— Мне завидуют, — ответил Босвел, — и потому обвиняют меня. Но хотя никто не может равняться званием с супругом королевы, однако я согласен биться насмерть с каждым, кого мятежники выставят как моего обвинителя.
Круа вернулся с этим ответом обратно в лагерь восставших. Билетики с именами предводителей положили в шлем и решили, что трое из них, имена которых вынут первыми, должны принять вызов. Жребий пал на Киркэльди Лагранжа, Мюррея Тулибардина и Линдсея Бинса. Двух первых Босвел отверг из-за того, что они не носили графского титула и не были равны ему по происхождению, так что выбор пал на Линдсея, и Мортон вооружил его мечом своего знаменитого предка, чтобы он одержал победу. Став перед фронтом армии, Линдсей пал на колени и молил Бога укрепить его руку, защитить справедливость и покарать порочного убийцу.
Лорд Линдсей славился как храбрейший рыцарь своего времени, опытный боец и человек исполинской силы. Когда герольд возвестил, что он вызывает на бой герцога Босвела, последняя надежда померкла в сердцах верных защитников королевы. Большая часть солдат дезертировала, а когда одновременно с тем кавалерия мятежников обошла Кэрбери, чтобы преградить отступление войску Марии Стюарт, ряды расстроились, и только шестьдесят рыцарей и лейб-гвардия остались возле королевы и Босвела.
Мария увидела, что все погибло, и, чтобы спасти по крайней мере мужа, приказала ему бежать, пока она будет вести переговоры с мятежниками. Босвел повиновался ей, чтобы навербовать войско в Дэнбаре. Лорд Киркэльди, которого она велела тем временем позвать для переговоров, поручился ей своим словом, что с нею обойдутся почтительно, и, поцеловав ей руку, повел ее в лагерь мятежников.
— Милорды, — сказала им Мария, — я являюсь к вам вовсе не из страха за свою жизнь, но потому, что мне отвратительно проливать кровь моих подданных. Теперь я согласна следовать вашим советам и питаю уверенность, что вы встретите меня с уважением, подобающим мне как вашей законной королеве.
Лорды клятвенно подтвердили свою преданность, но когда Мария стала продвигаться между рядами солдат, среди них поднялся ропот недовольства, перешедший вскоре в громкие ругательства. Поначалу королева хотела пренебречь этими насмешливыми криками, однако из-за страшного волнения лишилась чувств и упала бы с лошади, если бы ее не успел подхватить Киркэльди. Так как он заверил королеву, что с нею обойдутся почтительно, то ему пришлось кинуться с обнаженным мечом в ряды воинов, чтобы угомонить поносивших Марию. Королева была вынуждена следовать за знаменем, один вид которого был для нее самой жестокой насмешкой.
Войско выступило с места стоянки и с торжеством повело с собой королеву, как пленницу. Ряды солдат до такой степени теснили ее, что подол ее платья был изорван в клочья, а растрепанные волосы висели по плечам. В таком плачевном виде вернулась Мария в свою столицу среди угроз черни, которая, простирая руки к знамени, встретила ее криками:
— Смерть прелюбодейке! Смерть мужеубийце!
Гамильтоны тем временем стали под оружие, и королева потребовала, чтобы ей дали возможность вступить с ними в переговоры во избежание новой распри. Однако лорды справедливо опасались, что она пошлет Гамильтонов к Босвелу на подкрепление, и не исполнили ее желания.
— Значит, вы нарушаете данное вами слово, для вас я — уже не королева, а пленница! — возмутилась Мария. — Но учтите, — продолжала она, схватив руку Линдсея, — как я держу сейчас вашу руку, так получу и вашу голову.
Такая безрассудная угроза стоила Марии того, что ее передали старшине города Эдинбурга.
Было десять часов вечера, когда она смогла наконец удалиться к себе в комнату, чтобы отдохнуть после всех передряг ужасного дня. Целые сутки королева ничего не ела, однако и теперь она отказывалась подкрепить себя пищей. Ее разлучили со служанками, а к дверям приставили караул. И в этой тюрьме несчастной не давали покоя. К замку подступили несметные толпы народа, и до королевы доносился глухой, грозный, зловещий ропот, подобный шуму морского прилива. Слышались самые грубые угрозы, и при свете факелов жестокие варвары водрузили против ее окна ужасное знамя, представлявшее убийство Дарнлея и ребенка Марии, взывавшего к Богу о мщении.
