Для беседы епископ был приглашен в потайной кабинет Ридольфи.

Необходимо отправить в Испанию верного человека, — предложил епископ, — и я выбрал для этого вас!

— Я готов отправиться, — согласился итальянец.

От банкира епископ проследовал к испанскому посланнику дону Джеральдо Эспалю, чтобы получить для своего посланца необходимый паспорт и рекомендации. Он получил все требуемое, и теперь все дело было за письмом, которое Ридольфи должен был передать испанскому королю Филиппу Второму.

Баркер вернулся в Лондон и отыскал Сэррея в гостинице, где тот остановился.

— Милорд, — сказал он, — герцог Норфолк кланяется вам и благодарит вас. Мне, разумеется, не надо рекомендовать вам осторожность при выполнении всего этого предприятия?

— Разумеется, — ответил Сэррей. — Ну а что вы привезли?

— Два письма, которые вы должны доставить.

Сэррей взял письма, простился с секретарем и отправился к епископу Росскому.

Тот очень любезно принял графа, поблагодарил за содействие и обещал быстро и надежно передать письма по назначению.

Сэррей послал Брая с письмом к королеве Марии, а епископ поспешил отправить итальянца с важным документом из Лондона.

Глава третья

ВЫСШАЯ ПОЛИТИКА

Внезапный отказ Франции поддерживать Марию Стюарт, мог бы показаться странным, если бы не было веских причин, таившихся в закулисной дипломатической борьбе. Дело в том, что до этого Франция снова завязала переговоры с Бэрлеем относительно возможности замужества Елизаветы с одним из французских принцев графом Анжуйским, Пока эти переговоры велись на словах и неофициально, так как Бэрлей считал момент неподходящим для такого политического брака. Но канцлер также понимал, что в последнее время Англия сильно обеднела, чума и голод последних лет ослабили ее силы. Поэтому считал необходимым дать французскому посланнику надежду на скорое и благоприятное разрешение этого вопроса, потребовав взамен, чтобы Франция отказалась от активного заступничества за Марию Стюарт.

Бэрлей помнил клятву, данную в его присутствии Елизаветой, — клятву в том, что она никогда не выйдет замуж, и не думал, что она нарушит ее. Нарушение этой клятвы не входило в его планы. Как хитрый дипломат, он просто хотел использовать все благоприятное значение момента.

Он отправился к графу Лейстеру, высказал ему, в каком затруднительном положении находится сейчас страна, и потом рассказал о предложении французского посланника, графа д’ Обиспена, заключить вечный и нерушимый мир с Францией. Так как подобные миры заключались неоднократно, но обыкновенно вскоре нарушались, то залогом прочности данного мира должен был быть брак королевы Елизаветы с графом Анжуйским. По иронии судьбы Бэрлей предложил именно Лейстеру поговорить об этом браке с Елизаветой.

Как ни неприятно было подобное поручение Лейстеру, он должен был взяться за него. Он понимал, конечно, что в его устах подобное предложение должно показаться Елизавете особенно оскорбительным. Но надеялся, вызвав в ней вспышку гнева, перевести ее в приступ былой нежности. Тогда или все прошлое будет окончательно забыто, или Елизавета все-таки склонится к мысли о браке с ним, Лейстером. Он уже не в силах был оставаться в таком положении, в котором очутился после раскрытия его истории с Филли. Хотя внешне он вроде сохранил полную власть и влияние, но на самом деле Елизавета обращалась с ним теперь презрительно и высокомерно, и, когда они оставались наедине, он даже не осмеливался приблизиться к ней. Если же сватовство рассердит королеву, то ему легко будет указать, что это Бэрлей попросил его заговорить с ней о данном деле, а он, Лейстер, как лицо, стоящее к ней ближе всех, не счел себя вправе выдвигать личные чувства и забывать ради них выгоду государства.

