— Я готова, отец!

— Молодец, — кивнул тот и предложил руку супруге, чтобы она могла на нее опереться. — Мне даже в голову не приходит, чем еще можно было бы украсить такую внешность.

Щеки Флёр снова вспыхнули, она очень хорошо поняла не высказанное прямо замечание отца. Да, внешность, может быть, и безупречна, но вот манеры меньше заслуживают такого определения. Однако зачем портить себе настроение в такой день из-за родительских порицаний? Флёр подобрала несгибающиеся юбки и сделала несколько предписываемых модой изящных шагов.

Господин Телье, член магистрата города Лиона, стоявший в окружении своей супруги, зятя и дочери, уже нетерпеливо поджидал семью Параду. Флёр, последней вышедшая на улицу, которая вела к большой площади перед ратушей, поняла причину его волнения. Слугам едва удавалось прокладывать им путь через плотную толпу людей, и, если бы не столь известное в городе лицо, каким был господин Телье, перед которым толпа расступалась, Флёр и ее родители едва ли смогли бы попасть на почетную трибуну.

Когда они устроились на ней, началось бесконечное ожидание. Впрочем, Флёр не скучала. Уже много дней все художники и ремесленники Лиона соревновались в устройстве самых невероятных декораций для предстоящего торжества. Результатом же был целый лес вымпелов, знамен, стенных транспарантов, ковров, обелисков и триумфальных арок, покрывавших и без того великолепные улицы города. Цветы, гирлянды, стяги и полотна соперничали между собой яркими красками и восхитительным убранством.

Девушка не могла насмотреться на эти чудеса. Оглушительный шум множества голосов, калейдоскоп фантастических рисунков и украшений, масса запахов, исходивших от одежды и корзин уличных торговцев, скопом налетели на нее. Никогда еще не приходилось Флёр видеть такой массы людей, столпившихся сразу на одной площади.

Даже погода подчинилась планам богатого торгового города. На безоблачном небе сияло яркое солнце, а легкий бриз нежно колыхал перья, украшавшие береты и шляпки, ленты дамских шляп и знамена на древках.

Флёр, зажатой между Эме де Параду и коренастой мадам Телье, казалось, что и сама она — часть великолепного убранства города, некая искусно выполненная фигура, творение ловких рук мастера, темно-фиолетовая точка среди сияющей золотом парчи и зеленого, как трава, бархата.

Девушка попыталась найти глазами отца, который отделился от семьи, поскольку был удостоен чести входить в состав официального городского комитета, учрежденного специально для того, чтобы приветствовать короля. Лион сознавал, что обязан немалой частью своих городских богатств деятельности торгового дома Торнабуони, хотя сам покойный родоначальник этого дома лишь изредка удостаивал город на Роне своими визитами, предпочитая теплый воздух юга, где он и устроил свою резиденцию.

Оглушительный рев фанфар и далеко разносившийся стук барабанного боя довели всеобщее радостное возбуждение до почти истерического ликования. Король едет! Королевская процессия достигла города, и первые солдаты Его Величества прошествовали маршем в образцовом порядке сквозь нагромождение ковров и цветов.

Флёр невольно затаила дыхание, когда процессия приблизилась к площади. Правую руку, на которой висела красивая накидка, она в волнении прижала к корсету, словно пытаясь успокоить разбушевавшееся сердце. Картина въезда процессии в город настолько ее заворожила, что даже заглушила весь неистовый шум, стоящий вокруг, и Флёр, словно сидя в каком-то стеклянном колпаке, особенно четко воспринимала все детали.

Высокая фигура короля выделялась среди окружающих его людей, и мадемуазель де Параду решила, что Его Величество очень элегантен, хотя и несколько полноват. Темные глаза на продолговатом лице с длинным, узким носом были прикрыты тяжелыми веками, а полные губы прятались за прядями черной бороды, окаймлявшей нижнюю часть лица. Облачение сияло золотыми и жемчужными украшениями, а на краю надетого наискось берета покачивалось белоснежное перо цапли.