Несчастная женщина была близка к отчаянию. Она хотела опустить занавесы, но, как только с площади заметили ее фигуру, угрозы удвоились и в оконные стекла полетели камни. Растерянная, полураздетая, с беспорядочно развевавшимися волосами, как сумасшедшая, кинулась Мария к окну и закричала громким голосом, именем Божиим упрашивая народ освободить ее. Никто не мог оставаться равнодушным зрителем этой потрясающей сцены. Рев черни затих. Тогда королева, плача от горя и ломая от ярости руки, отошла в глубину комнаты и опустилась в кресло, охватив ладонями голову. Тронутые ее страданиями, знатнейшие граждане Эдинбурга пришли несколько часов спустя на площадь и уговорами и угрозами им удалось удалить разбушевавшуюся чернь.
Едва успела водвориться тишина, как Мария принялась писать письмо Босвелу. Так как лорды нарушили данное им слово и поступили с ней, как с пленницей, то и она не считала себя связанной с ними никакими обязательствами. В письме королева называла отсутствующего супруга «своим дорогим сокровищем», уверяла, что никогда не забудет и не покинет его, и заклинала его ежечасно быть настороже. Это письмо было вручено Марией солдату из ее караула вместе с кошельком, набитым червонцами. Солдат взял золото, а письмо передал лорду Мортону.
Лорды только и ждали какого-нибудь предлога, чтобы удалить Марию, и письма к Босвелу оказалось вполне достаточно, чтобы даже те, которые готовы были сдержать данное ими обещание, склонились к применению самых решительных мер.
Вечером 16-го июня Марию Стюарт доставили в Голируд. Она шла пешком между Этолем и Мортоном, сопровождаемая девицами Семпиль и Сэйтон и конвоируемая тремя сотнями стрелков. Лорды собрались в Голируде на совещание, где и порешили принять самые крайние меры. В протоколе они изложили все, что произошло со времени «позорного и отвратительного убийства короля». Они ссылались как на бесстыдное и богопротивное супружество королевы с графом Босвелом, главным зачинщиком и подстрекателем убийства, так и на то, что дворянство вынуждено взяться за оружие, дабы отомстить за это преступление, защитить драгоценную жизнь наследного принца, предупредить падение самой Марии и предотвратить окончательную гибель всего государства.
После того, как они поставили королеву в известность относительно ее собственного положения, бедственного состояния государства и опасности, в которой находился дорогой принц, ее сын, и потребовали наказания убийц, они натолкнулись на такое непреоборимое сопротивление, из которого ясно стало видно, что королева поддерживала Босвела и его соучастников в их позорных злодеяниях и что, сохранив бразды правления, она в своей необузданной страстности приведет государство к полному смятению и окончательной гибели. По зрелому рассуждению и общему мнению и согласию лорды постановили: особу ее величества держать вдали от возможности каких-либо сношений с графом Босвелом, а также всеми теми, которые могли бы быть его единомышленниками, готовыми содействовать ему избегнуть заслуженного возмездия за преступление. А так как не могли найти более подходящее и удобное место для содержания ее величества, чем замок Лохлевин, то приказали лордам Патрику, Линдсею, Вильяму Тутвену и Вильяму Дугласу доставить туда ее величество, запереть и держать под строгим надзором, чтобы она не имела возможности не только сама выйти оттуда, но и поддерживать с кем-либо сношения или посылать письма, за исключением тех случаев, когда это понадобится приставленным к ней лордам или государственному совету в Эдинбурге.
Замок Лохлевин, «опоясываемая водой твердыня», находился на острове посреди одноименного озера. Это старое большое строение замыкали две круглые ба шни. Он принадлежал сводному брату графа Мюррея; Маргарита Эрскин, бывшая когда-то возлюбленной Якова Пятого, урожденная графиня Марр, гордая красавица в юности, надеялась, что ее первенец, теперешний лорд Мюррей, будет законным повелителем Шотландии.