С этими мыслями Лейстер отправился во дворец, чтобы присутствовать на утренней аудиенции, по окончании ее он последовал за королевой в ее апартаменты и остановился там в молчаливом ожидании на пороге.

Вскоре ему представилась возможность заговорить с Елизаветой, отвечая на брошенное ею замечание по поводу чумы. С этого замечания Лейстер перешел на внутреннее положение Англии и в конце концов коснулся вопроса о возможности вечного мира с Францией и высказал, каким образом этот мир мог бы быть осуществлен.

Услышав, что Лейстер предлагает ей замужество с французским принцем, Елизавета вскочила как ужаленная. Ее глаза метнули молнии, лицо запылало гневом, руки судорожно сжимались в кулаки, Это был опасный момент, и Лейстер хорошо сознавал это.

— Милорд, — сказала королева, — вот уже два раза вы рисковали на такие вещи, которые заставляли меня предполагать, что вы смотрите на свои отношения ко мне, как на легкомысленную интрижку с распутной девкой. Теперь вы, кажется, в третий раз решаетесь на это?

— Ваше величество, я думаю, меня трудно в этом заподозрить! Если я рискнул передать вам это предложение, которое исходит от милорда Бэрлея, то только потому, что он хотел сначала видеть, какое впечатление может произвести это на ваше величество, а уже потом сделать вам официальный доклад.

Елизавета несколько успокоилась, а в глазах, обращенных на графа Лейстера, теперь виднелась только глубокая скорбь.

— Вы обсуждали с Бэрлеем этот вопрос? — спросила она.

— Да, ваше величество.

— И что вы сказали по этому поводу?

— Я высказал, что вечный и нерушимый мир с Францией настолько неизмеримо важнее моих личных чувств, что о последних и речи быть не может…

— Ах, Дэдлей, и вы, вы…

Лейстер преклонил колено, схватил руку королевы и страстно поцеловал.

Но, словно ужаленная, Елизавета вырвала руку.

— Довольно! — холодно сказала. — Между нами не должно быть больше подобных глупостей! Ступайте! Я подумаю на досуге об этом деле.

Когда Лейстер рассказал Бэрлею о происшедшей сцене, тот, улыбнувшись, поблагодарил Лейстера и отправился к французскому послу с заявлением, что теперь может принять официальное представление об интересующем Францию предмете.

На следующий день лорд имел продолжительный разговор с Елизаветой. Он доказывал ей, что согласие в сущности ни к чему не обязывает, что переговоры можно будет затянуть года на два, а за это время Англия оправится и не будет уже нуждаться в помощи Франции. Иначе же их положение может стать затруднительным. Со стороны Испании надвигается гроза, и уже теперь надо готовить флот, способный дать ей отпор. Если под предлогом заступничества за Марию Стюарт в дело вмешается еще и Франция, то Англии придется слишком трудно. А пока переговоры о браке будут вестись, Франция будет вынуждена держаться строгого нейтралитета. В конце концов Елизавета согласилась с этими доводами, и было решено передать французскому посланнику, что его предложение встречено королевой очень милостиво.

Таким образом, благодаря тонкому политическому шагу Бэрлея Мария Стюарт потеряла надежду на поддержку с той стороны, с которой могла ожидать ее больше всего.

Глава четвертая

СОВЕЩАНИЕ В ЭСКУРИАЛЕ

Совещание о судьбе Марии Стюарт происходило как раз в Эскуриале в гигантской усыпальнице испанских королей, выстроенной Филиппом II, и это можно было бы счесть за дурное предзнаменование. Банкир Ридольфи, посланец заговорщиков, прибыл в Мадрид, и 5 июля 1571 года Филипп II дал ему тайную аудиенцию, На ней присутствовал лишь один министр, который просмотрел верительные грамоты и рекомендательные письма итальянца: от испанского посланника в Лондоне, дона Джеральде Эспаль, от герцога Альбы, который писал, что Ридольфи можно смело довериться, и, наконец, от римского папы Пия Пятого.