Его Величество был, кажется, явно очарован изумительно красивой девицей, которая, отделившись от группы членов городского муниципалитета, приблизилась к нему, чтобы зачитать текст официального приветствия. На ней было белое платье из волнистого шелка, подпоясанное под грудью, а светлые развевающиеся волосы отливали золотом на ярком солнце. Было видно, что она что-то произносит, но звук ее нежного голоса не достигал того места, где стояла Флёр.

Флёр с удовольствием прослушала бы текст приветствия, но и шум толпы, и басистое рычание огромного дрессированного льва, которого девица вела за собой на черно-белом поводке, исключали всякую возможность уловить хотя бы пару слов. Впрочем, Флёр была достаточно умна, чтобы, и не слыша строк приветствия, понять намек на богиню охоты Диану из арсенала классической мифологии. Да и радостное выражение на лице короля тоже доказывало, что он оценил изящную двусмыслицу приветствия.

Каждому наблюдателю предоставлялось самому решать, мыслится ли царь зверей, ведомый на поводке красивой дамой, как символ королевского могущества, или это всего лишь эмблема города на Роне, названного на рассвете истории Лионом, то есть Львом.

Флёр де Параду не пришлось долго гадать, кто та исключительно элегантная, ослепительно красивая женщина в белом платье с черными кантами, которая сидела верхом на породистой кобыле справа от короля, натянув поводья, и держала себя столь естественно, словно ей и действительно принадлежала корона Франции.

Законная же супруга Генриха II оставалась пока что за стенами Лиона. Быть может, она хотела, чтобы ее на следующий день почтили отдельным великолепным приемом, но не исключено и то, что ей было просто не по душе делить с фавориткой торжество встречи. Что могла она ощущать в эти часы? Что могла думать, когда ее столь беззастенчиво унижали?

— Даже не верится, что наша великая сенешалька ^[2] уже миновала пятидесятый день своего рождения, — вполголоса произнесла мадам Телье, адресуя эти слова Эме де Параду, между тем как Флёр стояла зажатая между обеими дамами. — Говорят, она заполучила у одного арабского целителя эликсир вечной молодости…

Флёр, напротив, находила мало признаков молодости на красивом, как маска, лице фаворитки. Ее фигура и поведение были безупречны, но мраморно-бледное лицо, темные брови и вишнево-красные губы были, несомненно, обязаны своим совершенством тем таинственным снадобьям, которые продавались аптекарями Лиона за сумасшедшие деньги дамам, ощущавшим, что блеск их молодости уже позади.

Чем дольше и внимательнее Флёр рассматривала Диану де Пуатье, тем больше ее охватывали какое-то непонятное содрогание, инстинктивное предчувствие опасности и явное ощущение того, что лучше не попадаться под руку «божественной» повелительнице. «Господи, что за глупости приходят мне в голову», — подумала она.

Заставив себя прогнать прочь дурацкие мысли, Флёр переключила свое внимание на прочих придворных, окружавших короля и фаворитку.

Но при этом она наткнулась как бы на невидимое препятствие в тот момент, когда ее взгляд скользнул на всадника, который укрощал своего стоявшего около лошади королевской фаворитки горячего вороного коня и при этом продолжал сидеть в седле со спокойной элегантностью, создававшей впечатление, что он действует как бы играючи. Флёр следила за ним с ощущением, близким к внезапному приступу головокружения.

Одетый во все черное, он напоминал сказочного кентавра, а тем, кто смотрел на него с трибуны, казалось, что его тело сливается с поверхностью коня. Лишь тогда, когда солнце бросало блики на его короткую, доходившую только до бедер куртку или когда какое-то движение позволяло различить очертания его фигуры, было видно, что это человек высокого роста и атлетического сложения.

Ни кружева, ни мех, ни тесьма не украшали его куртку и простой плащ. И все же он производил впечатление элегантности и благородства. Флёр даже пришло в голову, что этой нарочитой простотой он как бы выражает насмешливое отношение к тем франтам, которые своими кричаще-пестрыми куртками выставляют напоказ свою особую, отличающую придворного любовь к многоцветным нарядам.