туго накрахмаленные панталоны дополняли портрет существа, место которому было скорее уж на ярмарке, чем при королевском дворе.

Но как ни быстро уловила Флёр странности облачения Пьеро, она тут же отметила дерзость сверкающего взгляда и ум, светящийся в темных насмешливых глазах. Пусть этот человек напоминает Арлекина, но было бы явной ошибкой судить о нем только по внешности.

— Сеньор изволит заблуждаться, — ответила она поэтому на чистом флорентийском диалекте, ничем не уступавшем языку королевы. — Я благодарна сеньоре де Гонди, что она приняла на себя заботу растолковать мне мои новые обязанности. Поскольку она еще не закончила своих разъяснений, с моей стороны было бы крайне невежливо просто сбежать от нее в вашем сопровождении. Я уверена, что сеньор проявит понимание ситуации.

Отказ Флёр обескуражил обоих ее собеседников. Мадам де Гонди обнаружила вдруг, что в этой красивой головке больше ума, чем она предполагала, а Пьеро Строцци констатировал, что улыбка новой придворной дамы способна смягчить даже гранит. Оба тут же решили независимо друг от друга проявлять к Флёр больше внимания.

— Тогда разрешите мне хотя бы сегодня вечером составить вам компанию в танце! — настаивал Пьеро, продолжая начатый флирт.

— Для меня будет большим удовольствием, если Ее Величество даст мне разрешение принять участие в хороводе.